За последний год фотографы Андрей Сафонов и Нина Семенова узнали о коллеге то, о чем не догадывались потомки и краеведы, и запечатлели земляков в ретро-образах, подсмотренных у Григорьева. Фотопортреты и короткие рассказы опубликовали в соцсетях - получился сериал о незаурядном человеке, его ремесле и эпохе. Проект #125Григорьев мог бы стать увлекательной книгой. Пока ее нет, делимся эпизодами с читателями "Родины".
Осталось только имя
"Павел Алексеевич Григорьев родился в…" - стандартно начать биографию невозможно. Точно известно здесь только имя. В молодости наш герой проходил по документам то Григорьевичем, то Михайловичем, то Александровичем, иногда без фамилии. Окончательная версия ФИО появилась в бумагах лишь в 1917 году.
- Чем это объяснить? Поскольку муж матери Павла Алексеевича носил другую фамилию и имя, мы полагаем, что Григорьев был незаконнорожденным либо подкидышем, которому она дала отчество в честь кого-то из родных, - говорит Андрей Сафонов.
Павел появился на свет в Тверской губернии, жил в Москве, значился мещанином. В конце XIX века он начал работать в фирме Юлиуса Мёбиуса, где овладел мастерством и познакомился с будущей женой Александрой. Потомки полагали, что в девичестве она была Севрюгиной, считали ее дочкой самоварных дел мастера, овладевшего технологией серебрения меди. Однако в ходе исследования удалось установить, что отцом Александры был другой успешный предприниматель - ювелир Петр Чумаков. Его серебряные изделия ценятся у коллекционеров. Праправнук Григорьева, главный библиотекарь Ивановского госуниверситета Сергей Богатов хранит чайную пару с ложечкой и вензелем "ПЧ". Это остатки сервиза, сделанного Чумаковым к рождению внука.
- Александра Петровна не была красавицей, и не исключено, что брак заключался по расчету. Возможно, тесть и помог Григорьеву приобрести ателье у Мясницких ворот - недалеко от нынешней станции метро "Чистые пруды"… Но не будем порицать коллегу за прагматизм. Он прожил с женой всю жизнь, она родила ему шесть детей (двое умерли во младенчестве), - продолжает Сафонов. - Потомки, правда, допускали, что Павел Алексеевич завел роман на стороне и внезапно покинул Москву из-за публичного скандала на этой почве. Работа с архивами показала, что все было проще. В 1898-м у супругов появился второй ребенок, а через полтора месяца от туберкулеза умер Петр Чумаков. Без его поддержки было невозможно развивать ателье, где Григорьев удерживал низкие цены.
Бизнес пришлось продать Альфреду Апельту, который сделал заведение едва ли не самым роскошным в городе. А Григорьев открыл светопись в "русском Манчестере". Конкурентов было не много - в Москве на одной Мясницкой работало столько же. Однако выделиться на их фоне оказалось нелегко.
Царский след в карьере
По семейной легенде, Павел Алексеевич в качестве фотографа в 1896 году присутствовал на торжествах по случаю коронации Николая II. Но в известном списке аккредитованных его фамилии не стояло. Правда, в том же перечне не значился и Карл Булла, чьи снимки с коронации хранится в Историческом музее.
Автор ивановского паблика "Светопись" Юрий Андреяненков обнаружил более полный перечень фотографов, проверенных Департаментом полиции. В нем есть и Булла, и Григорьев. Не исключено, что именно последний сделал снимок, напечатанный в ателье Мёбиуса.
- На коронации Павел Алексеевич (записан Григорьевичем) был вместе со своим начальником Адольфом Рихтером. Логично предположить, что тот расположился ближе к царю, а помощника отправил на дальнюю точку, откуда и снят кадр, - поясняет Сафонов.
Другое предание, связанное с Григорьевым, подтверждения не нашло. В некоторых источниках говорится, что на рубеже веков он якобы выполнил ростовой портрет императора размером 180 на 100 сантиметров и получил "высочайшую награду Его Величества". Однако Павел Алексеевич в ту пору жил в Иваново-Вознесенске, и вызвать его во дворец едва ли кто додумался. Да и шанса назваться придворным фотографом он бы не упустил. На паспарту было принято отмечать все достижения светописцев - например, награды за участие в выставках. Те, кому похвастать было нечем, вместо медалей порой печатали кружочки с профилями отцов фотографии - Ньепса, Дагера, Тальбота…
Павел Алексеевич к подобным ухищрениям не прибегал. Но незадолго до революции на его паспарту возникла надпись "Светопись удостоена Высочайшей награды" фото 6 (иногда писалось: "высшей" фото 7).
