Вот вам неопровержимое доказательство этого нахального утверждения. В 17 часов 31 декабря 2024 года, когда москвичи только готовились встретить Новый год, на Дальнем Востоке было уже 1 января совсем другого года - 2025-го. Так было всегда: Камчатка и Сахалин, Хабаровск и Владивосток по отношению к москвичам живут в будущем. А москвичи, даже в сравнении с Чукоткой, в прошлом. Солнце катится по России с востока на запад, принося утреннюю зарю сначала к Берингову проливу, а затем в Забайкалье, в Сибирь, на Урал, в Поволжье и только потом на Москву-реку.
Это течение света над страной, как течение Амура, рождает ветер времени. А память, освеженная этим ветерком, позволяет человеку мгновенно превращать будущее в прошлое.
Ни одной из европейских стран не дано это пережить или хотя бы почувствовать. Возможно потому, что они, утонувшие в собственной истории, лишены феномена российской географии, этого колоссально протяженного пространства, на котором свет и время творят свои чудеса.
Осенью 1972 года я впервые летел в чреве четырехмоторного Ил-18 на Дальний Восток. После окончания факультета журналистики добился распределения в Хабаровск, в газету "Молодой дальневосточник". Через четыре часа полета за бортом наступила ночь, а еще через пять часов в иллюминаторе возникла удивительная картина предрассветного неба, тот самый край Света, лимонно-оранжево-синяя гамма, которая у замечательного писателя Олега Куваева была знаком знаменитой "Территории". Восемь лет я счастливо работал на этой земле, покуда родная "Комсомолка" не призвала меня на свой этаж. И вот много лет спустя я снова лечу туда, вверх по течению времени. Но на этот раз во Владивосток, на остров Русский, где будет встреча со студентами факультета журналистики Дальневосточного федерального университета.
Всё повторилось вновь: и быстро наступившая ночь, и рассветная заря в иллюминаторе, и откровенные разговоры о профессии в великолепном кампусе университета. Было много вопросов, спрашивали и меня, и я. Но запомнился вопрос девушки: "Не было ли у вас причины уйти из профессии?". И в ответ я рассказал вот что.
Однажды зимой в "Молодой дальневосточник" пришел странный человек. Одет он был в драный полушубок, замызганную солдатскую шапку, дырявые валенки и штаны в заплатках. Парень очень волновался и постоянно оглядывался по сторонам. Мы стали разговаривать, и уже через несколько минут я понял, с кем имею дело. Передо мной сидел реальный дезертир из конкретной войсковой части. Он сбежал из казармы вместе с девушкой, которая его любила. Четыре месяца они жили в тайге, в самодельном шалаше. Питались, чем могли, добывая нехитрую еду в лесу и в деревенском сельпо, куда Оля (так звали девушку) наведывалась раз в неделю. И вот однажды она исчезла, покинула его. А он не смог больше жить один. Сдаваться не хотел, понимал, что будет арестован и судим. Решил прийти в редакцию, полагая, что тут его выслушают и не арестуют. Он просил найти Олю.
К концу дня договорились так: я буду искать Олю, если он сам придет в военную прокуратуру с повинной. Сказано - сделано. Парень сдался, а Олю я нашел примерно через неделю в Тюмени. Полетел туда в командировку, встретился с ней, выслушал ее рассказ и потом написал обо всем этом материал для газеты. Впрочем, я написал и еще кое-что: письмо выдающемуся журналисту "Комсомолки" Валерию Аграновскому, с которым был знаком, поскольку защищал о нем диплом. Я просил у него совета, поскольку впервые столкнулся со столь необычной ситуацией.
Очень быстро выяснилось, что напечатать материал без визы военного цензора невозможно. Так я оказался в солидном кабинете, где за огромным столом в кресле сидел улыбчивый подполковник. Он принял мой материал и предложил зайти на следующий день. Я зашел. Подполковник по-прежнему улыбался. Он вернул мне мой машинописный текст и весело сказал громким баритоном: "Ну, ты, парень, даешь! Это нельзя печатать! Почему? А ты не знаешь? Да потому, что в советской армии нет и не может быть дезертиров! Ты понял? Все, что ты тут накалякал - это клевета на наши вооруженные силы!".
Я пришел домой и впервые в жизни подумал о том, что стоило бы поискать другую работу. Но через день в моем почтовом ящике оказалось письмо от Валерия Аграновского. Он писал: "Дорогой Юра, конечно же этот материал не может быть опубликован. Но хороши бы мы были, если бы писали только то, что может быть напечатано! Пишите! И помните: не только мы пишем наши тексты, но и наши тексты пишут нас, воспитывают наше чувство собственного достоинства...".
Прошли годы. Цензуру отменили, веселых цензоров распустили. Теперь цензором становился каждый из нас, согласуя написанное с собственной совестью и представлением о человеческом достоинстве. И в этом смысле, слава богу, мне не стыдно кое-что вспомнить. Например, замечательную публикацию "Российской газеты" "Антигосударственная тайна" о реальных причинах и реальных виновниках трагической гибели подлодки "Курск". Совести, отваги, человеческого достоинства хватило и у корреспондента моей газеты, и у моего главного редактора.
Когда мы прощались с замечательными ребятами на острове Русский, я спросил их, согласны ли они с тем, что написал мне Валерий Аграновский? Согласны были все.
Четвертый день после возвращения с Дальнего Востока просыпаюсь в пять утра. Это мои биологические часы уносят меня вверх по течению, туда, где начинаются Вода, Земля, Свет и Время...