Предать вождя

Сталин или сталинизм

На XX съезде Хрущев, в сущности, не затрагивал вопросов, связанных с реконструкцией государства, хотя и говорил о необходимости гарантий против повторения культа личности. Мне кажется, тогда он даже не рассматривал себя как истинного реформатора, призванного осуществить глубокие преобразования в системе власти. В этом отношении весьма характерно высказанное им в несколько юмористической форме объяснение мотивов своего выступления с критикой культа Сталина. Мне довелось слышать его объяснение, сделанное на банкете по случаю окончания Совещания коммунистических и рабочих партий мира в 1960 году. Хрущев поднялся, держа рюмку с коньяком в руках:

- Вот меня часто спрашивают, как это я вдруг вышел и сделал тот доклад на XX съезде. Столько лет мы верили этому человеку. Поднимали его. Создавали ему культ. И риск тоже был огромен. Как еще отнесутся к этому руководители партии и зарубежные деятели, и вся наша страна? Так вот, я хочу рассказать вам историю, которая мне запомнилась с детства, еще когда обучался грамоте. Была такая книга "Чтец-декламатор". Там печаталось много очень интересных вещей. И прочел я в этой книге рассказ, автора не помню. Сидели как-то в тюрьме в царское время политзаключенные. Там были и эсеры, и меньшевики, и большевики. А среди них оказался старый сапожник Пиня, который попал в тюрьму случайно. Ну, стали выбирать старосту по камере. Каждая партия предлагает своего кандидата. Вышел большой спор. Как быть? И вот кто-то предложил сапожника Пиню, человека безобидного, не входящего ни в одну из партий. Посмеялись все, а потом согласились. И стал Пиня старостой. Потом получилось так, что все они решили из тюрьмы бежать. Стали рыть подкоп. Долго ли рыли, неизвестно, только вырыли. Ну, и тут возник вопрос, кому идти первым в этот подкоп. Ведь, может, тюремное начальство уже дозналось о подкопе и ждет там с ружьями. Кто первым будет выходить, того первым и смерть настигнет. На эсеров-боевиков указывают, а те на большевиков. Но в этот момент из угла поднимается старый сапожник Пиня и говорит: "Если вы меня избрали старостой, то мне-таки и надо идти первым". Вот так и я на XX съезде. Уж поскольку меня избрали Первым, я должен, я обязан был, как тот сапожник Пиня, сказать правду о прошлом, чего бы мне это ни стоило и как бы я ни рисковал. Еще Ленин нас учил, что партия, которая не боится говорить правду, никогда не погибнет. Мы извлекли все уроки из прошлого, и мы хотели бы, чтобы такие уроки извлекли и другие наши братские партии, тогда наша общая победа будет обеспечена".

Хрущев был глубоко ранен сталинизмом. Здесь перемешалось все: и мистический страх перед Сталиным, способным за один неверный шаг, жест, взгляд уничтожить любого человека, и ужас из-за невинно проливаемой крови. Здесь было и чувство личной ответственности за погубленные жизни, и накопленный десятилетиями протест, который рвался наружу, как пар из котла...

...Помню, мне уже тогда показались недостаточными или даже наивными объяснения Хрущевым причин сталинского массового террора. Он искал эти причины прежде всего в личных качествах самого Сталина и даже впоследствии в своих мемуарах снова возвращался именно к этому истолкованию, в сущности, иррациональных массовых избиений. В одном месте он говорит "о деспотизме Сталина". В другом - о том, что Сталин был "очень недоверчивым человеком; он был болезненно подозрительным".

- Он мог посмотреть на кого-нибудь, - рассказывал Хрущев,- и сказать: "Почему ты сегодня не смотришь прямо?" Или: "Почему ты сегодня отворачиваешься и избегаешь смотреть мне в глаза?" Такая болезненная подозрительность создала в нем общее недоверие к выдающимся партийцам, которых он знал годами. Всюду и везде он видел "врагов", "лицемеров" и "шпионов".

