Барон Унгерн принадлежал к воинственному роду рыцарей и аскетов, мистиков и пиратов, известному со времен Крестовых походов. Семейные легенды уводят еще дальше: к началу Великого переселения народов, к эпохе Аттилы и Нибелунгов, ставшей героическим мифом. Этот потомок крестоносцев родился в австрийском городе Граце 29 декабря 1885 года (в то время его родители путешествовали по Европе)1.
В Россию он попал лишь двумя годами позднее; семья его жила в Ревеле.
Гимназистом Роман из-за "многочисленных школьных проступков" пробыл недолго, и в 1896 году мать отдала его в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Но и здесь молодой человек продолжал ходить в "штрафниках" и едва не был отчислен по причине плохого поведения2. За год до выпуска, когда началась война с Японией, Унгерн поступил рядовым в пехотный полк, твердо решив уехать на фронт, в Маньчжурию. С японцами он сражался недолго, но все же успел получит чин ефрейтора и солдатскую светло-бронзовую медаль3, ставшую его первой наградой за боевые отличия. После окончания войны он возвратился домой и поступил в элитное Павловское пехотное училище. В 1908 году барон стал офицером Забайкальского казачьего войска и снова отправился на Дальний Восток. Там он превратился в выносливого и лихого наездника, отчаянного дуэлянта. По словам людей, знавших Унгерна лично, его отличали редкостная настойчивость, жестокость и инстинктивное чутье.
Имя барона быстро обросло легендами о его эксцентрических выходках. Так, однажды, заключив пари с товарищами по полку, Унгерн, не зная местности, верхом, без дорог, проводников, провианта, имея при себе лишь винтовку с патронами, проехал порядка шести сотен верст по тайге от Даурии до Благовещенска и переправился на коне вплавь через полноводную Зею. В оговоренный срок барон уложился и пари выиграл.
У рубежей Монголии и Китая, еще до начала Первой мировой войны, сотник Унгерн, с детства мечтавший о славе своих крестоносных предков, при этом увлекавшийся Востоком и заявлявший, что он - буддист в третьем поколении, пытался основать орден Военных буддистов для борьбы со "злом революции"4. В 1913-м он оказался в холмистых степях Западной Монголии, где действовали отряды легендарного разбойника и странствующего монаха, знатока тантрической магии Тибета Джа-ламы, сражавшиеся с войсками китайской республиканской армии за город Кобдо. Но начальство запретило офицеру служить под освященным ритуальной человеческой кровью знаменем, и Унгерн, так и не стяжав желанной воинской славы, возвратился домой.
Август 1914-го оставшийся не у дел барон встретил с восторгом и воодушевлением. На фронте Унгерн получил пять орденов, в том числе офицерский Георгиевский крест за участие в трагическом для русской армии Восточнопрусском походе, а в сентябре 1916-го за дерзкие вылазки во вражеские тылы был повышен в чине до есаула. При этом отважный воин так и остался командиром казачьей сотни: его начальники, генерал Крымов и полковник Врангель (тот самый), продвигать по службе отчаянного барона боялись. В 1917-м за избиение комендантского адъютанта, не предоставившего Унгерну квартиру, он был отчислен из действующей армии "в резерв чинов". Роман Федорович примкнул к мятежу Корнилова, а после его подавления вместе с другими казачьими офицерами отправился на Восток, к Байкалу, затем - в Маньчжурию, превратившись в одно из главных действующих лиц эпопеи своего фронтового друга Григория Семенова, ставшего правителем восточных окраин России.
По всей вероятности, атаман, почти наполовину бурят, потомок (по бабушке) Чингисхана, прекрасно знавший буддизм и владевший восточными языками, тоже был членом ордена Военных буддистов, основанного бароном. Это может объяснить высочайший статус, полученный отставником Унгерном в созданной Семеновым системе власти. Отношения между фронтовыми приятелями в Забайкалье были похожи на отношения между далай- и панчен-ламами в Тибете. Первый был официальным главой светской власти, второй - хранителем священной доктрины. Унгерн, конечно, не был авторитетом для ламаистской церкви, хранимая им доктрина была не столько религиозной, сколько политической с приставкою "гео". Сущность ее - "крестовый поход" против Запада, источника революций, силами "желтых", азиатских, народов, не утративших, подобно народам белым, своих вековых устоев, для реставрации свергнутых монархий и утверждения на всем Евразийском континенте "желтой" культуры и "желтой" веры, буддизма ламаистского толка, призванного, по мнению барона, духовно обновить Старый Свет.
