К элите или тому, что обычно называют правящим или господствующим классом, в имперской России обычно относят дворян, чиновников, духовенство, купцов, почётных граждан. Последние две социальные группы, по крайней мере до 1899 года1, включали в себя практически всю крупную и среднюю буржуазию (с 1863-го ежегодный гильдейский сбор составлял для купцов 1-й гильдии - 500, 2-й гильдии - 150 рублей; 3-я гильдия была ликвидирована), а также и значительную часть интеллектуальной элиты. Как показывают имеющиеся данные, доля любой привилегированной группы в населении страны в 1719-1913 годах уменьшалась, сократилась и суммарная их доля с 4,6 до 2,5 процента, в том числе в пореформенное время - с 3,2 до 2,5 процента (см. табл. 1).
Для сравнения укажем, что в 1840-е годы в Пруссии (из 16,6 млн населения) дворян было 0,75, духовенства - 0,15 процента; в Австро-Венгрии (из 37 млн) дворян - 2,0 и духовенства - 0,4 процента; во Франции (из 38 млн) дворян и чиновников - 3,5, духовенства - 0,15, купцов и фабрикантов - 0,7 процента; в Великобритании (из 27,8 млн) дворянства - 0,9, гражданских, военных и морских чинов - 3,6, духовных, правоведов и врачей - 1,8, учёных - 1,8 процента2. Таким образом, в середине XIX века относительная численность элиты, возможно, была ниже только в Пруссии, да и то потому, что для последней не учтены лица с высшим образованием, крупная буржуазия и чиновники. Только доля последних в 1861 году составляла около 1,5 процента3, и они лишь в незначительной степени были дворянами. В середине XIX века по ВВП на душу населения Россия была примерно равна Австро-Венгрии, в 2 раза уступала Германии и Франции и в 3 раза Великобритании4. Как видим, с точки зрения ресурсной базы у элиты, в тот период пять стран мало отличались друг от друга. До начала ХХ столетия численность элиты в Западной Европе росла быстрее, чем в России, а ВВП - медленнее, следовательно, ресурсная база российской элиты сравнительно с другими европейскими странами к 1914 году увеличилась.
Если идентифицировать российскую элиту на основании образования, то и в этом случае не приходится говорить о её перепроизводстве. Интерполяция по средним темпам увеличения доли лиц с высшим образованием за 1897-1939 годы даёт на 1917-й 0,51 процента таких лиц5 (см. табл. 2).
Как видим, доля лиц с высшим образованием в пореформенное время возросла лишь на 0,39 процента. Если же к элите отнести лиц и с полным средним образованием, то в 1861-1917 годах их доля возросла с 0,9 до 4 процентов. Однако ВВП во второй половине ХIХ века увеличился в 3,3 раза, в стране проходила индустриализация и культурная революция, вследствие чего спрос на умственный труд со стороны сельского хозяйства, промышленности, транспорта, сферы услуг, а также учреждений церкви, государства, образования, культуры и суда также существенно вырос. О неудовлетворённом спросе на квалифицированную работу свидетельствует более быстрый рост заработной платы у работников умственного труда сравнительно с рабочими. Например, с 1870-х по 1911-1913 годы номинальный средний годовой заработок российских фабрично-заводских рабочих увеличился примерно на 33 процента, а учителей земских школ - на 188 процентов6. Следовательно, в 1870-е жалование у учителей было в 1,4 раза ниже, чем у промышленных рабочих, а в 1913-м - в 1,5 раза выше.
Население России за 1863-1913 годы возросло в 2,3 раза, а число работников квалифицированного умственного труда в сфере образования, медицины, культуры и науки - более чем в 8-10 раз (см. табл. 3).
По данным всеобщей переписи населения 1897 года, в империи без Польши насчитывалось около полумиллиона лиц, занятых квалифицированным умственным трудом, - чиновники, врачи, учителя, юристы, свободные профессии, инженеры7. Их число в 1897-1914 годах стремительно росло: число врачей - в 1,4 раза, чиновников - в 1,7, учителей - в 2,4.
Быстрый рост экономики обеспечивал работой выпускников вузов, число которых за 1860-1913 годы по ориентировочной оценке возросло в 15 раз. Итак, спрос на умственный труд несколько обгонял предложение.
