Рискованная тема
Жизнь и творчество великой русской актрисы Марии Николаевны Ермоловой (1853-1928) за прошедшее столетие не раз становились предметом пристального изучения. И все же некоторые важные этапы ее биографии по-прежнему неясны; к таким "белым пятнам" относится мировоззрение заслуженной артистки императорских театров в годы революции. В издававшихся в советское время сборниках писем и биографиях Ермоловой рискованная тема по возможности обходилась стороной, либо же рассматривалась в сильно искаженном виде. Между тем подлинное отношение Ермоловой к революции хорошо видно по ее переписке и другим документам, сохранившимся в отечественных архивах.
Ермолова уже при жизни стала легендой русского театра. Еще в 1894 г. она удостоилась персональной биографической статьи в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, ее монументальный портрет в 1905 г. написал знаменитый Валентин Серов, а на одном из спектаклей публика вызывала Ермолову на бис более 20 раз.
Надежды и разочарования
Вскоре после Февральской революции Ермолова писала своей подруге С.П. Срединой, вдове врача и общественного деятеля Л.В. Средина: "События до того заслонили все и всех, что просто голова ничего не соображает! Милая моя, до какого времени мы дожили!" Сообщив, что она "вся изволновалась и вследствие этого вся развалилась", Ермолова жаловалась на возраст: "Трудно и тяжело в эти годы переживать все это, сил уже нет!" Актриса находила душевный покой лишь в любимой профессии: "опять начинаю играть с большим трудом, без дела еще хуже! Газеты, рассказы, разговоры, телефоны могут с ума свести". Интересуясь у своей корреспондентки, как она и ее окружение переживают текущие события ("Молодежь, наверное, в восторге?"), Ермолова писала о своем беспокойстве за дочь М.Н. Зеленину, находившуюся в столице:
"Маргарита всю революцию наблюдала в Петрограде, выехать нельзя было. А это там было, ужас! У нас еще слава Богу!"1. В отличие от многих коллег по артистическому цеху, Ермолова не поддалась обаянию "Февраля". Дальнейшие события лишь укрепляли пессимистическое настроение актрисы.
Летом 1917 г. Ермолова писала своей дочери М.Н. Зелениной. "Ах, Маргарита, в какое время мы с тобой попали! Что там было!!! Кажется, слава Богу, теперь полегче", восклицала артистка 6 июля2. Через несколько дней до Ермоловой, отдыхавшей на своей даче во Владыкине, дошли известия о провале июньского наступления русской армии и событиях июльского кризиса в Петрограде, и 12 июля она писала дочери: "Милая моя Маргарита, пошло резкое ухудшение на всех фронтах. Не говорю уже о войне, это позор, о котором страшно и думать!"3.
Легенды сцены Малого театраВ это время она еще возлагала надежды на главу Временного правительства А.Ф. Керенского. Во второй половине лета Ермолова делилась с дочерью своими мыслями: "Газет почти не читаю, все ужасы прошли мимо меня, а теперь только одно чувство: слава, слава Керенскому! И да сохранит его Господь и Матерь Божия!"4.
25 июля артистка признавалась в письме к своей сестре А.Н. Шереметьевской: "Милая Анюта, прости, что долго не писала, совершенно события отбивают охоту не только писать, но и думать о чем-нибудь. Сплошной кошмар, ужас и позор. Не хочется глядеть на мир Божий". Оправдываясь за редкость писем, актриса просила свою корреспондентку: "Не сердись за молчание, я очень тяжело переживаю нынешнее время, хотя живу, ем, пью и сплю"5.
5 августа, продолжая отдыхать во Владыкино, Ермолова написала примечательное стихотворение ("Песня дачника в 1917 г."), показывающее ее душевный настрой в это время:
- Фронт, дрова, картофель, сахар,
- Дезертир и большевик,
- Дачник ахал, ахал, ахал,
- Наконец совсем привык.
- И, разувшись до колена,
- Дамы стиркой занялись,
- А бежавшие из плена
- Быстро грабить принялись.
Дальнейший сюжет "песни" таков: из отдыхающей семьи статского советника уходит прислуга, недовольная жалованьем. Мать семейства пытается увещевать служанку, напоминая, что последнее повышение жалованья было месяц назад и глава семьи сейчас сам "весь в заплатах и дырах", но та не сдается, отвечая:
- Ишь ты, важность! Ну, с буржуем
- Долго нам не толковать,
- Все уйдем, на вас наплюем,
- Коль прибавки не видать!
Завершается ироническая, но, несомненно, вобравшая в себя многие бытовые подробности революционного лета "песня" причитанием дачников:
- Нет ни дров, ни керосинки,
- Нет ни каши, ни котлет.
