Магия новосёлов традиционно включала в себя символический перенос магически значимых бытовых и культовых предметов - огня, золы из старого очага, сакральных изображений и прочего, освящение нового пространства, жертвоприношение животного (так называемая строительная жертва), останки которого закапывались под красный угол избы, а также ритуальную трапезу участников переселения1. Все эти обряды ведут своё начало из глубокой древности, однако очень сложно себе представить, каковы они были более тысячелетия назад, как обставляли первые новгородцы своё поселение на новом месте, какие ритуальные действа предшествовали основанию городских усадеб и возведению на них первых домов.
Попытаться проникнуть в тайну магии первопоселенцев в Новгороде можно при помощи археологии. Магические следы сохранились для исследователей в городском культурном слое в виде культовых объектов, обычно называемых жертвенными ямами. Это название, однако, не совсем правомерно, так как такие комплексы служили не для жертвоприношений как таковых, а для сокрытия остатков различных магических ритуалов после их совершения.
Один из таких объектов был найден в 2009 году в Людином конце средневекового Новгорода (Троицкий раскоп), в самых нижних культурных напластованиях, маркирующих эпоху возникновения города во второй четверти X века. Это была материковая яма с необычным заполнением.
Яма, прослеженная только с уровня материка, была круглой формы и представляла собой весьма сложное и интересное сооружение. Примерно на середине глубины в ней имелся уступ, ниже которого было помещено некое подобие короба из коры, плотно примыкающего к вертикальным стенкам и горизонтальному дну. "Короб" состоял из дна диаметром 70 см и стенок высотой 12-15 см, образованной широкой полоской коры, выложенной по окружности. Стенка и дно не имели между собой фиксирующего соединения, фактически яма была просто выложена двумя кусками коры, как бы специально вырезанными под её конфигурацию. То есть, "короб" был изготовлен специально для помещения в него содержимого ямы и не мог использоваться прежде по какому-либо иному назначению, например для хранения продуктов. Дно "короба" было выложено плотной серой глиной. На этот слой была насыпана тонкая прослойка жёлтого песка. Оба слоя этого "пирога" имели ровную поверхность и равномерно заполняли пространство "короба".
Непосредственно на песчаной подсыпке в восточной части ямы лежал череп лисицы. Нижние челюсти и большая часть зубов отсутствовали. Сверху череп был засыпан горелым слоем, состоящим из обожжённых камней и глины, пережжённого песка и углей. Такой слой хорошо знаком новгородским археологам, так как постоянно встречается в развалах каменных печей, находимых в остатках средневековых жилых сооружений. Череп лисицы и очажная засыпка были накрыты небольшими обрывками бересты и коры. Сверху, до уровня поверхности материка, всё сооружение было закрыто материковой глиной.
Таким образом, найденная яма являлась довольно сложным объектом, возникшим в результате единовременных действий и перекрытым под уровень древней дневной поверхности ещё до возникновения городской застройки. Сооружение объекта можно представить в такой последовательности. В поверхности материка была выбрана круглая яма с вертикальными стенками, плоским дном и уступом в средней части высоты. На дно и по краям приготовленной ямы до уровня уступа были уложены специально подогнанные по размерам части "короба". Затем низ ямы был забутован глиной, а поверх неё засыпан песком. На этот песок уложен череп лисицы.
О том, что это был именно череп, а не отрубленная голова животного, свидетельствует отсутствие в заполнении нижних челюстей. Череп был засыпан остатками слоя, скорее всего, взятого из разрушенного очага. Сверху вся конструкция накрыта обрывками бересты и коры. В этом виде яма была перекрыта слоем материковой глины, вероятно, тем же самым, что был из неё выбран, и снивелирована с древней дневной поверхностью.
Эта тщательная и сложная подготовка места для помещения объектов, наличие черепа животного, а также то, что яма не могла использоваться в хозяйственных целях, так как была засыпана ещё до возникновения поселения, позволили увидеть в ней культовый объект, связанный с обрядами первопоселенцев на месте будущего Новгорода. Определить данный обряд можно как ритуальное захоронение черепа лисицы, который является центральным объектом заполнения.
