Известно, что Ленин пристрастился к охоте в молодые годы, во время ссылки в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии, в которой провёл три года (1897-1900). Край настолько был богат дичью, что даже самый неопытный и ленивый охотник мог рассчитывать на удачу. Те, кто знал Ленина в эти годы, оставили скромные отзывы о его мастерстве, вместе с тем отмечали, что среди доступных в ссылке развлечений, именно охота привлекала его в наибольшей степени1. Это увлечение не покинуло Ленина с годами.
Охота была в жизни Ильича и в судьбоносном 1917-м. Как ни странно, несмотря на то, что в советский период скрупулёзно собирались и описывались факты и детали биографии вождя, следующий эпизод проскользнул только в публикациях первых лет советской власти, а в последующие годы обходился молчанием.
Как известно, после подавления июльского восстания 1917 года партия большевиков, обвинённая в "авантюристической попытке" вооружённого выступления против Временного правительства, перешла на нелегальное положение. Ленин и Зиновьев спустя несколько дней после восстания нашли убежище в посёлке около станции Разлив, в 32 километрах от Петербурга2. Сначала они жили на чердаке сарая рабочего Н. А. Емельянова, а когда стало очевидно, что за последним установлена слежка, их переправили на озеро Сестрорецкий Разлив, где под видом финнов-косцов они жили в шалаше.
В 1924 году в журнале "Ленинградский охотник и спортсмэн" появилась публикация, сделанная, как указывал её анонимный автор, по воспоминаниям самих Ленина и Зиновьева. Слог и манера изложения ярко передают атмосферу описываемых событий и колорит эпохи: "Тихое провинциальное местечко Разлив, населённое почти исключительно рабочими и служащими Сестрорецкого завода, где на 5-ой Жуковой уличке тов. Емельянов имел свой домик, а во дворе деревянный флигель с чердаком. Вот здесь то, на чердаке этого дома, и пришлось скрываться тт. Ленину и Зиновьеву. По ночам наезжали к ним с большой опаской тт. Рыков, Лашевич, Троцкий и другие, привозя иностранные газеты и новые книги. Здесь же обсуждались и решались вопросы дальнейшей тактики большевиков. В виду того, что правительство Керенского принимало всяческие меры к розыску и аресту тт. Ленина и Зиновьева, пребывание их сохранялось в строжайшей тайне. Им пришлось изменить внешний свой вид: Владимир Ильич сбрил себе бороду и усы, а тов. Зиновьев остриг свои пышные волосы.
За тов. Емельяновым началась усиленная слежка. Нахождение у Емельянова тт. Ленину и Зиновьеву стало небезопасным.
Ответственному за судьбу Ильича и т. Зиновьева Н. А. Емельянову пришлось перевести их ещё в более безопасное место, по ту сторону озера Разлив. Там, на поляне, был сооружён шалаш, замаскированный стогом сена. Здесь днём скрывались Вожди Революционного движения и только к вечеру или ночью выходили подышать свежим воздухом и побродить по лесу…
Иногда товарищи Ленин и Зиновьев и днём в крестьянской одежде, с косами на плечах, выходили из шалаша. Порою, удовлетворяя свою охотничью страсть, даже охотились в лесу.
Однажды с товарищем Зиновьевым случилось происшествие, которое могло бы иметь роковые последствия, но закончившееся благополучно. Бродя с ружьём по лесу, тов. Зиновьев нарвался на лесника, придравшегося к нему за незаконную охоту в казённом лесу. Лесник уже намеревался отправить тов. Зиновьева в местное лесничество для установления личности, когда тов. Зиновьеву пришла блестящая мысль притвориться глухонемым. На все вопросы он отвечал мычанием и жестикуляцией.
Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы тов. Емельянов, рабочий-связной, лично знакомый с лесником, не поспешил бы на выручку охотнику, объяснив леснику, что этот немой парень нанят им в косцы. Лесник выругался в сторону "дурного парня" и отпустил его"3.