Сейчас, с позиции нового политического опыта, мы видим всю недостаточность анализа и выводов, сделанных Хрущевым на XX съезде партии. Он осудил тиранию, но не затронул режима власти. Он отверг культ личности, но в значительной степени сохранил систему, которая его породила. Что касается сетований на личные качества Сталина, его авторитарный характер, то это мало что объясняло. Разве можно сводить жестокость Нерона или Калигулы, Гитлера или Муссолини только к их личным качествам?

Вторая волна

Два месяца назад мы с режиссером Ириной Бахтиной показали на ТВ-канале "Россия" документальный фильм о Хрущеве - "Предать вождя". Здесь, естественно, свое место занял и XX съезд, впрочем, небольшое, так как предполагалась подготовка следующей серии, непосредственно посвященной этому съезду. Все шло нормально, однако в последний момент договор не был подписан и тема на этом канале закрыта. Спор о Сталине, о роли Хрущева в разоблачении его культа, его преступлений продолжается.

Тем временем поток книг о Сталине растет, обрушиваясь как снежный ком на головы читателей.

Призрак Сталина, подобно тени Отца Гамлета, чего-то ждет, кому-то грозит, от кого-то требует отмщения и главное - снова обещает твердой рукой разрубать узлы и наводить порядок. Сталин это уже довольно далекое прошлое. Но разлагающийся сталинизм - это, увы, все еще наше настоящее. А неосталинизм - не вполне исключенный вариант будущего.

Но что же такое Сталин? Жив ли он в делах своих или умер, выдворенный из мавзолея и притоптанный землей у Кремлевской стены, рядом с соратниками и наследниками?

Когда Троцкий писал о Сталине - перерождение революционера в диктатора, - он не понимал: Сталин по своей натуре всегда был диктатором. (Кстати, одним из ранних проявлений авторитарного характера служит конфликт с отцом - у Сталина, Гитлера, Мао Цзэдуна.) Дело было за малым - обрести поприще. Вот это он обрел. Хотя не сам. Ленин заметил в нем именно эти качества, вытащил на свет и поставил во главе партии. Потом это заметили, почувствовали члены малой группы - Молотов, Ворошилов, Микоян, которые безоговорочно приняли его лидерство. А потом вся Партия. А потом весь Народ. Это мистическое восхождение сына сапожника из затерянного на Кавказе городка Гори к трону на одной шестой земного шара достойно пера Шекспира. Горный орел (так Сталин называл Ленина и, вероятно, думал о себе) воспарил над всей Землей, и даже Черчилль был ослеплен его величием.

Лично на меня в психологическом плане наибольшее впечатление произвел следующий рассказ.

Сидели как-то Сталин, Бухарин, Микоян, Молотов, Киров и другие вожди в обычном застолье на ближней даче, что в Кунцево. И кто-то спросил: что каждый больше всего любит? Суждения были разные. Но вот что сказал Сталин: хорошо иметь врага, уничтожить его, а потом прийти домой и выпить бокал вина.

Хрущев развенчал культ Сталина и заложил гарантии против массовых репрессий. Горбачев основал первый полупарламент и утвердил свободу печати, совести, передвижения, политических организаций. Ельцин нанес удар по основам сталинизма -компартии, коммунистической идеологии, государственной собственности. Всеобщее избирательное право, процедура выборов президента, парламента РФ и национальных республик, а затем в регионах означали крупное продвижение к современной демократии.

Но погибла ли окончательно сталинская система, или мертвые еще крепко держат за горло живых?

