В 1830-1831 годах Царство Польское, как известно, оказалось объято пожаром восстания. Основной силой повстанцев выступили польские войска, вышколенные великим князем Константином Павловичем, что придало этим событиям характер русско-польской войны. России пришлось вступить в противоборство с армией, ею самой созданной, выученной и вооружённой. Неудивительно, что после восстановления порядка польская армия подверглась расформированию, а 35 тысяч её военнослужащих - переводу в подразделения, находившиеся преимущественно в восточных губерниях1.
"Среди перемещённых были и солдаты-поляки, служившие в армии в 1830 году. Они были взяты в плен и угнаны в сибирские батальоны, - вспоминал Юстиниан Ручинский. - Оторванные от родной земли, они отличались хорошим поведением, учтивостью и строгим выполнением своих служебных обязанностей; пьянства, воровства, распутства не было среди них"2. Но то ли ссыльный шляхтич идеализировал товарищей по несчастью, то ли средь этих ангелов во плоти нашёлся-таки один ангел падший. Ибо как отличить праведников, если нет среди них грешника? Во всяком случае, герой нашего повествования хоть и был ссыльным польским солдатом, но запомнился не примерным поведением и учтивостью, а как раз пьянством и распутством.
14 декабря 1842 года командир Оренбургского линейного батальона № 8 подполковник Пащенко направил командиру 2-й бригады 22-й пехотной дивизии генерал-майору Шрейберу рапорт, которым сообщил следующее: "Поступивший из бывших польских войск вверенного мне батальона рядовой Михаил Новак по произведённому над ним следствию оказался виновным: 1-е, в самовольной из казармы отлучке; 2-е, в пьянстве и любодейной связи с девкой Греховой; 3-е, в грубости и дерзости против своего ротного командира подпоручика Протопопова; 4-е, в ругательстве унтер-офицера Орешникова и других конвойных при взятии его на гауптвахту и сопротивлении в том и, сверх того, 5-е, в ложном именовании себя польским уроженцем, по словам же его, он есть прусский дезертир по фамилии Ац, а не Новак, из шляхты города Мемель..."3
И автор рапорта, и его адресат - люди сугубо военные, истые служаки, не питавшие симпатий к такого рода "художествам". Грудь Семёна Васильевича Пащенко помимо ряда орденов украшал знак отличия за двадцать лет беспорочной службы. "Настоящий кавказец", как сказал бы Лермонтов. Боевое крещение принял в далёком 1819 году "за рекой Тереком в действии противу чеченцев". Освобождал крепости "от осады возмутившихся горцев", был "при отражении мятежников, напавших на отряд", "за Кубанью для рассеяния собранного там скопища шапсугов"4. Правда, на Урале довелось воевать с другим противником: в 1841 году - с восставшими углежогами Ревдинского завода, в апреле 1842-го - с крестьянами Камышловского уезда5. И у старого холостяка Ивана Петровича Шрейбера всего богатства - десять душ крепостных да награды "за отличие по службе". В 1812-1814 годах он прошёл с боями от Смоленска и Бородинского поля до самой Франции, в 1831 году воевал с поляками6.
Так что на снисхождение отцов-командиров буяну Новаку рассчитывать не приходилось. Тем паче, что в прошлом году он уже состоял под судом "за залог зимних панталон и ложный извет на своего ротного командира подпоручика Кураева и угрозу на собственную его жизнь", да счастливо оказался освобождён по всемилостивейшему манифесту в честь женитьбы наследника цесаревича. Но теперь положение нерадивого солдата изменилась самым непонятным образом. Ац он или Новак? Подданный русский или прусский? Своего служивого примерно высечь - что почесаться, а если это иноземец?
Арестанту учинили допрос, на котором он подтвердил, что никакой он не Новак, а подданный прусского короля Ац. Родился в 1806 году на заимке Шмец близ города Мемеля (Клайпеды) и крещён в лютеранской кирке. Мать звали Анной, отца он не помнил. Были ещё два брата: Иаков служил в армии и "помер в 1812 году", а Иоанн остался при матери. Живы ли теперь прибалтийские родственники, Ац не знал. Осенью 1825 года он по своей воле записался рядовым в 1-й прусский мушкетёрский полк, стоявший в Кёнигсберге. В апреле же 1831 года, прослышав о польском мятеже, дезертировал и перешёл границу, отстоявшую от Кёнигсберга в трёх верстах. В городе Лович присоединился к повстанческой армии - унтер-офицером во 2-й уланский полк. "В исходе того же 1831 года... перешёл добровольно в российскую службу, при чём переменил настоящее своё происхождение и фамилию, назвал себя вместо Аца Новаком и показал из шляхты Краковской губернии. Это я сделал для того, чтобы скрыть прежние свои преступления"7.
Познакомившись с описанием похождений прусско-польского самозванца, Шрейбер переадресовал вопрос о его наказании главному начальнику горных заводов хребта Уральского генерал-лейтенанту Глинке. Здесь необходимо сделать небольшое отступление и пояснить, что линейные Оренбургские № 7, 8, 9 батальоны дислоцировались на горнозаводском Урале, при этом 8-й батальон - непосредственно в горном городе Екатеринбурге. Их задачи, по словам одного из мемуаристов, заключались "в охранении денежных кладовых и магазинов; в содержании караулов при заводских управлениях, в препровождении и охранении транспортов с золотом, денежными суммами и металлами; в содействии в экстренных случаях заводской полиции к охранении казённого интереса и сохранению порядка и безопасности и, наконец, в исполнении экзекуций"8. В научной литературе встречается ошибочное утверждение, что именным императорским указом от 26 октября 1837 года "заводские батальоны" были выведены из ведения горного начальства9. В действительности этим документом начальник уральских горных заводов лишь подчинялся оренбургскому военному губернатору по "заведыванию им линейными Оренбургскими № 7, 8, 9 батальонами"10.