Но возможно ли как-то реконструировать этот обряд и понять то значение, которое вкладывали в него первые горожане? В традиции славян лиса не являлась почитаемым животным. Это подтверждает и археология. У средневековых новгородцев были популярны различные зооморфные амулеты и изображения, а также амулеты из клыков животных. Лиса в этом многообразном комплексе находок представлена лишь несколькими просверленными клыками, и вряд ли столь непопулярный зверь мог быть использован в магии первопоселенцев как культовое животное.
Однако образ лисицы в русской этнографической традиции XIX - начала XX века был связан вовсе не с зооморфным культом, как почитание медведя, волка или коня. Наряду с другими хищными зверями и птицами, лиса выступает как объект отгонной скотоводческой магии, целью которой была охрана от хищников домашних животных и птицы2. Такая охранная магия хорошо известна у разных славянских народов, очень популярна и имеет ряд схожих и весьма архаичных черт. Наиболее часто скотоводческая магия, призванная обезвредить хищника, связана с мотивами ритуального "замыкания" самого хищника или его пасти, нанесения ему поражающего удара, выбивания или ломания опасных частей тела хищника - зубов, когтей, клюва и пр., "засыпания" глаз, обжигания либо сожжения3. Все эти мотивы проглядывают и в найденном на Троицком раскопе необычном объекте.
Для ритуального "замыкания", как правило, использовался ключ или замок, но в исследуемом комплексе его функционально заменяет глиняное перекрытие ямы. Мотив "обжигания", часто связанный в ритуальной практике с домашним очагом, присутствует в засыпке черепа хищника "очажным" горелым слоем. Отсутствие у черепа большинства зубов и нижних челюстей может указывать на магическое выламывание или выбивание зубов или нанесение поражающего удара. Все эти признаки совмещены с традиционным для охранной магии мотивом ритуального захоронения предметов, несущих на себе негативную информацию. Череп животного в магическом обряде заменяет целое животное, но одновременно он считается и символом смерти. Схожее значение имела и песчаная подсыпка, на которую был помещён череп. Песок относился к так называемой "мёртвой субстанции", он противопоставлялся таким воплощениям жизни, как земля или зерно. Мотив обсыпания песком и укладывания на песок встречается в погребальном обряде у разных славянских народов4. С имитацией похорон может быть связано и накрытие сооружения обрывками бересты, также использовавшейся в погребальной обрядности.
На возможную связь троицкой ямы с отгонно-поражающим обрядом, связанным с охраной домашнего скота и птицы от хищников, может указывать и то, что в непосредственной близости от ямы было обнаружено большое количество навоза, а также остатки птичьих перьев и обломки яичной скорлупы. Вероятно, именно эту часть усадьбы новосёлы намеревались использовать под содержание домашней птицы, что и могло определить совершение ими именно здесь магического обряда, призванного обезопасить её на новом месте от хищников.
Отгонный обряд, направленный на сохранность домашней птицы, следы которого первые насельники Людина конца "схоронили" на месте будущего птичьего двора, был не единственным из обрядов первопоселенцев, открытых археологами в Новгороде. Были обнаружены и свидетельства благопожелательных ритуалов, направленных на увеличение достатка и благополучия на новом месте.
Таким культовым комплексом, относящимся ко времени основания Новгорода, была яма, открытая в 1953 году в Неревском конце средневекового города, на одноимённом раскопе, недалеко от будущей трассы одной из основных новгородских улиц - Великой5. Яма, круглая в плане и 60 см в диаметре, имела отвесные стенки, заглублённые в материк на 15 см, и плоское дно. Она также была выкопана и зарыта до строительства здесь первыми новгородцами своих усадеб. В яме находилось семь деревянных ковшей, поставленных полукругом на ребро и обращённых днищами к стенке. Ещё два опрокинутых ковша лежали в центре ямы. Здесь же были обнаружены два куска воска в форме правильных полукругов (возможно, имитация хлеба). В. В. Седов справедливо определил объект как языческое жертвоприношение, совершённое первопоселенцами этого района Новгорода и связанное с ритуальным пиром хозяев дворов на месте будущего поселения.
