Автору дневника супружеский долг жены представлялся как нечто "ужасное", она сравнивала женщину с "овцой", которую неизвестно когда "заколют". Схожие рассуждения приведены в дневнике Т. Л. Сухотиной-Толстой. В 15 лет она мучилась от того, что в их доме жил учитель. Она была убеждена, что от самого факта жительства под одной крышей с мужчиной можно забеременеть: "…сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребёнок"2. Юные дворянки представляли роды не иначе, как "страдание". Источниками просвещения девиц выступали старшие замужние сёстры, близкие подруги, находящиеся в браке, которые описывали сами роды терминами "страх", "боль", "тяжесть", "ужас", "смерть".
Типы брачного поведения дворянок
Либерализация России отразилась на представлениях молодых дворянок относительно их матримониальных функций. Замужество и материнство становились не единственным жизненным сценарием для девушек. Молодое поколение "шестидесятниц" стало практиковать отказ от материнских функций, раннего деторождения в пользу активной публичной деятельности - получения образования, участия в общественных движениях, профессиональной деятельности. Эпоха модернизма культивировала новый тип благородной женщины, который предполагал, по словам Н. Л. Пушкарёвой, отказ от "традиционных женских радостей: детей, семьи, семейно-домашней повседневности"3. На страницах женских дневников фиксировались новые предпочтения молодых особ. Активная участница женского движения Н. В. Стасова писала: "Для меня исчезло очарование семьи, своей собственной, я почувствовала любовь ко всемирной семье; это стало моим идеалом, я с ним и умру!"4 Сестра известной эсерки, смоленской дворянки Веры Засулич, Александра Успенская, будучи на девятом месяце беременности, стыдилась своего положения: "Мне стыдно было осознавать, что у меня есть личная жизнь, личные интересы"5. Женщины этой категории либо отрицали материнство, либо полагали, что оно в силу различных причин должно быть отсроченным, в связи с чем не спешили заключать браки.
Однако появился и особый тип дворянок, для которых материнство было не просто желанным событием, - они прилагали много усилий для подготовки к роли матери. В дворянской среде происходил процесс отхождения от "безразличного материнства"6 к "осознанному материнству", наполненному гаммой ярких эмоциональных переживаний. Е. Бадинтер пришла к выводу, что в начале XIX века в Западной Европе стал формироваться новый запрос общества на материнство, культивирующий "сладость материнской любви" и "материнской ответственности"7. В России "осознанное материнство" в дворянской среде возникло на полвека позже. Благородство образа матери на страницах печатных изданий поддерживали врачи, литераторы, государственные деятели, философы, журналисты.
В то же время среди любительниц светской жизни не исчезло традиционное отношение к беременности, выражавшееся в пренебрежении к материнству как таковому. В. Михневич нелицеприятно отзывался о светских дамах Петербурга 1880-х годов: "Хорошо известно, с какой бессердечной брезгливостью относятся многие светские женщины к материнству и к своим детям… Сама беременность для них - жестокое несчастье, так глупо и уродливо безобразящее их стройные, изящные формы"8. Беременность, материнство рассматривались этой категорией дворянок как помеха бурной интимной жизни, они оценивали беременность как крайне нежелательное явление, заботы о детях препоручались прислуге. Однако, если в первой половине XIX века салоны, балы, светские визиты доминировали в частной и публичной жизни дам, то их влияние на образ жизни дворянок в пореформенной России значительно уменьшилось.
"Рационализация женской сексуальности"
В жизни женщины пореформенной России происходили изменения, которые можно охарактеризовать термином французского исследователя А. Бежена - "рационализация сексуальности"9. Она выражалась в повышении брачного возраста, уменьшении размеров дворянской семьи, появлении средств контрацепции, отказе от рождения детей в случае неблагоприятного финансового положения семьи.