Наибольшие трудности с трудоустройством в XIX веке встречало духовенство, так как число штатных должностей регулировалось государством и было ограничено. Например, в 1830-м насчитывалось 430 безместных претендентов, закончивших духовные семинарии8: в то же время в целом по империи имелось 5466 вакантных мест для православных священников и диаконов. То же наблюдалось и в пореформенное время: иногда фактическая численность духовенства превышала штатное положение, но в сумме, как правило, вакансий было несколько больше, чем претендентов. Например, на начало 1911 года - последнего года, на который имеются всероссийские сведения, в империи по ведомству православного вероисповедания насчитывалось 2754 вакансии на должности священно- и церковнослужителей, что составляло 2,5 процента от общего числа мест. Существенный дефицит в кадрах наблюдался в Воронежской, Орловской, Черниговской епархиях и в Сибири, по 1-3 вакансии имелось в Астраханской, Варшавской, Холмской; не было свободных мест во Владимирской, Волынской, Калужской, Московской, Полоцкой.
В бедных или отдалённых приходах должность оставалась незамещённой в течение 2-5 лет и более9 (см. табл. 4).
Нет оснований для заключений об избытке квалифицированных кадров в сфере образования. Скорее можно говорить о некотором дефиците кадров в университетах, вследствие чего было широко распространено совместительство и приходилось брать на работу в качестве нештатных преподавателей тех, кто не отвечал образовательному цензу (см. табл. 5).
К 1 января 1914 года в 10 российских университетах из 509 кафедр в 123 имелись вакансии профессоров и приват-доцентов, 20 кафедр вообще не были укомплектованы преподавателями. Когда в 1911-м 130 профессоров и доцентов Московского университета подали в отставку в знак протеста против изгнаний студентов за участие в волнениях по поводу смерти Льва Толстого, у администрации университета возникли серьёзные кадровые проблемы, и она собирала преподавателей по всей России10. Не приходится говорить об избытке квалифицированных кадров и в средних учебных заведениях (см. табл. 6).
К 1 января 1914 года в мужских гимназиях и прогимназиях России 45,7 процента должностей являлись вакантными в течение года, из них 2098 по необходимости замещались внештатными, а на 107 мест вообще не было возможности найти подходящих преподавателей. Вакансии имелись во всех учебных округах, в том числе в С.-Петербургском (281 из 454 по штату) и Московском (436 из 837 по штату), но больше всего - в Кавказском учебном округе11. То же наблюдалось в реальных училищах. В сфере образования недостаток квалифицированных кадров ощущался в течение всего пореформенного периода.
Таким образом, избытка элиты в позднеимперской России не было. Ресурсная база более или менее соответствовала численности элиты, её благосостояние повышалось. Иначе и быть не могло, учитывая всеобщее повышение уровня жизни в стране. Понижение благосостояния элиты при его повышении у населения в целом суть социально-экономический нонсенс не только в стране с рыночной, но даже с традиционной аграрной экономикой.
Оценивая численность элиты, необходимо учитывать её социальную мобильность. Привилегированные сословия были открыты не только на входе, но и на выходе. Благодаря этому новая элита не сосуществовала со старой, увеличивая общую численность элиты и усиливая давление на ограниченные ресурсы социума и государства. Новая элита буквально вытесняла старую, которая деклассировалась, в результате её численность постоянно приспосабливалась к потребностям социума и к ресурсной базе. В 1678 году доля дворянства в населении России составляла 1,7, в 1719 - 2, в 1858 - 1,5 и в 1897 - 1,5 процента; доля духовенства - соответственно 0,9, 1,9, 1, 0,5 процента12.
Статус потомственного дворянства номинально имело довольно значительное число деклассированных элементов, которые нигде не служили, не получили никакого образования, не имели собственности, сами занимались земледелием и по своему действительному положению являлись крестьянами. Все они фактически потеряли дворянское достоинство и дворянские претензии и вышли из состава элиты. По подсчёту МВД, таких потомственных дворян мужского пола, которые "лично сами занимались хлебопашеством", насчитывалось в 1846-1847 годах 109,4 тысячи из 253,1 тысяч13.
В пореформенное время процесс обновления дворянского сословия продолжался. В правах потомственного дворянства с 1875 по 1896 год было утверждено 39 535 лиц, в том числе 32 процента - по чину и 68 процент - по ордену14. Однако и процесс деклассирования усилился. Это хорошо видно по данным об изменении доли неграмотных. Согласно первой всеобщей переписи населения, в 1897 году в империи таковых в возрасте 10 лет и старше было 12 процентов мужского и 18,2 процента женского пола (см. табл. 7).