Вот так любовь Ленина и Зиновьева к охоте подвесила на волосок от провала "дело революции". А. В. Шотман вскользь упомянул, что "ни разу за всё это время Владимир Ильич не просил привезти ему из города чего-нибудь съестного или из одежды, несмотря на то, что питание у него в стогу было весьма скудное, а ночами холода и сырость пронизывали до костей…"4. Место, где жили беглецы, было пустынным, глухим, болотистым, шалаш был сделан из веток и покрыт сеном. Для этого края с капризной и резко изменчивой погодой даже летом он не мог служить надёжным жилищем. Готовить приходилось самим, на костре. На двух кольях устанавливали тонкую берёзовую перекладину, на которую подвешивали котелок или чайник, а под ним разжигали огонь. Поскольку готовка не была призванием "косцов", еда была невкусной. Более того, приходилось терпеть обилие комаров. По воспоминаниям Емельянова, Ильич даже иронизировал по этому поводу: "от Керенского мы укрылись хорошо, а от комаров никак не спрятаться, - везде находят"5. В таких условиях неудивительно, что Ленин и Зиновьев решили поохотиться с риском для себя. Охота позволяла не только размяться и развеяться, но и разнообразить скудный рацион.
После смерти Ленина в Разливе на месте кратковременного убежища его и Зиновьева возник аналог их временного укрытия - шалаш. Первый появился здесь во второй половине 1920-х годов. Утверждалось, что его внешний облик воссоздавался по воспоминаниям тех, кому довелось видеть подлинник. Действительно, он был совсем маленький, тесный и без особого лоска. Он простоял всего несколько лет. В 1928-м решили подойти к шалашу более творчески. В Разливе появилось их целых два. Один из натуральных материалов, но совершенно другой наружности: большой, аккуратный, напоминающий небольшой домик, а второй - и вовсе из гранита…
Начиная с 1920 года возобновились регулярные поездки Ленина на охоту. По свидетельствам современников, Ильич предпочитал менять места своих охот, выбирая новые направления. Иногда он охотился около ближайших к Москве мест, например в Рублёво, но предпочитал уехать подальше: Сенежское озеро, Каширское направление, деревни Молоково, Монино, село Богданиха в десяти километрах от Горок, деревня Монино (70 километров от Москвы), недалеко от Решетниково, деревня Моденово Верейского уезда Московской губернии (позже Можайский район), деревня Сидорово (Серпуховский уезд Московской губернии). В 1920-1922 годах он несколько раз приезжал поохотиться в село Завидово Клинского уезда. Уже после смерти Ленина здесь будет создано охотхозяйство, которое станет излюбленным местом охоты большинства советских руководителей.
Ружьё, с которым в эти годы Ленин ходил на охоту, ему подарили сотрудники ВЧК. Это было двуствольное бескурковое охотничье ружьё бельгийской фирмы "Defourny Sevirna Liege". Сделано оно было по заказу варшавской фирмы "Роберт Циглер". Длина каждого ствола 72,2 см, приклада - 49 см. Металлические части оружия были украшены выгравированным орнаментом. В футляре из жёлтой кожи помимо самого оружия хранились необходимые принадлежности: разборный шомпол, ремень для ружья и обтирочная материя.
Уезжал Ленин на охоту, как правило, в субботу вечером и возвращался в понедельник утром. Как вспоминал его личный шофёр С. К. Гиль, "места выбирались наугад, отдалённые и незнакомые".
В одном из таких мест с Ильичом произошло происшествие, которое поставило на опасную грань политический расклад власти. Поздним вечером 27 августа 1920 года Ленин, Н. В. Крыленко - председатель Верховного революционного трибунала, И. П. Жуков - член Верховного революционного трибунала и Д. И. Ульянов - младший брат Ленина поездом с Виндавского (ныне Рижского) вокзала столицы уехали на охоту в Бельский уезд Смоленской губернии. Их сопровождали два чекиста, старшим из которых был А. Я. Беленький - начальник оперативного отделения при президиуме ВЧК. По приезде 28 августа они остановились в деревне Нестерово, взяли местного проводника И. Н. Виноградова и пошли на охоту.