Несмотря на то, что закон позволял девицам заключать брак с 16-летнего возраста10, дворянки с замужеством не спешили. Наиболее распространённый возраст вступления в первый брак у дворянок 1880-х годов - 21-30 лет. Нежелание дворянок рано выходить замуж находило критику со стороны старшего поколения. Провинциальная помещица М. А. Данилова в своих воспоминаниях приводила слова старших родственниц: "Маше уже 23 и она ещё не замужем. Никто из бывалых у них в доме молодых людей ей не нравился. С её серьёзным и вдумчивым характером трудно будет ей найти подходящего мужа"11.
Основная причина новых веяний коренилась в популярности среди дворянок полноценного женского образования. Страницы дневников, писем, авторы которых юные девицы, чаще пестрят описаниями намерений пойти учиться, чем желанием выйти замуж12. Верхняя граница возраста заключения первых браков варьировалась вплоть до пятого десятка. Например, псковская дворянка, девица В. П. Тычино впервые сочеталась браком в 47 лет13.
Ещё одной важной тенденцией стало значительное сокращение количества родов. Если столетие назад 10 родов считалось обычным явлением, то в пореформенной России в среднем провинциальные дворянки имели по 3-5 детей14. В отношении семей с шестью и более детьми в мемуаристике употребляется понятие "многочисленные"15. Однако процесс разорения дворянства, с особой силой проявлявшийся с 1880-х годов, разложение патриархальной дворянской семьи, участившиеся случаи развода приводили к тому, что дворянки рожали не более трёх детей.
Беременность женщин наступала вскоре после заключения брака, в ином случае это накладывало подозрения на состояние здоровья супругов. Зачастую в дворянских семьях братья и сёстры были "погодками"16. Распространённый в дворянской среде отказ от самостоятельного кормления грудью детей способствовал повторной беременности вскоре после родов.
Следует подчеркнуть длительность репродуктивного периода дворянок. В многочисленных источниках не удалось найти информации с негативным подтекстом в отношении женщин, рожавших в зрелом возрасте, что характеризует это явление как вполне типичное. Между первой и последней беременностью Софьи Андреевны Толстой - четверть века17. В источниках приводились примеры первых родов в 37 лет18, что и по нынешним меркам является поздним периодом для вынашивания первенца. Беременность по-прежнему не являлась привилегией молодых.
В источниках весьма сложно обнаружить информацию о практиках предохранения. В женских текстах встречаются намёки на супружеское "воздержание" в качестве средства предохранения многочисленных беременностей19. Появление на страницах провинциальных газет с начала XX века объявлений о средствах мужской и женской контрацепции, которая стоила относительно дорого, позволяет предполагать её использование в супружеской жизни дворян. Среди мужских средств контрацепции значились "резиновые изделия", "бархатные" презервативы, презервативы "из рыбьего пузыря" с оригинальными названиями "Неверин", "Рамзес", "Нимфа", "Губочка"20. Они продавались "дюжиной", которая стоила дорого - от одного рубля до четырёх. Помимо мужских средств контрацепции встречались и женские "предохранительные средства": "золотые и серебряные "Прогресс", "Виктория"21, "предупреждающий беременность" прибор "Рефлюкс", основанный на спринцевании особыми средствами, женские "приборы для гигиены из серебра и кости"22.
Смятение чувств
Женские переживания беременности отражали чувства страха перед предстоящими родами и боязнь внутриутробной смерти ребёнка, а также его смерти во время родов или рождения уродливого ребёнка23. Этнографы подобные эмоции объясняют переходным состоянием роженицы, которая не только порождает на свет нового человека, но и сама перерождается, становясь матерью.
Любая деятельность "в положении" рассматривалась как вредящая здоровью матери и младенцу. Женщинам не рекомендовалось входить в "половые сношения" первые три месяца беременности и четыре месяца до предполагаемых родов, то есть сексуальные отношения ограничивались двумя месяцами второго триместра. Изучение семейных фотографий, получивших повсеместное распространение к началу XX века, демонстрирует отсутствие снимков дворянок в видимом положении беременности.