Неграмотность - это надёжный показатель деклассирования, потому что со времени Петра Великого от дворянства в обязательном порядке требовалось знание грамоты. Можно сказать, что в 1897-м 15,3 процента дворян обоего пола фактически утратили свой дворянский статус (среди женщин неграмотных было больше, значит, деклассирование проходило интенсивнее). Посмотрим на годы рождения. У рождённых до 1858-1867 годов, доля неграмотных со временем постепенно уменьшалась; у родившихся после Великих реформ, наоборот, повышалась. Отсюда следует, что под влиянием реформ деклассирование дворянства ускорилось. Даже у чиновничьих детей, имевших безусловно грамотных отцов, процент неграмотных в пореформенное время увеличился.
В Москве в 1882 году лишь около 5 процентов взрослых потомственных дворян опустились на дно общества, став бомжами, проститутками, прислугой15. Деклассированные дворяне оседали преимущественно в деревне (см. табл. 8).
Наличие неграмотных среди духовенства также является показателем деклассирования, потому что всё духовенство, находившееся на службе, было грамотным. И если дети образованного родителя были неграмотными, то они не могли занять даже церковно-служительскую должность: даже от пономаря требовалось знание грамоты. В отличие от дворянства процесс деклассирования у духовенства замедлился в пореформенное сравнительно с дореформенным временем (см. табл. 9).
Процесс социальной деградации в наибольшей степени затронул именно старую элиту. В пореформенное время только у дворянства наблюдалось снижение грамотности, у всех остальных сословий её уровень, как показывает изменение доли грамотных среди различных возрастных групп, повышался (см. табл. 10).
Деклассированное дворянство и духовенство уходили из элиты и пополняли ряды не революционеров и оппозиционеров, а преступников и люмпенов в городе, крестьян и рабочих - в сельской местности. Они вовсе не укрепляли социальную базу революции.
Численность элиты менялась не только под влиянием целенаправленной политики государства, её число также и саморегулировалось благодаря механизму социальной мобильности.
Итак, проверка гипотезы о перепроизводстве элиты и недостатке ресурсной базы для её воспроизводства в позднеимперской России не подтверждается эмпирически. Следовательно, сама по себе численность элиты не может рассматриваться как важная причина российских революций.
Ранее по теме
- 1. С 1899 г. гильдейский сбор из основного вида промыслового налога был превращён в сбор за принадлежность к купеческому сословию и понижен до 50 руб. для купцов 1-й гильдии и до 20 руб. - 2-й гильдии. У плательщиков промыслового налога не было большого стимула покупать дополнительно купеческий патент.
- 2. Брут А. Учебная статистика или этнографико-статистическое обозрение пяти первоклассных держав Европы (до 1848 года) с краткою теорией статистики. Кн. III. СПб. 1850-1853. С. 7; Кн. IV. С. 8; Кн. V. С.14; Кн. VI. С. 12.
- 3. Военно-статистический сборник на 1868 год. Вып. 1. Великобритания, Франция, Австрия, Пруссия и прочие государств Германии. СПб., 1867. С. 224.
- 4. Maddison A. The World Economy: A Millennial Perspective. Paris. 2001. P. 261, 264.
- 5. Поскольку в 1917-1939 гг. число лиц со средним и высшим образованием росло более быстрыми и постепенно ускоряющимися темпами, чем в 1861-1917 гг., то данные на 1917 г. несколько завышают истинную долю элиты по образованию.
- 6. Зубков И. В. Учительская интеллигенция России в конце ХIХ - начала ХХ в. Автореф. … канд. ист. наук. М. 2008. С. 9; Кирьянов Ю. И. Жизненный уровень рабочих России (конец ХIХ-начало ХХ в.). М. 1979. С. 103-104, 108-109.
- 7. Рубакин Н. А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы: опыт статистической характеристики сословно-классового состава населения Русского государства. СПб. 1912. С. 61, 89-91.
- 8. Freeze G. L. The Parish Clergy in Nineteenth-Century Russia: Crisis, Reform, Counter-Reform. Princeton, NY. 1983. P. 110, 152.
- 9. Всеподданнейший отчёт обер-прокурора Святейшего Синода по ведомству православного исповедания за 1910. СПб. 1912. Tабл. С. 24-27.
- 10. История Московского университета.
- Т. 1. М. 1955. С. 376-377, 540-541.
- 11. Отчёт МНП за 1913. Табл. С. 49.
- 12. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Т. 1. С. 130.
- 13. Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М. 1978. С. 43.
- 14. Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России, 1861-1904 гг.: состав, численность, корпоративная организация. М. 1979. С. 25, 28.
- 15. Беккер С. Миф о русском дворянстве: дворянство и привилегии последнего периода императорской России. М. 2004. С. 190.