Охотились вместе с пойнтером Крыленко по кличке Сен-Жень, впрочем, на русские варианты имени он тоже откликался. Попытка поохотиться на куропаток оказалась не очень удачной. Два выстрела, произведённые Лениным по небольшому выводку птиц, в цель не попали. Утром второго дня пошли на рябчиков, с которыми также не заладилось, зато добыли девять куропаток. На третий день пошли искать тетеревов. "Найден был выводок тетеревов. Дмитрий Ильич стрелял дуплетами. Тахх… тах!" - мимо. Он горячился. Собака снова стала, теперь стрелял Крыленко. Упал молодой тетерев, уже испещрённый чёрным пером. Николай Васильевич стрелял семь или восемь раз. Подобрав трёх тетеревов, он аккуратно подвязал их к ремню"6. После этого на пути по возвращении в деревню Крапивна Ленину удалось самолично добыть охотничий трофей - куропатку. В деревне охотников поджидал первый из сюрпризов. Не оказалось лошадей, на которых они должны были ехать на станцию Оленино: по официальной версии, они "сорвались с привязи и убежали неизвестно куда". Ленин и его спутники двинули на станцию пешком, правда, их местный проводник сумел достать лошадей и повозки, нагнал их, и часть пути они проделали уже на лошадях.
Поздно вечером 30 августа трёхдневная охотничья прогулка неожиданно едва не закончилась самым неприятным образом. На станции Оленино Крыленко были предъявлены две телефонограммы за подписью военкома Бельского уезда В. Ф. Егорова, адресованные березовскому и глуховскому волостным военкомам, следующего содержания: "Приказываю Вам сегодня же… выйти на станцию Мостовая и будут там члены Центрального исполнительного комитета, а также тов. Ленин, арестовать таковых и доставить в уездвоенком Бельской коммуны немедленно"7. Одновременно с этими телефонограммами под предлогом военного положения в уезде, введённого в виду появления банд противников советской власти, Егоров выслал две вооружённые группы по пять человек во главе с военным комиссаром Глуховской волости Я. В. Смирновым и уполномоченным Березовской волости по борьбе с дезертирством Шуклером, которые и попытались задержать Ленина и сопровождавших его лиц.
Нерастерявшийся Крыленко, достав соответствующий мандат и сославшись на статьи положения "О членах ВЦИК", согласно которым арест их мог быть произведён только по постановлению Президиума или Председателя ВЦИК, оказал такое словесное сопротивление, что посланные Егоровым лица не решились арестовать председателя Совнаркома и его спутников8. В итоге Ленин, Крыленко и все остальные быстро сели на поезд и уехали в Москву.
По прибытии охотников в столицу началось расследование. Основной фигурант, В. Ф. Егоров, попытался объяснить возникшее "недоразумение" тем, что отсутствовало уведомление о приезде столь высоких гостей, а по округе ходили слухи, что в уезде под видом членов ВЦИК с ружьями бродят контрреволюционеры и бандиты, а следовательно, возникла необходимость проверить их личности, но указаний о безусловном аресте он не давал9. Но показания Крыленко, который успел запомнить номера телефонограмм, содержавших прямое указание об аресте Ленина, подмыли эту версию10. 8 сентября, по постановлению следственной комиссии Верховного ревтрибунала ВЦИК, Егорова на период расследования "временно отстранили" от занимаемой должности, задержали и всех остальных участников неудавшегося ареста11.