Схожий объект того же времени был открыт на том же раскопе через два года6. Он представлял собой округлую в плане яму диаметром около 2 м, глубиной 50 см. Как и описанная выше, яма продолжалась в материке и имела отвесные стенки и горизонтальное дно. Яма также содержала перевёрнутый деревянный ковш, на этот раз один. Но кроме него в ней были найдены два черепа коров или быков без нижних челюстей. Непосредственно над ямой была возведена первоначальная жилая постройка возникшей на этом месте усадьбы.
А. В. Арциховский и Б. А. Колчин связали яму со строительной жертвой, произведённой на месте будущей постройки дома7. Однако позже В. В. Седов выдвинул версию о связи сооружения с языческой ритуальной трапезой, определённой им как скотоводческая. По замечанию исследователя, подобные пиры, сопровождавшиеся жертвоприношением быка, в деревнях северных губерний России совершались в Ильин день, 20 июля, в дохристианское время - праздник, посвящённый Перуну8.
Версия Арциховского и Колчина, однако, выглядит предпочтительнее. Июльский обряд в честь Перуна (впоследствии в честь св. Ильи) действительно был связан с жертвоприношением быка. Его выкармливали всей общиной в течение года, а затем забивали и устраивали ритуальный пир. При этом обряд нередко сопровождался ритуальным захоронением головы, копыт и других частей жертвенного быка после трапезы. Но в данном случае сокрыты были именно черепа, а не головы животных: об этом свидетельствует отсутствие нижних челюстей и верхних позвонков. Гораздо более важным для определения характера ритуала является факт, что яма была сооружена и перекрыта до строительства на этом месте первого дома. Магические действа с черепами животных хорошо известны в Новгороде по другому распространённому обряду - "строительной жертве", когда под угол вновь возводимого знания помещался череп коня9.
Конь у славян был связан с культом солнца, но в бытовой магии этот образ почитался главным образом как оберег дома. Череп коня под новой постройкой символизировал смерть и возрождение и был связан с представлением о переходе душ жертвенных животных в домашних духов - домовых, культ которых сохранился в русской народной традиции вплоть до XX века. Несомненно, схожую семантику имели и "мёртвые головы" коров или быков, которые были ритуально захоронены первыми поселенцами Неревского конца на месте своего будущего двора. Корова считалась подательницей благ, её образ символизировал благополучие и сытую жизнь, кроме того, культ быка у восточных славян был связан с Перуном, как культ коня - с солнечным божеством. О схожести обрядов, связанных с ямами Неревского конца, говорит также наличие перевёрнутых ковшей.
Ещё один объект, возможно, связанный с магией первопоселенцев, был обнаружен в 1999 году в Плотницком конце средневекового города на Андреевском раскопе (раскопки А. М. Степанова). Он представлял собой колодец размером 1,0х1,0 м, состоящий из шести венцов10. Сверху колодец, как и яма на Троицком раскопе, был перекрыт слоем материковой глины, вероятно, взятой из него же. Такая конструкция исключала использование колодца в бытовых целях в последующее время. Он был сооружён специально для помещения в него заполнения и засыпан ещё до начала застройки этой территории. В колодце находился коровий череп с верхними позвонками, а также кости, вероятно, от той же коровы со следами пищевой обработки. Кроме того, в нём было найдено несколько бытовых предметов - ключ, личина замка, дно от бочки. Очевидно, это были остатки ритуальной трапезы с принесением в жертву животного, совершённой новосёлами Плотницкого конца Новгорода, сформировавшегося в результате расширения территории города в конце XII века.