Общенародное государство

Хрущев рассматривал свою критику Сталина не как акт возмездия - мертвые сраму не имут, - а как акт покаяния и личного подвига. И только к концу своей деятельности он стал понимать, что дело не сводится к личности, - нужны серьезные перемены в самой системе власти - экономические и политические. Вместе с А. Косыгиным он задумал провести специальный пленум по экономической реформе. И по собственной инициативе утвердил принцип коллективного руководства партией и стал его первой жертвой. Он сказал на октябрьском пленуме 1964 г., когда его освобождали "по собственному желанию", знаменательные слова: то, что вы имеете возможность просто снять меня со всех постов, говорит о демократических принципах партии, которые мне удалось провести. "Попробовали бы снять Сталина!"

Я, кажется, одним из первых опубликовал вскоре после XX съезда в журнале "Коммунист" статьи о необходимости коренного изменения характера нашего государства, выборах Верховного Совета СССР на альтернативной основе и его постоянной, а не периодической работе, об учреждении суда народных заседателей (присяжных).

В начале 1960 года я был направлен уже в качестве консультанта отдела ЦК КПСС, которым руководил Ю.В. Андропов, для работы в коллективе, готовившем проект новой программы партии. Я провел там почти два года. Мы работали не только над проектом программы, но и над посвященным ему докладом Н.С. Хрущева. Я получил возможность включить в проект программы принципиально важный тезис о переходе oт диктатуры пролетариата к общенародному государству. Вместе с этим сюда были включены некоторые важные идеи о ротации (сменяемости) кадров, об ограниченных сроках пребывания на высших партийных и государственных постах, о гарантиях против возрождения единоличной власти и культа личности.

Мне рассказывал Ю.В. Андропов, что при обсуждении этих вопросов на Президиуме ЦК многие молодые члены руководства выражали свое недовольство, говорили: "Вы тут насиделись, а нам хотите оставить только два срока".

Особые возражения вызывало предложение о внесении изменений в избирательную систему органов власти и создании новой независимой судебной системы. Поэтому некоторыми важными нововведениями Хрущеву пришлось пожертвовать.

В то же время нам вместе с представителем отдела агитации ЦК Г.Л. Смирновым поручили возглавить группу для подготовки предложений по проекту новой Конституции СССР. Нас отправили на дачу Горького по Рублевскому шоссе и очень торопили с выполнением этого задания. Мы пригласили в качестве экспертов несколько известных ученых и публицистов. Самые радикальные предложения сделал академик Юрий Францев. Он зашел ко мне и с таинственным видом положил на стол одну страницу текста со словами: "Это только для вас". Текст не был подписан - настолько неясно было, чего хотят от нас наши руководители. Францев предложил ни больше ни меньше, как модель двухпалатного парламента. Я тоже считал, что отказ oт диктатуры пролетариата - это не просто эвфемизм, теоретическая игра ума, а заявка на коренное изменение власти.

И вот мы вместе с Г.Л. Смирновым направили официальную записку в Президиум ЦК о необходимости избрания на альтернативной основе двухпалатного Верховного Совета СССР, работающего на постоянной основе, всенародного избрания президента и вице-президента, а также учреждения суда народных заседателей.

Мне рассказывал Ю.В. Андропов о том, как происходило обсуждение этой, как он говорил, "взрывоопасной" бумаги. Большинство членов Президиума, не зная позиции Хрущева, отделывались короткими негативными репликами и пожимали плечами. Реакция самого Хрущева была более благоприятной, хотя несколько ироничной. В принципе он одобрил предложения. По поводу избрания президента сказал с присущим ему юмором: "Тут какие-то мальчики хотят снять меня с поста Председателя Совмина, на это надо еще посмотреть". Вероятно, он полагал, что должность президента это нечто аналогичное должности Председателя Президиума ВС, на которой в ту пору работал Л.И. Брежнев, не игравший никакой существенной роли в системе власти.

Замечу, кстати, что больше всего нападок было на идею общенародного государства - и не только в этом документе, но и во многих выступлениях в западных аудиториях шелепинской команды. И поскольку эту идею они так или иначе связывали со мной, я стал для них красной тряпкой; до меня все чаще доходили их угрозы, их требования "убрать" из аппарата авторов антисталинских установок. Но об этом стало известно позднее.