В ходе следствия обнаружилось, что после провала Егоров попытался подменить тексты телефонограмм, переписал их, убрав непосредственное указание об аресте Ильича. В деле фигурировало две телефонограммы № 315 и 316. В первой как раз и содержался прямой приказ об аресте Ленина, и подписана она была кроме начальника гарнизона Егорова ещё и военруком Бельского уезда Онисифоровым, а передал её некий Гаврилов.
На следствии военком Глуховской волости Смирнов показал, что получил телефонограмму № 316 непосредственно от Егорова. Телефонограмма же № 315, полученная в Берёзовской волости, была "принята гр. Цветковым, прочитана в целях проверки Егорову в присутствии сотрудника Дроздова, что последний, будучи опрошен, подтвердил. Цветков же сверх того показал, что передал ему телефонограмму лично Егоров, которого он узнал по голосу, но почему Егоров велел ему отметить, что передал телефонограмму не Егоров, а неизвестный ему Гаврилов, Цветков отозвался незнанием"12.
Доскональное расследование, а также то, что берёзовский военком сохранил подлинник телефонограммы, подтвердило попытку фальсификации Егорова13. Кроме того, было установлено, что, когда Егоров отдавал распоряжение об аресте, он доподлинно знал, что в уезде находится именно Ленин. В заключении по делу читаем: "Одновременно однако установлено, что действительно весть о приезде в Бельский уезд тов. Ленина и других усиленно циркулировала эти дни в Белом и его окрестностях, тем более что т. Ленин был даже узнан служащим Бельской уездкодезертир14 Куприановым, который и сообщил об этом в Белый, что вызвало, посылку по инициативе уисполкома в дер. Нестерово тов. Онисифорова и зав. отд. управл. для проверки слухов, что те и исполнили, удостоверив пребывание членов ВЦИК"15.
Верховный ревтрибунал ВЦИК постановил "считать акт отдачи Егоровым явно незаконного, сопряжённого с превышением власти распоряжения доказанным, как равно и последующий факт попытки утайки посланных телефонограмм и подмены их другими"16. Однако наказание за такое деяние оказалось удивительно мягким: отстранение от должности и заключение под стражу на шесть месяцев17. Похоже, что в этой истории случайных деталей не было и её нити вели в Москву. Без поддержки из столицы бельское руководство вряд ли рискнуло бы пойти на такой шаг. В пользу версии о неудавшейся попытке государственного переворота говорят и явное стремление замять дело, и мягкость приговора. В заключении по делу так и написано: "Принимая во внимание отзыв парткома о безупречном прошлом Егорова и нежелательности судебной огласки всего описанного инцидента, дело в порядке уголовного преследования Егорова прекратить"18. Эта история напомнила о себе в 1939 году, когда всех членов группы Егорова вновь арестовали.
После революции Ленин охотился с гораздо меньшим азартом, чем когда-то. И здоровье было уже не то, да и бремя власти и партийной борьбы давало о себе знать. Гиль вспоминал: "Владимир Ильич не гнался за добычей. Он любил самый процесс охоты, длительные переходы, лес, воздух. Добыча была для Ильича не целью охоты, а результатом"19. Уровень своего охотничьего мастерства сам он оценивал скромно. Такую же оценку дал ему гораздо более ловкий охотник Троцкий: "Ленин был страстный охотник, но охотился редко. На охоте горячился, несмотря на большую выдержку в больших делах. Так же как великие стратеги бывают обычно плохими шахматистами, люди с гениальным политическим прицелом могут быть посредственными охотниками. Помню, с каким прямо-таки отчаянием, в сознании чего-то навсегда непоправимого Ленин жаловался мне, как он промазал на облаве по лисице в 25 шагах. Я понимал его, и сердце моё наливалось сочувствием"20.