А вензель с инициалами П и Г сменила не много не мало - корона Российской империи.
По дерзости или по праву? С государственными символами не шутят. Как выяснили ивановские исследователи, 2 января 1913 года государь по представлению министра внутренних дел за неслужебные отличия пожаловал ряду лиц, в том числе фотографу из Иваново-Вознесенска, медаль с надписью "За усердие" на Станиславской ленте.
Григорьева поощрили за то, что он более 10 лет делал снимки государственных преступников, в том числе агитаторов РСДРП. Среди них были те, чьими именами вскоре назовут улицы. В Иванове они увековечены до сих пор - Василий Куконков, Федор Самойлов, Вера Каравайкова… В областном госархиве хранятся жандармские карточки с портретами заговорщиков после ареста: анфас, в профиль, в рост, с отпечатками пальцев, детальным описанием внешности и другими данными.
- По заданию полиции Павел Алексеевич фотографировал и революционный митинг на реке Талке в Иваново-Вознесенске в мае 1905 года. Этим снимком открывалась экспозиция Музея революции (сейчас - музей современной истории России) в Москве. В его фонды передан и объектив, которым Григорьев сделал эпохальный кадр, - добавляет Андрей Сафонов.
Жандармское управление Владимирской губернии, ходатайствуя о награждении Григорьева, уточняло, что человек он "вероисповедания православного, в штрафах, под следствием или судом не был", а цена, которую ему платит полиция, "крайне невелика, три рубля за три снимка в четырех видах". Вдобавок фотограф пострадал за верность режиму!
"В 1905-1906 гг., несмотря на то, что ему под давлением преступных лиц был объявлен бойкот, он не переставал аккуратно выполнять заказы - снимки преступников. Кроме того, будучи глубоко убежденным правым, Григорьев всегда, когда мог быть полезным, оказывал содействие при разработке агентурных сведений: как человек хорошо знающий город, давал очень ценные сведения по выяснению лиц при наблюдении за группой соц.-революционеров", - указала жандармерия.
Перед революцией Павел Алексеевич получил еще две благодарности - за съемку мероприятий с участием членов императорской фамилии. Так, в 1916-м он фотографировал открытие дома инвалидов для увечных воинов, где присутствовала великая княгиня Елизавета Федоровна. Подарок - карманные часы, игравшие мелодию "Боже, царя храни!", с гравировкой, цепочкой (шатленом) и жетоном - ему вручили от имени императрицы. По свидетельству праправнука, у Григорьева таких шатлена было два.
В кадре - социалисты
Заметим в скобках, что с госзаказом мастер работал во многом вынужденно. Главным и самым успешным фотографом в Иваново-Вознесенске в конце XIX века считался Сергей Соколов. После 1900 года он переключился на издательское дело, а свою раскрученную студию сдал фотографу Михаилу Мищенко. Григорьеву пришлось искать свою нишу. Полицейские заказы давали гарантированный доход, пусть и минимальный.
Бойкот социалистов лишил его части клиентов. Приходилось, как и в Москве, работать по низшим ценам - демпинговать. фото 10
- Но в 1911 году ему крепко подфартило. У Мищенко, самого модного фотографа города, у которого снимались и капиталисты, и большевики, появилась красивая помощница Мария Микулевич из Вильно. На деле ее звали Нунэ Фердинандовна Агаджанова. Она была засланной в Иваново-Вознесенск подпольщицей по кличке Бабочка. Полиция это вскрыла, и вот уже арестованную Машу фотографирует наш герой… Мищенко, не выдержав позора, умер от сердечного приступа. И в ателье Григорьева стали ходить все - богатые и бедные, начальники и мятежники, - продолжает Сафонов.
А Нунэ после революции прославилась как автор сценария к фильму "Броненосец "Потемкин".
Еще один знаменитый клиент Григорьева - видный большевик Михаил Фрунзе. Долгое время считалось, что его портрет с сигаретой в руке сделал 15-летний стажер Николай Невский, будущая легенда ивановской фотографии. Источником этой версии был сам Невский, виртуозный рассказчик. Однако авторы проекта #125Григорьев установили, что он родился не в 1903, а в 1913 году, а значит, при жизни "товарища Арсения" был совсем крохой.
Казалось бы, советская власть должна была свести счеты с Григорьевым за тесные связи с царской охранкой. Но комиссары, чекисты, партийные руководители и коммерсанты новой волны охотно снимались у него в тех же позах, что когда-то фабриканты и офицеры.