В противовес традиционным представлениям на повседневную жизнь беременной ("целый день лежать на кушетке, не двигаться, усиленно питаться") врачи стали пропагандировать активный образ жизни "дам в положении". Женщине предписывалось совершать регулярные и частые прогулки, впервые доказывалась важность "целесообразных гимнастических упражнений", среди них - дыхательные упражнения на открытом воздухе, приседания, гребля. "Нравственная гигиена беременной" предписывала женщинам в положении бороться со злостью, гневом, ненавистью, завистью, дабы эти чувства не передались ребёнку. Будущей матери необходимо было "с любовью думать о своём внутриутробном плоде, оберегать его и так сказать воспитывать ещё до рождения"24.
С распространением "осознанного материнства" дворянки стали уделять значительное внимание подготовке к родам. Некоторые дворянки ещё в юном возрасте проводили определённые манипуляции со своим телом: "Я помню, с ранней молодости я старалась отвыкать от того, чтобы спать ничком, потому что думала, что во время беременностей это будет неудобно, обмывала грудь холодной и грубой мочалкой, чтобы приготовить её к кормлению…"25 Для профилактики трещин сосков в конце беременности практиковалось прикладывание к груди грубого холста, "гигроскопической ваты", пропитанной спиртом или простой водкой; ежедневные обмывания груди холодной водой или щёткой с мылом, крепким чаем; на ночь втирали в соски чистый борный вазелин26.
Специальной одежды для беременных не было в продаже, поэтому дворянки шили одежду на заказ. Софья Андреевна Толстая повествует о том, как Лев Николаевич самостоятельно заказывал ей платье, выбирая при этом фасон одежды27. Среди одежды для беременных появлялись новые детали, главная цель которых состояла в сохранении красоты женской фигуры. Вместо корсетов и лифов, плотно сжимающих женское тело, беременным в конце XIX века рекомендовалось носить новинку европейской швейной промышленности - "бюстен-галтеры", или, как они именовались в провинциальных газетах, "грудодержатели"28.
С особым трепетом женщины относились к сохранению упругости кожи и предотвращению растяжек. В конце XIX столетия дамы стали использовать прообразы современных бандажей - "набрюшники". Они привозились из-за границы, однако, учитывая их популярность, стали появляться отечественные экземпляры. Маркус Закс основал Санкт-Петербургскую бандажную фабрику29. Зачастую бандажи изготовлялись из доступного в каждом хозяйстве материала - бинтов, вязаной материи, "кути"30. Для предотвращения растяжек ("напряжённости кожи на животе") женщины прибегали к обмыванию кожи горячей водой, натиранию её маслом или вазелином, раствором буры, смесью одеколона, глицина и воды.
Последние месяцы беременности дворянки готовили одежду - "приданое" для младенца. Его подготовка носила интимный, сакральный характер, особенно если речь шла о рождении первенца31. Кроватку (люльку), коляску, пеленальный столик не покупали заранее. Это объяснялось и высоким процентом мёртворождений, и традиционной боязнью, нежеланием опережать сам факт появления младенца.
Новой тенденцией "идейных" дворянских семей явилось возникновение живого интереса со стороны будущих отцов к периоду беременности своих жён. Супружеская пара Половцовых на всём протяжении беременности Екатерины Николаевны по инициативе мужа вела дневниковые записи, где фиксировались физическое и эмоциональное состояние, продолжительность сна, характер пищи, сопутствующие беременности мысли32.
Существенной проблемой были частые случаи самопроизвольного прерывания беременности и мёртворождений. Во многом это объяснялось общей слабостью здоровья женщин дворянского происхождения. Средний вес дворянки в конце XIX не превышал 55 килограммов33, это накладывало отпечаток на их способность к деторождению. Другая причина заключалась в специфике дамской одежды. Корсеты являлись причиной многочисленных хронических заболеваний внутренних органов, кроме этого из-за их постоянного ношения грудь и соски становились плоскими, в результате чего многие дамы после родов не способны были самостоятельно кормить грудью. Врачи установили, что корсет отрицательно влиял на регулы, задерживая их. Короткие рукава и открытый лиф дамского платья, глубокое декольте также оказывали негативное воздействие на женское здоровье. Многочисленные заболевания, связанные с органами грудной клетки (бронхиты, воспаления гортани, частые простудные заболевания, чахотка, пневмония), сопровождали дворянок на протяжении всей жизни.