При этом оба на охоте так и не встретились. Троцкий в воспоминаниях писал об этом не без сожаления: "Нам с Лениным ни разу не довелось охотиться вместе, хотя много раз сговаривались и твёрдо уславливались. В первые годы после переворота было вообще не до того. Ленин ещё выезжал изредка из Москвы на простор, а я почти не выходил из вагона, из штабов, из автомобиля и ни разу не брал в руки дробовика. А в последние годы, после конца Гражданской войны, всегда что-либо непредвиденное мешало либо ему, либо мне. Потом Ленин стал хворать. Незадолго до того, как он слёг, мы условились съехаться на реке Шоше, в Тверской губернии. Но автомобиль Ленина застрял на просёлочной дороге, и я его не дождался. Когда Ленин оправился от первого удара, он настойчиво боролся за право охоты (лето-осень 1922 года. - О. К.). В конце концов, врачи уступили ему под условием не утомляться. На каком-то, кажется агрономическом, совещании Ленин подсел к Муралову. "Вы с Троцким частенько охотитесь?" - "Бывает". - "Ну и как, удачно?" - "Случается и это". - "Возьмите меня с собой, а?" - "А вам можно?" - спрашивает осторожно Муралов. "Можно, можно, разрешили... так возьмёте?" - "Как же вас не взять, Владимир Ильич?" - "Так я звякну, а?" - "Будем ждать". Но Ильич не звякнул. Звякнула вторично болезнь. А потом звякнула смерть"21.
Владимир Ильич ЛенинОсновной организатор Октябрьского переворота 1917 года и создатель Красной армии Троцкий видел в охоте совсем иной смысл. "Привлекательность охоты, - отмечал он, - состоит в том, что она действует на сознание, как оттяжной пластырь на больное место..."22
Троцкий вспоминал: "Первый отпуск я взял перед вторым конгрессом Коминтерна, весною 1920 года. Я провёл около двух месяцев под Москвой. Время делилось между лечением - около этого времени я начал серьёзно лечиться - тщательной работой над Манифестом, который заменял в течение ближайших лет программу Коминтерна, и охотой"23.
Летом 1923-го Троцкий посетил Кисловодск, где также прошёл курс лечения. Деньги на эту поездку и сопутствующие расходы выделил финотдел ЦК РКП(б) в сумме 760 581 рубля 10 копеек24. Кстати, охотничьи расходы также оплачивались из денег, выделяемых секретариатом ЦК "на довольствие т. Троцкого". Среди обыденных трат на ежедневное обеспечение председателя Реввоенсовета продуктами и необходимыми бытовыми предметами в счетах есть и расходы "за ремонт ружья ЛД"25.
Основным спутником Троцкого на охоте был Николай Иванович Муралов - командующий Московским военным округом. Троцкий близко познакомился с Мураловым во время июльских событий 1917-го. Троцкого привлекло в нём то, что "в самых трудных условиях от него излучались спокойствие, уверенность и теплота". Кроме этого большое значение сыграло общее увлечение: "После окончания войны (Гражданской. - О. К.) мы старались с Мураловым вместе проводить свободные дни. Нас объединяла охотничья страсть. Мы исколесили вместе север и юг, то за медведями и волками, то за фазанами и дрофами"26.
В воспоминаниях, написанных легко и образно, литературный талант Троцкого в полной мере проявился на страницах, посвящённых охоте: "…Но здесь я должен прервать своё изложение, чтоб сказать о моём приятеле Иване Васильевиче Зайцеве из села Калошина, что на реке Дубне. Местность эта зовётся Заболотье и, как намекает самоё имя её, богата болотной дичью. Река Дубна здесь даёт большие разливы. Болота, озёра и мелкие плёсы, обрамлённые камышами, тянутся широкой лентой без малого на сорок километров. Весною здесь тянут гуси, журавли, утки всех пород, кроншнепа, дупеля, турухтаны и вся прочая болотная братия. В двух километрах, в мелколесье, меж мховых кочек, на бруснике, токуют тетерева. Одним коротким веслом гонит Иван Васильевич долблёный чёлн узкой бороздою меж болотных берегов. Борозда прорыта неведомо когда, может быть, 200-300 или больше лет тому назад, и её приходится ежегодно расчищать, чтоб не засосало. Надо выезжать из Калошина в полночь, чтоб поспеть засесть в шалаше до зари. Торфяное болото подымает при каждом шаге колышущийся живот. Когда-то я этого опасался. Но Иван Васильевич ещё в первое моё посещение сказал: ступай смело, в озере тонуть тонули, а на болоте ещё никто не погибал.