Мотив закапывания головы и оставшихся после трапезы костей жертвенного животного известен как в некоторых славянских календарных обрядах (Ильин день, Коляда), так и в русских народных сказках. Целью такого ритуала было возрождение принесённого в жертву животного и через него - увеличение поголовья скота, воспроизводство богатства и благополучия участников трапезы11. Бочка, остатки которой найдены вместе с костями коровы, как и ковши в неревских ямах, могла служить для ритуального напитка. Особое значение имели ключ и личина замка. Основным предназначением этих предметов в магии было закрепление результатов магического действа. Например, наиболее архаичные русские заговоры от болезней или порчи завершались формулой "земля - замок, небо - ключ"12. Этими словами заговору придавалась особая сила, подчёркивающая его нерушимость и призванная закрепить его воздействие на долгое время. То же значение закрепления благопожелательного результата могли иметь и предметы, помещённые в колодец вместе с остатками трапезы. Следует отметить, что этот комплекс самый поздний из всех рассматриваемых и датируется примерно рубежом XII-XIII веков, уже временем после принятия христианства. То есть, древние традиции, видоизменяясь, продолжали существовать и практиковаться по мере расширения городских границ и строительства усадеб на новых местах.
Попробуем теперь реконструировать благопожелательный магический обряд, который производился первыми новгородцами. В его основе лежал ритуальный пир новосёлов, хозяев будущих дворов, с принесением в жертву животного (скорее всего, по традиции, это была корова) и употреблением хмельных напитков - пива или мёда - из ковшей. Ритуальный пир был одной из основных составляющих славянского языческого обряда. На Руси такой пир носил название "братчина". Первоначально он символизировал пир верующих с их с богами, которым жертвовалась часть урожая и приплода скота и к которым обращались с просьбой о покровительстве и изобилии. В данном случае ритуальная трапеза могла быть посвящена и духам того места, на котором люди собирались возвести свои дома.
Наиболее сакрально значимые остатки обряда закапывались в специально приготовленную для этого яму. Ковши были символом сытости, схожую символику приумножения достатка и благополучия семьи имела корова. При этом голова или другие части жертвы "хоронились" с целью её возрождения. В то же время в деталях ритуала проступают охранительные черты. Остатки ритуального пира для сохранения его магической силы надлежало сокрыть во избежание вредоносного воздействия. Такое же значение можно предположить в помещении в одну из ям ключа и личины замка, а также в переворачивании ковшей, символика которого - в отвращении магической опасности от участников обряда и закрепление его результатов13.
Таким образом, обряды первопоселенцев, производимые на территории средневекового Новгорода, отражали разные аспекты взаимодействия освоенного и неосвоенного пространства. С одной стороны, новосёлы старались оградить вновь занимаемое место от воздействия опасностей из дикой природы, с другой - обеспечить благополучную жизнь своего коллектива на новом месте. При наличии общей символики эти обряды были лишены единообразия, о чём говорят различия в заполнении жертвенных ям. При этом реконструируемые детали обрядов новгородских первопоселенцев имеют различные аналогии в обрядах новосёлов, известных по данным этнографии XIX - начала XX века, что говорит о непрерывности и устойчивости традиции, идущей от древнейших времён.
Находки Троицкого раскопа в Великом Новгороде- 1. Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 3. М. 2004. С. 412-414.
- 2. Левкиевская Е. Е. Славянский оберег. Семантика и структура. М. 2002. С. 80-93.
- 3. Там же. С. 73-114.
- 4. Славянские древности. Т. 4. М. 2009. С. 20-22.
- 5. Седов В. В. Языческая братчина в Древнем Новгороде//Институт истории материальной культуры. Краткие сообщения. Вып. 65. М. 1956. С. 138-141.
- 6. Он же. К вопросу о жертвоприношениях в Древнем Новгороде//Институт истории материальной культуры. Краткие сообщения. Вып. 68. М. 1957. С. 28-30.
- 7. Арциховский А. В., Колчин Б. А. Отчёт Новгородской археологической экспедиции ИИМК АН СССР за 1953 г. М. 1954//Архив ИА РАН. № Р-1 860-861.С. 212-213.
- 8. Седов В. В. К вопросу… С. 28-30.
- 9. Там же. С. 20-27.
- 10. Степанов А. М. Отчёт о работах на Андреевском II раскопе в 1999 г. Новгород. 2000//Архив ИА РАН. № Р-1 23656-23658. С. 83.
- 11. Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М. 1991. С. 383-385.
- 12. 777 заговоров и заклинаний русского народа. М. 1999. С. 325-329, 339-341.
- 13. Славянские древности... Т. 3. С. 679-681.