До того как стать "главным командиром и хозяином заводов" (по определению закона), генерал Владимир Андреевич Глинка прошёл путь, ещё более насыщенный ратными подвигами, чем у Пащенко или Шрейбера. Попав на фронт в 1806 году в возрасте 16 лет, он дважды воевал с французами, дважды - с турками и ещё по одному разу со шведами и с поляками. Происхождение его рода от польского корня не помешало Глинке в 1831 году принять назначение начальником штаба артиллерии действующей армии и сказать своё веское слово при штурме Варшавы. А ещё в жизни генерала было членство в Союзе благоденствия и многолетняя помощь опальным декабристам - Вильгельму и Михаилу Кюхельбекерам, Фёдору Вишневскому, Фёдору Глинке11.
Ацу ждать помощи от генерала не стоило. Но Глинка, хоть и был крут, а законы чтил. В феврале 1843 года он послал отношение в Аудиторский департамент Военного министерства с просьбой "сделать с кем следует сношение об открытии действительной принадлежности сего рядового, по его показанию, Прусскому королевству". И завертелась бумажная карусель. Военный министр обратился к вице-канцлеру, вице-канцлер послал запрос в российскую миссию в Берлине, та связалась с соответствующими прусскими службами... Лишь в октябре Глинка получил ответ: "..так как действие существовавшей с Пруссиею с 17/29 марта 1830 года конвенции о выдаче дезертиров и беглых по Высочайшему повелению прекращено с 17/29 сентября 1842 года, то за сим дезертир Ац не подлежит уже возвращению в Пруссию"12. Злая ирония судьбы! Рядовой Новак подвергся аресту 16 ноября 1842 года - за месяц до первого рапорта Пащенко и спустя два месяца после прекращения русско-прусского обмена дезертирами. Так что загуляй он с девкой Греховой на пару месяцев раньше, эта история могла бы иметь совсем другой конец.
В последний день 1843 года оренбургский военный губернатор генерал-лейтенант Владимир Афанасьевич Обручев (кстати, ещё один избежавший наказания участник декабристского движения13) отвечал Владимиру Андреевичу Глинке: "По рассмотрению военно-судного дела... покорнейше прошу Ваше Превосходительство приказать подсудимого Михаила Атте (фамилия нашего героя опять претерпела некоторые изменения. - В. Ш.) наказать шпицрутенами чрез пять сот человек один раз и потом, не возвращая в Пруссию, отослать в арестантские роты в Усть-Каменогорск на четыре года, подвергнув его там за блуд с девкой Греховой церковному покаянию на столько времени, сколько будет определено духовною властию..."14 Ну как отказать в такой покорнейшей просьбе!
И наконец ещё один рапорт, написанный с чувством глубокого удовлетворения: "Положенное над рядовым Михаилом Атте наказание шпицрутенами при вверенном мне батальоне приведено в исполнение в 18-е число января, для отсылки в Усть-Каменогорск [он] препровождён мною в Екатеринбургскую Управу благочиния. О чём Его Превосходительству командиру 2 бригады 22 пехотной дивизии генерал-майору и кавалеру Шрейберу донести честь имею.
Командир линейного Оренбургского батальона № 8 состоящий по армии подполковник Пащенко. 20 января 1844 года. Г. Екатеринбург"15.
Угомонился ли после этого прусский дезертир и польский повстанец Михаил Яковлевич Ац (он же Новак, он же Атте) или же продолжил куролесить на скрижалях истории?
- 1. Вержбицкий В. Г. Революционное движение в русской армии (с 1826 по 1859 гг.). М. 1964. С. 150.
- 2. Ручински Ю. Записки политссыльного//Веси (Екатеринбург). 2005. № 1. С. 13.
- 3. Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. 43. Оп. 2. Д. 1273. Л. 1-1 об.
- 4. Земцов В. Н., Ляпин В. А. Екатеринбург в мундире. Екатеринбург. 1992. С. 124-125.
- 5. РГИА. Ф. 44. Оп. 2. 70 207. Л. 1 об.-2; Рабочее движение в России в XIX веке. М. 1955. Т. 1. Ч. 2. С. 261-265.
- 6. Большаков Л. Н. Оренбургская Шевченковская энциклопедия. Оренбург. 1997. С. 372.
- 7. ГАСО. Ф. 43. 2. Д. 1273. Л. 4-5 об.
- 8. Корельский А. Горнозаводская служба и общественная жизнь на Урале в крепостное время//Русская старина. 1905. № 10. С. 138-139.
- 9. Кобзов В. С. Военно-административная структура Оренбургского казачьего войска в XVIII - первой половине XIX века. Челябинск. 1996. С. 113.
- 10. Дорофеев В. В. Василий Перовский и Оренбуржье. Оренбург. 1995. С. 24.
- 11. Шкерин В. А. Генерал Глинка: Личность и эпоха. Екатеринбург. 2006.
- 12. ГАСО. Ф. 43. Оп. 2. Д. 1273. Л. 14, 16-16 об.
- 13. Декабристы: Биографический справочник. М. 1988. С. 213; Ильин П. В. Безвестные декабристы//14 декабря 1825 года. Вып. IV. СПб.; Кишинёв. 2001. С. 402-403, 452-453.
- 14. ГАСО. Ф. 43. Оп. 2. Д. 1273. Л. 24-24 об.
- 15. Там же. Л. 25 об.