Тем не менее мы получили задание продолжать работу над проектом новой Конституции СССР. Нас даже постоянно торопили, а потом все неожиданно оборвалось. Прекратились звонки, никто не давал указаний, не требовал нового документа. Наступил октябрьский Пленум ЦК КПСС, на котором свергли стихийного реформатора Н.С.Хрущева, естественно, "по его собственному желанию"...

Отставка

После провала наших инициатив, направленных на продолжение хрущевских реформ, я счел для себя невозможным продолжать работу в ЦК и подал заявление о переходе в газету "Правда" в качестве политического обозревателя.

Уже в период перестройки я вернулся к идеям той поры. Накануне XIX партконференции в статье "Советский парламентаризм" (Литературная газета, 1988, N 24) были внесены предложения о прямых выборах всем народом советского парламента, президента, о создании Конституционного суда, включении в новую Конституцию "Декларации прав человека". Так хрущевское время проникало в ткань новой эпохи.

Мне пришлось также принимать участие в подготовке Конституции РФ 1993 г. Приятно осознавать, что многие идеи, которые вынашивались с шестидесятых годов, нашли наконец свое признание в действующем основном законе. Президент, двухпалатный парламент, Конституционный суд, суд присяжных, ну и, конечно, принципы многопартийности, разделения властей, - все это вошло в основной закон. Вошло, но в какой мере стало?

Полностью воплотился в жизнь президентский институт, и не только в России, но и во всех странах СНГ. Однако ждет еще своего осуществления подлинный парламентаризм, основанный на конкуренции массовых партий и независимости от исполнительной власти. Важным шагом вперед явилось учреждение по инициативе президента Владимира Путина суда присяжных вопреки сопротивлению многих работников этой сферы. Однако независимость третьей - судебной - власти и торжество права еще остаются делом будущего.

Огромным завоеванием стало утверждение законов еще в Верховном Совете СССР о выезде и въезде, о религиозной свободе (автор руководил подготовкой этих проектов), а также закона о СМИ.

Однако законы о свободе СМИ не смогли предотвратить их зависимость от бюрократии и капитала, из-за чего многие издания сосредоточились на воспевании элиты, а многие телепередачи обрели крикливый, эпатажный стиль холуинов и гвалтовиков. Создание Общественной палаты, быть может, сумеет выправить это грубое искажение конституционных завоеваний народа.

Его нет у Кремлевской стены

Древние говорили: "Судьба человека - это нрав его". Никита Хрущев стал жертвой собственного нрава, а не только жертвой среды. Торопливость, скоропалительность, эмоциональность были непреодолимыми его чертами.

Мне рассказывал один из помощников Хрущева об удивительном высказывании Уинстона Черчилля. Это было во время визита Хрущева и Булганина в Англию в 1956 году. Вот что сказал старый британский лев: "Господин Хрущев, вы затеваете большие реформы. И это хорошо! Хотел бы только посоветовать вам не слишком торопиться. Нелегко преодолеть пропасть в два прыжка. Можно упасть в нее".

Я рискнул бы добавить от себя: пропасть нельзя преодолеть и тогда, когда не ведаешь, на какой берег собираешься прыгнуть.

Человек идет дальше всего, когда не знает, куда идет, говорили древние. Но шаг его при этом извилист и неровен - он то резко вырывается вперед, то сильно откатывается обратно. Так выглядели многие экономические и социальные реформы Хрущева.

Время не рассеяло бесчисленные мифы вокруг его имени у нас и за рубежом. Разделив судьбу других реформаторов, Хрущев не снискал объективного признания в массовом сознании. Народ, который когда-то возвышал Ивана Грозного и осуждал Бориса Годунова, не мог принять после Сталина общественного деятеля, лишенного мистической магии, земного и грешного, подверженного ошибкам и заблуждениям. Шолохову еще в период оттепели приписывали фразу о Сталине: "Конечно, был культ, но была и личность". То был скрытый упрек Хрущеву как куда менее значительной фигуре. Упрек человеку, который будто бы, подобно шекспировскому Клавдию, стащил корону, валявшуюся под ногами.