- Ах, зачем я, сиротинка,
- Родился на белый свет!6
22 августа Ермолова писала дочери: "Поздравляю и крепко целую, папа и я посылаем тебе по 100 р. переводом. Странно звучит теперь слово "поздравляю", кругом сплошной ужас!" В том же письме актриса признавалась: "О театре страшно и подумать, не знаю, что я буду делать, сил у меня нет. Ну, что Бог захочет, то и будет! Увидимся, если Он захочет, и тогда поговорим, а писать не хочется, ни чувствовать, ни думать, ни говорить. Живем все время под Дамокловым мечом!"7. В начале сентября 1917 г. Ермолова признавалась в письме к П.П. Гнедичу: "Возвратилась в Москву расстроенная, измученная, почти больная от всех наших событий"8.
"Я совершенно разбита и душой, и телом..."
Как и большинство москвичей, актриса тяжело переживала "октябрьские" дни в Москве, вылившиеся в почти неделю настоящих боев на улицах города. 2 ноября 1917 г. Ермолова, беспокоясь о всех близких, писала сестре: "Голубчики мои, все ли живы? Есть ли еда? Милиционер доставит вам это письмо и с ним напишите мне. Господь милосерд. Мы все живы, самое ужасное, это не знать об остальных!". Глубоко верующая актриса утешала сестру: "Аннушка, милая моя, Матерь Божья хранит нас еще и сохранит, я уверена в этом!"9.
Пережитые волнения серьезно сказались на здоровье Ермоловой, когда она узнала о разгроме красногвардейцами ее родного Малого театра (в уборной самой Ермоловой было разбито стекло у зеркального шкафа10, но многие ее коллеги по сцене пострадали гораздо сильнее). Руководители и ведущие артисты "Дома Щепкина" со всех сторон получали выражения соболезнования и поддержки. Совет Русского театрального общества выражал Ермоловой (почетному члену общества) "глубокое сочувствие по поводу всего пережитого Вами в кровавые дни гражданской войны, когда и самая Ваша драгоценная жизнь подвергалась опасности"11. Сама же Ермолова писала в начале ноября К.С. Станиславскому, собравшемуся вместе с В.И. Немировичем-Данченко посетить и поддержать Малый театр:
"Прошу принять мой сердечный привет, дорогие друзья и товарищи! Я радуюсь, что общая беда соединила нас вместе! Сама я совершенно разбита и душой, и телом и не могу никуда выйти, да я на заседаниях человек бесполезный, хочу только вам сказать, что всей душой вместе с вами! Да поможет вам всем Бог!"12.
20 ноября старший врач бывшей Дирекции театров выдал Ермоловой удостоверение в том, что "она в настоящее время страдает нервно-мышечной слабостью в тяжелой форме, сопровождающейся бессонницей, упадком сил и слабостью сердечной деятельности". Для "восстановления и укрепления своего здоровья", - резюмировал доктор, Ермолова нуждалась "в освобождении от своих служебных обязанностей в течение, по крайней мере, одного месяца"13. Днем ранее, 19 ноября, Ермолова обратилась к управляющему Малым театром О.А. Правдину с просьбой разрешить ей, ввиду болезни, отпуск с сохранением содержания с 21 ноября по 21 декабря 1917 г.14
"Живем в кошмаре безвыходном..."
В первые месяцы большевистской власти душевное состояние Ермоловой оставалось очень тяжелым. Поздравляя 4 декабря 1917 г. актрису В.Н. Рыжову с именинами, Ермолова желала своей коллеге по сцене "радости, она так нужна нам всем, хоть немного!!!"15. Письма Ермоловой к другой легендарной актрисе Малого театра Г.Н. Федотовой полны безысходности: "Жить не хочется, живем в кошмаре безвыходном, в стыде и позоре, и впереди только ужас и гибель! Верно, Господь совсем прогневался, да и есть за что! Очень тяжело. Не хочется ни думать, ни писать, ни говорить"16.
9 мая 1918 г. Ермолова писала актрисе А.Н. Репиной, желавшей приехать в столицу: "У нас остановиться ни под каким видом нельзя; дом не наш, квартира уплотнена, места нет. Въезд в Москву запрещен. Продовольствия мало и гораздо дороже, чем у Вас. Жить Вам в Москве будет не на что. Сейчас денег у меня нет никаких, когда будут, вышлю за месяц. Поручений исполнять никаких не в силах. Безработных в Москве с каждым днем увеличивается. Театры в неопределенном положении"17.