С этой целью Унгерн хотел создать державу, которая объединила бы кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани. Ее ядром должна была стать Монголия, опорой и "центром тяжести" - Китай, править должна была Цинская династия, сметенная так называемой Синьхайской революцией 1911-1913 годов.
Эти прожекты, ныне кажущиеся несбыточными, в первой половине XX века абсолютно фантастическими не были: обстановка, сложившаяся во Внутренней Азии после крушения Китайской и Российской империй, благоволила самым невероятным геополитическим комбинациям. Панмонголистские планы, подобные планам Унгерна, вынашивали и пытались воплотить и Джа-лама, и атаман Семенов, на реставрацию Циней делали ставку диктатор Северо-Восточного Китая генерал Чжан Цзолин и самая могучая военно-политическая сила Востока - Япония. В 1932-м усилиями Токио возникло монархическое государство с более чем тридцатью миллионами подданных - Маньчжоу-го. Во главе его был поставлен последний император из династии Цин Пу И, изображенный в знаменитом фильме Бернардо Бертолуччи.
Реставрационные планы в Китае могла поддержать и целая группа влиятельных генералов-монархистов: Чжан Кунь, Ли Чжанкуй, Шэн Юнь и в особенности Чжан Сюнь. Последний еще летом 1917-го поднял вооруженный мятеж под знаменем возвращения трона бывшему императору. Войска Чжан Сюня удерживали контроль над Пекином целых двенадцать дней5!
В отношении потенциальных носителей "духовного обновления" Унгерн заблуждался сильнее: монголы и другие народы "желтого корня" стать спасителями человечества ни в малейшей степени не желали. Призывы к воссозданию империи Чингисхана и всеевразийскому триумфу буддизма встретили с их стороны минимальную практическую поддержку. Доктрина барона была измышлена человеком белой расы и придумана для ее представителей. Важнейшая цель Унгерна - очищение и оздоровление именно "нордических" наций.
Примечательно, что в созданных бароном из "азиатцев" военных формированиях использовалась система "двойного командования", как в колониальных подразделениях европейских армий типа сипаев и сенегальских стрелков: "туземных" солдат и офицеров курировали офицеры не только западной школы, но и происхождения, в данном случае русские.
Таким образом, на практике Унгерн и сам не слишком доверял тем, кому отводил роль, аналогичную роли пролетариата в концепции Маркса - Ленина. Вспомним, что и большевики тоже контролировали действия отрядов, набранных из рядов "класса-гегемона", "спасителя"; для этих целей, как известно, служил институт политических комиссаров... Однако вернемся к жизнеописанию "белого рыцаря "желтой" идеи".
В Маньчжурии Унгерн был назначен комендантом Хайлара - крупной железнодорожной станции на КВЖД, чуть позже барон стал военным советником монгольского князя Фушенги, служившего атаману Семенову. Его отряд насчитывал около 800 всадников из племени харачинов, по мнению писателя и историка Леонида Юзефовича, "самого дикого и воинственного из племен Внутренней Монголии"6. Постепенно Унгерн превратился в фактического командира этой боевой единицы.
В сентябре 1918-го, после того как белые взяли столицу Забайкалья Читу, Унгерн на два года осел в Даурии. Здесь и сформировал он свою знаменитую Конную Азиатскую дивизию из казаков, бурят, монголов и целого десятка других народов Востока - от башкир до корейцев. Она создавалась как ядро континентальной контрреволюционной армии, орудие осуществления паназиатских идей.