Чёлн так лёгок и неустойчив, что лучше всего лежать на спине не шевелясь, особенно при ветре. Лодочники для безопасности стоят обычно на коленях. Только Иван Васильевич, даром что хром на одну ногу, стоит во весь рост. Иван Васильевич утиный герцог этих мест. Его отец, его дед и прадед были утятниками. Надо думать, что его пращур доставлял уток, гусей и лебедей ко столу Ивана Грозного. Глухарём, тетеревом, кроншнепом Зайцев не интересуется. "Не моего цеха", - говорит он коротко. Зато утку знает насквозь, её перо, её голос и её утиную душу. Стоя в челне, Иван Васильевич на ходу снимает с воды одно перо, другое, третье и, поглядев, объявляет: "На Гущино с тобой поедем, вечор туда утка садилась…" - "А ты почём знаешь?" - "А перо, видишь, поверх воды держится, не отмокло, свежее перо, вечор летела, а больше как на Гущино ей тут и лететь некуда".
И вот в то время, как другие охотники привозят пару или две пары, мы с Иваном Васильевичем привозим десяток, а то и полтора. Ему заслуга, мне честь. Так часто бывает в жизни. В камышовом шалаше Иван Васильевич приложит к губам корявую ладонь и так нежно крякает чирковой самкой, что самый осторожный, много раз стрелянный селезень никак не устоит против этих чар, непременно опишет вокруг шалаша круг, а то прямо плюхнется на воду в пяти шагах, так что стрелять совестно. Зайцев всё замечает, всё знает, всё чует. "Готовься, - шепчет он мне, - кряковой прямо на тебя идёт". Я вижу далеко над лесом две запятые крыльев, но разгадать, что это кряковой селезень, - нет, это доступно только Ивану Васильевичу, великому мастеру утиного цеха. Но кряковой и впрямь идёт на меня. Когда промажешь, Иван Васильевич тихо, чуть-чуть, вежливо покряхтит. Но лучше б не родиться на свет, чем услышать за своим затылком это кряхтение.
Зайцев до войны работал на текстильной фабрике. И теперь он на зиму уходит в Москву, то в истопники, то на электростанцию. В первые годы после переворота шли по стране бои, горели леса и торфяные болота, стояли голые поля - не летела утка вовсе. Зайцев сомневался в новом строе. Но с 1920 года утка снова пошла, вернее сказать, валом повалила, и Иван Васильевич полностью признал Советскую власть…"27
Когда не было возможности выехать на охоту, Троцкий отдавал предпочтение рыбалке: "В воскресенье, в начале мая 1922 года я ловил сетью рыбу на старом русле Москвы-реки. Шёл дождь, трава намокла, я поскользнулся на откосе, упал и порвал себе сухожилия ноги. Ничего серьёзного не было, мне нужно было провести несколько дней в постели"28. Уже через три недели, к концу мая, когда травма ноги Льва Давидовича стала беспокоить меньше, он решился съездить на рыбную ловлю за 80 вёрст от Москвы. Он считал, что именно только такой отдых ведёт дело к поправке. Праздно прогуливаться, в отличие от Ленина, Троцкий не умел.