Мария Николаевна отдыхала от окружающего ее национального бедствия, погружаясь в воспоминания о былых годах. В октябре 1918 г. Ермолова отвечала В.И. Скрябиной, вдове знаменитого композитора: "Дорогая Вера Ивановна, вы меня очень тронули вашим милым письмом. Оно относится к прошлому, а теперь единственно что дорого на свете, это прошлое. ...Среди настоящего времени, между каменными и жестокими сердцами, вдруг блеснул светлый огонек. Спасибо"18.
Писатель С.Н. Дурылин вспоминал, как после революции Ермолова играла Кручинину в пьесе А.Н. Островского "Без вины виноватые": "Когда в 1918 году весною мне пришлось увидеть "Без вины виноватые", нельзя было не почувствовать, что роль у Ермоловой еще более углубилась в своем внутреннем содержании"19. Вероятно, актрисе были созвучны слова Кручининой: "Я еще вам благодарна, что вы вызвали во мне воспоминания о прошлом; в них много горького, но и в самой этой горечи есть приятное для меня. Я не бегу от воспоминаний, я их нарочно возбуждаю в себе"20.
Оставшийся и при большевиках руководителем Малого театра Александр Сумбатов-Южин пытался по мере возможностей помогать Ермоловой. 12 декабря 1918 г. актриса получила от театра удостоверение в том, что служит в нем "и по роду ее обязанностей (днем репетиции, а вечером спектакли) часы служебных занятий для нее не ограничены и протекают при крайне нервном и умственном напряжении"21.
Последние слова не были преувеличением; сама же бумага, по-видимому, должна была защитить как от патрулей на улицах, так и, возможно, от "уплотнения" жилплощади. С последним, впрочем, бороться было трудно.
1 января 1920 г. Ермолова просила Южина "выручить" ее: "У меня в доме хотят устроить клуб, с вечеринками. Пришел рабочий-комунист22 и сказал, что они займут под клуб свободные комнаты внизу, рядом с профес[сором] Поповым!!!". Ермолова просила своего начальника: "Голубчик, позвоните, куда вы вчера хотели, нельзя ли как-нибудь от клуба отделаться!"23. Таким образом, далеко не сразу "Советская власть окружила артистку исключительным вниманием", как говорилось в одной из ее советских биографий24.
В 1920 г. Ермолова стала первой народной артисткой РСФСР, Малый театр торжественно отметил 50-летие ее сценической деятельности, творческий вечер актрисы посетил В.И. Ленин. В 1924 г. Ермолова получила звание Героя труда, а в 1925 г. в Москве возник передвижной театр, в названии которого труппа с разрешения самой актрисы стала использовать фамилию Ермоловой (ныне Московский драматический театр им. М.Н. Ермоловой).
- 1. РГАЛИ. Ф. 470. Оп. 1. Д. 19. Л. 30-31 об.
- 2. РГАЛИ. Ф. 759. Оп. 1. Д. 14. Л. 10-11.
- 3. Там же. Л. 18.
- 4. Там же. Л. 7.
- 5. Государственный центральный театральный музей (ГЦТМ) им. А.А. Бахрушина. Ф. 98. Оп. 1. N 164. Л. 1, 2 об.
- 6. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 98. Оп. 1. N 27. Л. 1-2.
- 7. РГАЛИ. Ф. 759. Оп. 1. Д. 14. Л. 24-25.
- 8. Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. / Сост. С.Н. Дурылин. М., 1955. С. 236.
- 9. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 98. Оп. 2. N 141. Л. 1-1 об.
- 10. Там же. Ф. 649. Оп. 1. Д. 9. Л. 8.
- 11. Совет Театрального О-ва. М.Н. Ермоловой // Театр. 1917. 15-17 ноября. С. 5.
- 12. Музей МХАТ. К.С. N 8292. Л. 1-2.
- 13. РГАЛИ. Ф. 659. Оп. 5. Д. 42. Л. 172.
- 14. Там же. Л. 174.
- 15. Мария Николаевна Ермолова. С. 237.
- 16. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 292. N 209. Л. 2.
- 17. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 225. N 49. Л. 1.
- 18. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Ф. 424. N 167. Л. 1-1 об.
- 19. Дурылин С.Н. Ермолова в пьесах Островского "Последняя жертва" и "Без вины виноватые" // Мария Николаевна Ермолова: Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. С. 436.
- 20. Островский А.Н. Полное собрание сочинений. В 12 т. М., 1975. Т. 5. С. 375.
- 21. РГАЛИ. Ф. 649. Оп. 2. Д. 143. Л. 2.
- 22. Так в тексте.
- 23. РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 2. Д. 897. Л. 25.
- 24. Лучанский М.С. Ермолова. [М.], 1938. С. 206.