Опираясь на ее сабли, "дикий барон", произведенный Семеновым в генерал-майоры, установил в Даурии суровый режим личной власти с системой жестоких наказаний и казней для всех независимо от рода и звания. Эта территория, отгороженная от остального мира барьером суеверного, почти мистического страха перед ее хозяином, стала как бы первой провинцией будущей державы Востока. Под эгидой Семенова и Унгерна в Даурии проходили панмонголистские конференции, было создано правительство "Великой Монголии", которое возглавил Нейсегэгэн, "живой бог" одного из ламаистских монастырей7. Впрочем, никакой реальной власти это сколоченное "военными буддистами" "правительство" не имело. В августе 1919 года, при очередном наезде в Харбин, даурский барон женился на маньчжурской принцессе "династической крови", родственнице свергнутых императоров. Это усилило авторитет Унгерна в глазах азиатцев: монгольская аристократия поднесла ему титул "вана" - князя 2-й ступени. С осени того же года барон и атаман начали готовить поход на Ургу, столицу Внешней, или Халха-Монголии, правительство которой от участия в панмонгольском движении уклонилось и призвало в страну китайскую оккупационную армию.
В августе 1920-го Унгерн перебазировал свою дивизию из Даурии на запад - в городок Акша, откуда открывался более короткий и прямой путь на Ургу. Однако успехи большевиков заставили барона начать боевые действия против войск Дальневосточной республики, при этом соотношение сил было не в его пользу. В начале октября, теснимый численно превосходившим противником, Унгерн с несколькими сотнями всадников растворился в северомонгольских степях. За этим кондотьером Гражданской войны шли преступники, которым ни при каком режиме нельзя было надеяться на пощаду, слабовольные, страшившиеся побега, и подобные ему самому конкистадоры Евразии, авантюристы-мечтатели, ласкаемые имперскими ветрами.
Отряд Унгерна объявился близ Урги к изумлению засевших в столице Халхи "гаминов" - солдат и офицеров китайской республиканской армии. Последовало два отчаянных штурма, но силы были слишком неравными: скудно экипированной дивизии унгерновцев, насчитывавшей менее тысячи всадников при четырех орудиях и десятке пулеметов, противостоял 12-тысячный, хорошо вооруженный и снаряженный экспедиционный корпус с мобильной артиллерией и огромными запасами всего, что необходимо для крупной военной кампании: от патронов до продовольствия. Кроме того, под ружье было поставлено до трех тысяч ополченцев из числа китайских колонистов, живших в Урге. Понеся существенные потери, Унгерн отошел в восточную часть Монголии, туда, где уже весной 1920 года развернулась партизанская борьба с китайцами и где располагалось историческое ядро империи Чингисхана...
Под его знамена стекались русские, буряты, монголы - князья со своими воинами и простые скотоводы-араты, буддистские священники и монахи.
Даже владыка Тибета - далай-лама XIII, объявивший барона борцом за веру (китайцы запретили ламаистские богослужения и арестовали "живого Будду" - ургинского первосвященника и правителя Монголии Богдо-Гэгэна), прислал ему группу своих гвардейцев. Монголы, окружившие Унгерна почетом и поклонением, называли его Цаган-Бурханом, "Богом войны", и считали воплощением Махакалы - идама, ламаистского божества о шести руках, жестоко карающего врагов "желтой веры".
Пополнив свои полки, демониче- ский барон вернулся к Урге и начал ее осаду, несмотря на почти десятикратное превосходство китайцев в живой силе и неисчислимый перевес в оснащенности тяжелым оружием. Казалось бы, при таких условиях об успехе нельзя и думать, однако хорошее знание противника спасло барона и его войско. Воспользовавшись ошибками неприятеля, Унгерн провел образцовую кампанию психологической войны поазиатски и за какие-нибудь два месяца сумел его деморализовать. Главной ошибкой было заключение под стражу Богдо-Гэгэна. Китайские солдаты восприняли его как кощунство и ждали за это кары сверхъестественных сил. Каждую ночь они смотрели на гигантские костры, разжигавшиеся казаками Унгерна на вершине священной горы Богдо-ула, находившейся к югу от монгольской столицы, полагая, что там приносятся жертвы могущественным духам, которые накажут обидчиков "ургинского Будды". Ламы и лазутчики из лагеря барона распространяли по городу выгодные для него слухи. Сильным потрясением для "гаминов" стал визит в Ургу самого Унгерна.