А тем временем в странах Запада Никиту Хрущева ставили на одну ступеньку с Джоном Кеннеди и Иоанном XXIII и видели истоки ухудшения международного климата в конце 60-х годов в том, что эти лидеры по разным причинам сошли с политической арены. Появилось множество книг, посвященных анализу "хрущевизма" как нового течения в социализме.

Можно было бы сказать - нет пророков в своем отечестве, но это было бы неточно. Вопрос глубже и сложнее. Пожалуй, ближе других к оценке Хрущева подошел Эрнст Неизвестный, с которым Хрущев вел свою "кавалерийскую" полемику в Манеже. Созданный скульптором памятник на могиле Хрущева - бронзовая голова на фоне белого и черного мрамора досок - удачно символизировал противоречивость оттепели и ее главного героя.

Сейчас, полвека спустя, сравнивая период до и после октября 1964 года, мы лучше видим не силу, а слабость Хрущева. Главная его заслуга состояла в том, что он сокрушил культ личности Сталина. Это оказалось необратимым, несмотря на все трусливые попытки водворить пьедестал на прежнее место. Не вышло. Значит, вспашка была достаточно глубокой. Значит, пахарь трудился не зря. Мужественное решение о реабилитации многих коммунистов и беспартийных, подвергшихся репрессиям и казням в период культа личности, восстанавливало справедливость, истину и честь жизни государства. Мощный, хотя и не во всех отношениях эффективный и умелый удар был нанесен по сверхцентризму, бюрократизму и чиновному чванству.

Важнейшей особенностью деятельности Хрущева в сравнении с эпохой 90-х годов было то, что он осуществлял народные реформы в отличие от элитарных и бюрократических. Он освободил крестьян от полуфеодальной зависимости, выдав им паспорта и резко снизив налоги. Он начал успешно проводить 12-летнюю программу переселения простых людей из коммуналок в отдельные квартиры - неизбежно бедные "хрущевки". Он добивался ликвидации особых привилегий бюрократии - ликвидировал "тайные пакеты" - необлагаемую зарплату в конвертах - и пытался закрыть спецстоловую на Грановского. Он приоткрыл возможность для поездок за рубеж и поощрял изучение опыта стран Запада. Создание совнархозов и разделение парторганизаций на промышленные и сельскохозяйственные нанесло удар по сверхцентрализму и стало началом хозяйственной самостоятельности, что должно было найти развитие в экономической реформе А. Косыгина. Хрущев открыл дорогу на Запад - в Европу и США - и призвал изучать их опыт. Даже его наивная мечта "догнать и перегнать Америку" была продиктована стремлением модернизировать нашу страну. Подготовка новой Конституции СССР должна была заложить основы новой послесталинской системы власти народного характера, конечно, при сохранении компартии, очищенной, однако, от сталинской диктатуры. Но в отличие от брежневской Конституции 1973 г. в ней не предполагалось закрепить юридически руководящую роль КПСС, а напротив, партия должна была на всенародных выборах добиваться признания своих кандидатов.

С именем Хрущева связаны крупнейшие достижения в области науки и техники, позволившие создать фундамент для достижения стратегического паритета. До сих пор у всех перед глазами стоит встреча Юрия Гагарина с Хрущевым, ознаменовавшая прорыв нашей страны в космос. Мирное сосуществование, провозглашенное еще на XX съезде КПСС, становилось более прочной платформой для соглашений, деловых компромиссов с Западом, особенно после потрясения в период карибского кризиса. К эпохе оттепели восходят истоки Заключительного акта в Хельсинки, который закрепил итоги Второй мировой войны и декларировал новые международные отношения, экономическое сотрудничество, обмен информацией, идеями, людьми.