Проникновение идей феминизации, появление эмансипированных особ дворянского происхождения не смогли сломить традиционного представления о неполноценности бездетной женщины, о недопустимости беременности и родов вне брака. Неспособность забеременеть зачастую оборачивалась для женщины разводом34. Мужская бесплодность также могла стать поводом к расторжению брака35. Бесплодные дворянки вполне лояльно относились к побочным связям своих мужей, зачастую принимая и воспитывая их детей36.
Беременность дворянок вне брака подвергалась всеобщему осуждению37. "Незаконнорождённые" вызывали брезгливое и пренебрежительное отношение общества. Любопытна история Натальи Плехановой (Смирновой). Во время обучения на Высших медицинских курсах в столице она забеременела от молодого человека, разделявшего революционные взгляды. Её потенциальный жених, ввиду политической активности, был арестован. Находясь на последних месяцах беременности, она сочеталась законным браком с известным революционным деятелем Георгием Плехановым, который хорошо знал осуждённого38. Наталья Смирнова стала его первой женой в то время, когда под сердцем она носила ребёнка от другого человека. Можно только предполагать, что явилось основной причиной заключения такого брака: искренние чувства или дружеская помощь, спасающая юную девушку от позорного клейма. Однако тот факт, что они вскоре расстались, склоняет ко второй версии.
Итак, пореформенная Россия культивировала два основных типа женского поведения. Первый тип олицетворял отказ от традиционной роли жены и матери в пользу активной публичной деятельности, интеллектуального и профессионального развития. Женщины этого типа полностью не исключали материнства, прибегая к отложенному материнству. Второй тип - "идейные родители", "ответственные матери", - отличался особо внимательным отношением к беременности и предстоящему материнству. Оба типа явились ответом на возникшие запросы общества в последние десятилетия императорской России.
- 1. Дневник Елизаветы Дьяконовой. М. 1912. С. 132-133
- 2. Сухотина-Толстая Т. Л. Дневник. М. 1979. 2 ноября 1882//http://az.lib.ru/s/suhotinatolstaja_t_l/text_0020.shtml
- 3. Пушкарёва Н. Л. Сексуальность в частной жизни русской женщины (Х-ХХ вв.): влияние православного и этакратического гендерных порядков//Женщина в российском обществе. 2008. № 2. С. 10.
- 4. Стасов В. В. Надежда Васильевна Стасова. СПб. 1899. С. 387.
- 5. Успенская А. Воспоминания шестидесятницы//Былое. 1922. № 18. С. 33.
- 6. Пушкарёва Н. Л. Материнство как социально-исторический феномен//Женщина в российском обществе. 2000. № 1. С. 19.
- 7. Badinter E. Existe el instinto maternal? Historia del amor maternal. Siglos XVII al XX. Paidós. 1991. P. 117, 121, 272.
- 8. Михневич В. Язвы Петербурга. Исторические этюды русской жизни. СПб. 1886. С. 396.
- 9. Бежен А. Рационализация и демократизация сексуальности//Социология сексуальности. СПб. 1997. С. 14-19.
- 10. ПСЗРИ: Свод законов гражданских. Т. 10. Ч. 1. СПб. 1909. Ст. 3.
- 11. РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 66. Л. 74.
- 12. ОР РГБ. Ф. 375. К. 2. Д. 1. Дневник Е. А. Дьяконовой. Л. 4; Ф. 749. К. 1. Д. 16. Письма Н. В. Бутыркиной к М. А. Карповой (ур. Бертье). Л. 4; Монахиня Амвросия (Оберучева). Записки старицы, получившей много милостей от Бога. М. 2008. С. 132.
- 13. Государственный архив Псковской области (ГАПО). Ф. 39. Оп. 1. Д. 8155. 1909. Л. 4.
- 14. Бензенгр В. Г. К антропологии женского населения Москвы и Центральной России. М. 1879. С. 14.
- 15. Проскурякова Г. В. Волышовская старина. Псков. 2004. С.120; Воспоминания Краевского Н. З.//Смоленский музей заповедник (СМЗ). КП 30397/1. С. 36.