В один из солнечных зимних дней он появился посреди осажденной, ощетинившейся штыками, пулеметами и орудийными дулами столицы у дома китайского губернатора Чен И. Приказав одному из слуг держать за повод коня, барон обошел двор, тщательно его осмотрев, подтянул подпруги и выехал за ворота. Заметив спавшего на посту у тюрьмы китайского часового, он угостил его ударами своего ташура (камышовой трости), растолковал разбуженному солдату, что спать на карауле нельзя, и неспешно выехал из города в сторону Богдо-улы8. Никакой погони "гамины" организовать не успели. Визит барона посчитали знамением, чудом, так же как и похищение - опять среди бела дня, на виду у всего города, унгерновскими агентами, бурятами и тибетцами, слепого Богдо-Гэгэна прямо из-под носа целого батальона китайской стражи.
После этого один из генералов противника, Го Сунлин, бежал из осажденной Урги, уведя с собой наиболее боеспособную часть гарнизона - трехтысячный отборный кавалерийский корпус.
На рассвете 2 февраля 1921 года Унгерн пошел на штурм. Китайцы сопротивлялись яростно - так, как могут сопротивляться лишь обреченные, но нападавшие имели успех повсюду.
На следующий день "гамины" обратились в повальное бегство. "Безумному барону" достались фантастические трофеи, в том числе огромное количество золота и серебра из кладовых двух располагавшихся в Урге банков; от Богдо-Гэгэна он получил титулы цин-вана, князя 1-го ранга, и наивысший, ханский, со званием "Возродивший государство великий батор, командующий", а также право носить монгольский халат-курму священного желтого цвета. После освобождения столицы состоялась коронация Богдо-Гэгэна - яркое, исполненное восточного колорита действо, ставшее триумфом Унгерна и Конной Азиатской дивизии.
"Бог войны" фактически стал военным диктатором большей части Халха-Монголии. Однако война была еще не окончена. На стороне китайцев был численный перевес и четкое понимание того, что лишь победа спасет их от гибели в голодных зимних пустынях. Тем не менее в ожесточенном сражении под Чойри-Сумэ и нескольких боях меньшего масштаба войска барона разгромили "гаминов" наголову. Бежать удалось немногим, оккупационная китайская армия перестала существовать. Унгерн опять получил большую военную добычу - винтовки, патроны, артиллерию, несколько тысяч пленных и прочее. После этого в Пекине начали всерьез опасаться, что барон двинется на штурм китайской столицы: до нее от рубежей Халхи, где остановился Унгерн со своими опьяненными победами всадниками, оставалось около 600 верст - несколько дневных переходов.
Однако вместо этого в начале апреля барон вернулся в Ургу и приступил к подготовке своего последнего похода - в Советскую Россию, к Байкалу. Войска Унгерна, составлявшие, по разным оценкам, от четырех-пяти до десяти тысяч семисот пятидесяти сабель и штыков9, включая подчиненные ему отряды полковника Казагранди, есаула Кайгородова, атамана Казанцева и другие белопартизанские группы, выступили в конце мая. С этими ничтожными силами барон бросил вызов огромному государству, режиму, одержавшему победу в Гражданской войне: тотальное превосходство красных его, искавшего подвига и смерти, смущало меньше всего. Унгерн рассчитывал поднять антибольшевистские восстания на Алтае, в верховьях Енисея, в Иркутской губернии, в Забайкалье, надеялся на помощь Семенова и японцев.
Однако народ безмолвствовал, атаман и Токио никакой поддержки наступавшим не оказали. Красная армия вместе с революционными монгольскими частями заняла Ургу и другие важные пункты на территории Халхи, нанесла тяжелый удар по вторгшимся в Прибайкалье отрядам белых. Убедившись в бесперспективности своих планов, барон вернулся в Монголию.
Но и здесь "Цаган-Бурхана" поджидало разочарование: он осознал, что скудные ресурсы страны не позволят ему сколько-нибудь долго сражаться с большевиками. Унгерн решился уйти в Тибет и вместе со своим войском поступить на службу к Далай-ламе10. Для него Тибет был хранилищем священного знания, где-то там располагалась легендарная Шамбала, "подземное королевство" Агарти - страна древних магов, из глубины своих пещер правящих миром. Унгерн ощущал себя орудием их вселенской воли...