Фотографии Льва ТроцкогоЛюбимому занятию Троцкий оставался верен, несмотря на перипетии судьбы. В январе 1928 года он был отправлен в ссылку в Казахстан. Во время следования из Москвы в Алма-Ату, хотя в дальнейшем положении царила неизвестность, Троцкий постоянно интересовался условиями охоты в регионе, у конвоиров, шоферов, хозяйки почтовой станции, где он с семьёй останавливался на ночлег, у других местных жителей. В его объёмном багаже, кроме множества вещей, находилось главное: книги и охотничье ружье (двустволка) с боеприпасами. На сына Троцкого - Льва Седова - легла работа по налаживанию отношений с внешним миром. Он вёл все переговоры с местным начальством, занимался организацией охоты, присматривал за охотничьей собакой и за оружием, нёс и охрану дома.
Об одной из казахстанских охот Лев Давидович сохранил особенно яркие впечатления. Она состоялась в последней декаде марта 1928 года: "Отправились с сыном на реку Или с твёрдым намерением использовать весенний сезон до конца. На этот раз взяли с собой палатки, кошмы, шубы и пр., чтобы не ночевать в юртах... Но снова выпал снег, и снова ударили морозы. Эти дни могут быть названы днями великих испытаний. Ночами морозы доходили до 8-10°. Тем не менее мы девять суток не входили в избу. Благодаря тёплому белью и обилию тёплой верхней одежды, мы почти не страдали от холода. Сапоги за ночь, однако, замерзали, и их приходилось оттаивать над костром, иначе они не всходили на ноги. Первые дни охота развёртывалась на болоте, потом на открытом озере. У меня на кочке был устроен скрадок (шалашик), в котором я проводил 12-14 часов в сутки. Лёва стоял прямо в камышах под деревьями.
Из-за дурной погоды и недружного перелёта дичи охота, как охота, была неудачна. Мы привезли свыше сорока уток и пару гусей. Тем не менее поездка доставила мне огромное удовольствие, суть которого состоит во временном обращении в варварство: спать на открытом воздухе, есть под открытым небом баранину, изготовленную в ведре, не умываться, не раздеваться и потому не одеваться, падать с лошади в реку (единственный раз, когда пришлось раздеться под горячим полуденным солнцем), проводить почти круглые сутки на маленьком помосте среди воды и камышей - всё это приходится переживать не часто. Вернулся я домой без намёка на простуду. А дома простудился на второй день и пролежал неделю..."29
Далее читаем: "Со времени возвращения с охоты, то есть с последних дней марта, сижу безвыездно и безвыходно дома, всё за книгой или пером, примерно с 7-8 часов до 10 часов вечера. Собираюсь сделать перерыв на несколько дней: охоты сейчас нет, поэтому поедем с Наталией Ивановной и Сережей (он сейчас здесь) на рыбную ловлю, на реку Или"30.
На лето 1928-го Троцкий снял у одного из садоводов Алма-Аты дом, расположенный в предгорьях, с открытым видом на снеговые горы, отроги Тянь-Шаня. По воспоминаниям Натальи Ивановны, жены Льва Давидовича, "к вечеру Л. Д. поднимался нередко с ружьём и собакой в горы, иногда я его сопровождала, иногда Лёва. Возвращались с перепелами, голубями, горными курочками или фазанами… Так прожили мы год в Алма-Ата, городе землетрясений и наводнений, у подножия Тянь-Шаньских отрогов, на границе Китая, в 250 километрах от железной дороги, в четырёх тысячах от Москвы, в обществе писем, книг и природы"31.
На этом охота Троцкого в пределах Советского Союза закончилась. 11 февраля 1929 года пароходом "Ильич" он был выслан в Турцию. И с этого времени "охота" началась уже на него.