- 16. Линд М. В. Мои записки // Российский Архив. Т. XII. М. 2003. С. 597-649; Дневник Марии Башкирцевой. М. 2001. С. 3; Воспоминания Краевского… С. 36; Дневник Елизаветы Дьяконовой. С. 322.
- 17. Толстая С. А. Моя жизнь//Новый мир. 1978. № 8. С. 69-74.
- 18. Бекетова М. А. Шахматово. Семейная хроника. М. 1930. С. 56.
- 19. Дневник Елизаветы Дьяконовой. С. 195; Зореч Н. А. Спрут//Образование. 1906. № 3. С. 50.
- 20. Реклама//Синий журнал. 1914. № 6. С. 17; Реклама // Смоленский вестник. 1908. № 121. С. 1.
- 21. Реклама//Смоленский вестник. 1908. № 121. С. 1.
- 22. Реклама//Синий журнал. 1914. № 6. С. 1, 17-18.
- 23. Жуковская Е. И. Записки. Воспоминания. М. 2001. С. 101; Сухотина-Толстая Т. Л. Дневник. 18 ноября 1903; 9 ноября 1901; 23 декабря 1902.
- 24. Первый женский календарь на 1912. СПб. 1913. С. 27.
- 25. Сухотина-Толстая Т. Л. Дневник. 14 марта 1897.
- 26. Первый женский календарь на 1908. СПб. 1909. С. 316.
- 27. Толстая С. А. Указ. соч. С. 69-74.
- 28. Реклама//Смоленский вестник. 1903. № 25. С. 4.
- 29. Реклама//Столицы и усадьба. 1914. № 5. С. 25.
- 30. Первый женский календарь на 1908. СПб. 1909. С. 315.
- 31. Тверская дворянка Лиза Селикова повествует о том, как она ходила в гости к знакомым, имеющим маленьких детей, чтобы посмотреть на одежду и "расспросить", что и в каком количестве нужно шить: "В июне жду себе маленькую детку и теперь готовлю ему парадное, так весело работать… не знаю какой величины чего надо кроить. Одни говорят одно, другие другое, а мне самой кажется третье, я все хожу к знакомым, у которых есть дети и смотрю, но мне что-то всё не нравится…" Она же указывала на то, что часть одежды ей шьёт мать: "Рубашечки мне мама делает… нагруднички, да фуфаечки не сейчас нужны, а кроватное бельё я сделаю по постельке. Так меня занимают эти приготовления". Государственный архив Тверской области. Ф. 1022. Оп. 1. Д. 30. Л. 4-5.
- 32. РО РНБ. Ф. 601. Половцовы А. В., Е. Н. Д. 55. Л. 1-14.
- 33. Первый женский календарь на 1901. СПб. 1902. С. 317.
- 34. Так, В. П. Тычино видела основную причину измен мужа и его желания развестись в отсутствии у них детей. ГАПО. Ф. 39. Оп. 1. Д. 8155. 1909. Л. 1. Осташковский дворянин А. Борисов требовал развода по причине бесплодия жены и "ввиду неспособности её к совместному жительству как жены вследствие болезни". ГАПО. Ф. 39. Оп. 1. Д. 8112. 1908. Л. 1.
- 35. Потомственная дворянка Васильева, прожив три года в браке, требовала в Духовной консистории развода по причине неспособности его к зачатию: "Узнав о болезни мужа, я категорически заявила ему, что он вследствие своей болезни не имел права жениться и что я с ним жить не могу" ГАПО. Ф. 39. Оп. 1. Д. 8163. Л. 1.
- 36. Воспоминания Краевского Н. З. С. 27.
- 37. Так, мать сообщала дочери: "Советую тебе никогда не упоминать её имени в обществе… да и при мне тоже, потому что эта падшая меня нисколько не интересует, и я её к себе в дом никогда не пущу!" // Жуковская Е. И. Записки. Воспоминания. М. 2001. С. 5.
- 38. РГАСПИ. Ф. 264. Оп. 1. Д. 201. Л. 4.