Однако замысел барона не воплотился в реальность. Узнав о его намерениях, группа офицеров Азиатской дивизии составила заговор. Ближайший помощник Унгерна, генерал Резухин, был убит, ему самому удалось спастись, но власть над своими полками барон утратил. Возглавившие их заговорщики двинулись на восток, в Маньчжурию,
Унгерн же отправился в Монгольский дивизион, единственное подразделение, на преданность которого еще можно было рассчитывать. Однако монголы, согласно одной из версий, его обезоружили и связали, отдали своему "Цаган-Бурхану" поклоны и оставили его в юрте, а сами умчались в степь.
22 августа связанного барона обнаружил красный разъезд. Конные разведчики доставили Унгерна в штаб Экспедиционного корпуса. Затем его переправили в Верхнеудинск, оттуда - в Иркутск, из Иркутска - в столицу Сибири Новониколаевск. Здесь при огромном стечении публики 15 сентября состоялся суд. Подсудимый был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорен к смертной казни. Вечером того же дня стрелковый взвод исполнил судебное поручение...
Личность барона Унгерна сложна и неоднозначна, она (и это не красное словцо) буквально соткана из противоречий. Этот человек родился в культурном центре Европы, но действовал главным образом во Внутренней Азии; противник эмансипации во всех ее видах - целую страну освободил от чужеземного ига; воспитанник европейской военной школы - возрождал стратегию и тактику Чингисхана; питомец цивилизации Запада - мечтал о том, чтобы наводнить его потоками желтых орд.
Чистопородный тевтон, он был наделен чертами типического русского самодержца, восточного сатрапа и ясновидца; "последний рыцарь", выходец из Средневековья, отмечен неизгладимым клеймом "железного", XX века; реакционер-монархист, непримиримый борец с Революцией, сам являлся носителем революционной идеи, только с обратным знаком, и поднял безнадежное восстание против современного мира.
Фон Унгерн-Штернберг стал героем или антигероем сотен, если не тысяч, произведений: от стихотворных баллад и романов до кинофильмов и театральных пьес, от философских эссе и академических исследований до легкомысленных газетных заметок и сомнительных мемуаров*; самые различные литераторы - от Оссендовского, Несмелова и Хейдока до Маркова, Вудса, Юзефовича и Пелевина - обращались к образу "даурского крестоносца". Но все, что о нем написано, является, подобно верхушке айсберга, лишь частью Унгернианы. То, что пером не схвачено, составляет не менее значительный ее пласт, пополняемый новыми и новыми мифами.
О бароне помнят и в Европе, и в Азии. Он все еще скрывается в ее бескрайних просторах, ожидая исполнения завещанных сроков. Летом - в раскаленных ветрах, зимой - в колючих буранах проносится над пустыней Гоби фигура исполинского, закованного в броню всадника с вороном на плече...
* В последнее время появились даже компьютерные игры, одним из главных героев которых является барон Унгерн.
- 1. Юзефович Л. Самодержец пустыни. М. 1993. С. 18.
- 2. См. "Поведение продолжает ухудшаться"//Источник. 2001. № 4. С. 66, 69-70.
- 3. Белов Е. А. Барон Унгерн фон Штернберг: Биография. Идеология. Военные походы. 1920-1921 гг. М. 2003. С. 18.
- 4. Оссендовский Ф. И люди, и звери, и боги. М. 1994. С. 259-260.
- 5. Белов Е. А. Указ. соч. С. 117.
- 6. Юзефович Л. Указ. соч. С. 44.
- 7. Серебренников И. И. Гражданская война в России. Великий отход. М. 2003. С. 93.
- 8. См. Першин Д. П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. Самара. 1999. С. 99-100.
- 9. Последняя оценка содержится в работе А. Н. Кислова. См.: Кислов А. Ликвидация Унгерна//Демиденко М. И. Барон Унгерн - белый рыцарь Тибета. М. 2004. С. 293.
- 10. Юзефович Л. Указ. соч. С. 193.