Задолго до этого произошёл эпизод, когда охота, по признанию самого Льва Давидовича, сыграла почти роковую роль (он относится к тому времени, когда больной Ленин фактически ушёл с политической арены, а между основными претендентами разворачивалась борьба за власть): "…я в одно из октябрьских воскресений 1923 года оказался в Заболотье, на болоте, средь камышей. Ночью стоял морозец, и я в шалаше сидел в валенках. Но утром солнце хорошо пригрело, болото оттаяло. На подъёме дожидался автомобиль. Шофёр Давыдов, с которым мы плечо к плечу прошли через Гражданскую войну, горел, как всегда, нетерпением узнать, какова добыча. До автомобиля от челна надо было пройти шагов сто, не более. Но едва я ступил валенками на болото, как ноги мои оказались в холодной воде. Пока я вприпрыжку добежал до автомобиля, ноги совсем простыли. Я сел рядом с Давыдовым и, разувшись, грел ноги теплом мотора. Но простуда осилила. Я слёг. После инфлюэнцы открылась какая-то криптогенная температура. Врачи запретили вставать с постели. Так я пролежал весь остаток осени и зиму"32.
В итоге истинными неприятными последствиями любимой утиной охоты, по признанию Троцкого, стала не болезнь, а заговор "эпигонов" во главе со Сталиным, с которого началось отстранение Льва Давидовича от реальной власти. "…Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку"33, - почти философски заключил он спустя годы.
По иронии судьбы это меткое замечание ещё раз печальным эхом отозвалось Троцкому в далёкой Мексике. В течение нескольких лет 4-е управление НКВД разрабатывало операцию по ликвидации самого непримиримого сталинского оппонента. В августе 1940 года она завершилась драматичным убийством ледорубом Троцкого агентом НКВД Рамоном Меркадером на вилле Койоакан. На завершающем этапе операция получила кодовое название "Утка"34. Руководители операции Павел Судоплатов и Наум Эйтингон в это название вкладывали значение "дезинформация", но, учитывая страсть Троцкого к охоте и особенно утиной, символическая параллель очевидна…
- 1. Ленин в Шушенском встречает ХХ век. Документы. Письма. Воспоминания. М. 1980. С. 61; Ленин. Сибирская ссылка. По воспоминаниям современников и документам. М. 1975. С. 95-96.
- 2. Шотман А. Ленин в подполье. Июль-октябрь 1917 г. Ростов на Дону. 1921; Л. 1924; М. 1932, и др.
- 3. Ленинградский охотник и спортсмэн. 1924-1925. № 1-4. С. 2-3.
- 4. Шотман А. Ленин в подполье. Июль-октябрь 1917 г. М. 1932. С. 11.
- 5. Львов И. А., Никитин П. Е. Ленин в Разливе. Л. 1966. С. 43-45.
- 6. Ленин и Тверской край. М. 1981. С. 323-343.
- 7. РГАСПИ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 94. Л. 10.
- 8. Там же. Л. 57.
- 9. Там же. Л. 58.
- 10. Там же. Л. 9.
- 11. Там же. Л. 19.
- 12. Там же. Л. 57.
- 13. Там же. Л. 58-59.
- 14. Уездный комитет по борьбе с дезертирством.
- 15. РГАСПИ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 94. Л. 58-59.
- 16. Там же. Л. 59.
- 17. Там же. Л. 3, 60.
- 18. Там же. Л. 59-60.
- 19. Гиль С. К. Шесть лет с В.И. Лениным. Воспоминания личного шофёра Владимира Ильича Ленина. М. 1957. С. 60. 20. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. М. 2006. С. 484.
- 21. Там же. С. 484.
- 22. Там же. С. 457.
- 23. Там же.
- 24. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 82. Д. 52. Л. 130.
- 25. Там же. Л. 49.
- 26. Троцкий Л. Д. Указ. соч. С. 311.
- 27. Там же. С. 482-483.
- 28. Там же. С. 457.
- 29. Там же. С. 536-537.
- 30. Там же. С. 438.
- 31. Там же. С. 535.
- 32. Там же. С. 485.
- 33. Там же.
- 34. Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М. 1997. С. 108; Малиновская М., Эйтингон Л. На предельной высоте. Великие Луки. 2009. С. 45-55.