- В период нэпа над выполнением заказов трудились все члены семьи - можно сказать, что студия оставалась семейным предприятием. Но в 1929-м ее национализировали, передав профкому спортивного общества "Динамо", то есть ОГПУ, будущего НКВД. Директором назначили старшего сына Леонида. А через год Павел Алексеевич отправился в санаторий в Сочи и пропал. Вероятно, 60-летний мастер умер от тифа и сразу был похоронен. Но его могилы не видел даже сын. Вскоре, как считается, скончалась супруга. Ее захоронение тоже неизвестно. Все выглядит довольно загадочно, особенно если учесть контекст. В Иваново-Вознесенске в тот год начались репрессии против фотографов, которых обвиняли в шпионаже и антисоветской агитации. Мы искренне надеемся, что Павел Алексеевич перехитрил систему и, будучи предупрежден, ускользнул куда-нибудь в Турцию, а потом и вызвал к себе жену… - рассуждает Сафонов.
Времена и нравы
Григорьев был типичным для своего времени фотографом. Поэтому по его работам можно увидеть, что и как люди считали важным запечатлеть для семейной истории. Заказчики выбирали нужный им вариант снимка из альбома с образцами. Это давняя традиция, так что мастера не стоит упрекать в отсутствии креативности, объясняет исследователь:
- Помню, как меня разочаровали в Третьяковке художники "добрюлловского" периода: Рокотов, Левицкий, Боровиковский. Мы знаем лучшие их картины, а в зале ты видишь, какие они одинаковые по композиции, вплоть до отведенной в сторону руки. У вельможи она лежит на трости, у мальчика отставлен палец. Это заказчики просили "сделать так же". Вот как Никас Сафронов сейчас работает…
В дореволюционной фотографии был особый жанр post mortem - посмертных портретов. Как вспоминает Нина Семенова, еще в 1990-е в Иванове несколько мастеров специализировалось на съемке похорон, а столетие назад люди часто хотели сняться с покойником, как с живым:
- Ребенка окружали любимыми игрушками, девушку могли одеть в свадебное платье, младенца родители брали на руки. Если веки были закрыты, зрачки рисовали прямо на них или процарапывали потом на негативе… Мокроколлоидная фотография или дагерротипы требовали больших выдержек, поэтому порой покойник получался гораздо резче окружающих - ведь он не шевелился! Впрочем, если вы увидите абсолютно неподвижного ребеночка на карточке XIX века, не спешите причислять ее к постмортем фотографии. Возможно, младенец просто спит. В то время считалось обычным и даже полезным делом напоить дитя лауданумом (настойка опия) или "гофманскими" каплями (смесь эфира со спиртом), чтобы оно не мешало фотографу делать свою работу.
У состоятельных клиентов в крупных городах империи были популярны фотографии с домашними питомцами. В Иваново-Вознесенске такие делал Михаил Мищенко, а в светописи Григорьева в качестве антуража использовали шкуру огромного волка и чучело собаки. По ним его карточки теперь легко узнать.
- Павел Алексеевич не был художником в современном понимании, не повлиял на развитие фотографии. Он просто хорошо делал свое дело - крепкий провинциальный ремесленник, каких были тысячи. Его славу составили люди, которых он снимал. Но и у выдающихся фотографов были документальные проекты, похожие на то, чем занимался Григорьев. Например, на одном фоне снимали разных людей, объединенных профессией. Павел Алексеевич делал то же, только вперемешку. Проходят годы, и уже не так важно, кто изображен на снимке. Ценной становится сама возможность узнать, как выглядели люди, рассмотреть крой пиджака или медаль. Он сохранил для истории красивые лица наших предков, - подчеркивает Сафонов.
Дело за учеными
В истории Григорьева еще немало белых пятен. Так, в ивановском областном архиве, по воспоминаниям его сотрудницы, была заведена папка на его старшего сына Леонида. Но в описях и каталоге ее нет, наткнуться на документы можно лишь случайно. Вдруг там что интересное? Андрей Сафонов надеется, что интерес к фотографу, поднятый проектом, подтолкнет к поиску историков и краеведов.
Так уже вышло с другим его проектом - "Социалистическое граффити города Иваново". В 2016 году он сфотографировал в Иванове все сохранившиеся уличные мозаики советского периода, записал адреса и спутниковые координаты.
- Было обидно: картины тех же художников хранятся в музеях, стоят больших денег, а монументальное искусство не ценится. Собственники зданий сбивают мозаики, замазывают краской… - отметил исследователь. - Об этом проекте даже во Франции написали, рассказали на телевидении в Москве. Мэрия пообещала денег на книгу (правда, так и не дала). Но изучение советской мозаики стало мейнстримом по всей России.
Советская мозаика на общественных остановках Крыма