В ту пору страна приступила к решению многих социальных проблем. Жизненный уровень населения в городе и деревне стал постепенно расти. Однако намеченные экономические и социальные реформы захлебнулись. Серьезный удар по надеждам реформаторов нанесли трагические события в Венгрии в 1956 году. Но не последнюю роль сыграла и самоуверенность Никиты Сергеевича, его беспечность в вопросах теории и политической стратегии. "Хрущевизм" как концепция обновления социализма не состоялся.

Отвечая на вопрос, почему в 60-х годах реформы потерпели поражение, можно было бы сказать и так: консервативные силы смогли взять верх над реформаторами потому, что аппарат управления, да и все общество, были еще не готовы к радикальным переменам. Но это слишком общий ответ. Нужно попытаться выяснить, чем воспользовались консерваторы.

Одна из ошибок состояла, на мой взгляд, в том, что поиск концепции реформ и путей их осуществления был основан на традиционных административных и даже бюрократических методах. Хрущев обычно давал поручения о "проработке" тех или иных проблем - экономических, культурных, политических - министерствам, ведомствам, то есть тому самому аппарату управления, который должен был ограничить свою власть. Аппарат же всегда находил способ прямыми, косвенными, двусмысленными решениями уберечь себя от контроля.

И последний урок. Он касается самого Хрущева. Этот человек острого природного политического ума, смелый и деятельный, не устоял перед соблазном воспевания собственной личности. "Наш Никита Сергеевич!" Не с этого ли началось грехопадение признанного борца с культом? Прилипалы топили его в море лести и восхвалений, получая за это высокие посты, высшие награды, премии, звания. И не случайно - чем хуже шли дела в стране, тем громче и восторженнее звучал хор прилипал и льстецов об успехах "славного десятилетия".

Хрущев, к сожалению, так и не сумел полностью выбросить из головы фанатизм цели, для которой годятся любые средства. Сталинское поколение верило в близкое торжество коммунизма в нашей стране и еще в полутора десятках окрестных стран. Поэтому гибель каких-то десяти-двадцати миллионов необходима и оправданна. Хрущевское поколение еще донашивало веру в скорое пришествие коммунизма, который мнился как всеобщее благополучие и мир. Поэтому поношение какой-то группы "ничтожных интеллигентиков" - не более чем уборка мусора на великом пути. Брежневское поколение оправдывало подавление инакомыслия, привилегии и коррупцию могуществом супергосударства, вооруженного термоядом, которое может вмешаться в любое событие в мире... Каждый новый руководитель как бы заново испытывал род опьянения величием задач, возложенных на него историей.

Шутка ли дело - полвека прошло со времени XX съезда. За это время весь мир стал другим. Гитлеровская Германия превратилась в одно из самых демократических государств, императорская Япония сумела догнать, а во многом обогнать страны Запада и, самое удивительное, прочно установить у себя парламентский строй. Китай - тот самый Китай, который отверг XX съезд устами Мао Цзэдуна, - осуществил "большой скачок" и "культурную революцию", руководимый случайно спасшимся от репрессий Дэн Сяопином, за несколько десятилетий превратился в современную экономическую державу.

А что же случилось с нами? Почему краткая оттепель XX съезда закончилась двадцатилетним застоем, а еще более краткая перестройка не сумела предотвратить распада государства и невиданного падения производства и уровня жизни? 3десь не место отвечать на эти очень сложные вопросы. Судьба ли, рок, жадность номенклатуры, безмолвие народа или просто очень медленная поступь истории: мы слишком долго были в стороне от европейской цивилизации, но цена, которую и сейчас приходится платить за вековую отсталость, невыносимо велика.

И все же как один из активных участников такого невероятного, исполненного надежд и ожиданий периода XX съезда, периода оттепели, я сохраняю оптимизм. Помните ленинские слова, которые неоднократно тиражировались: дело, за которое боролись... Да, дело ХХ съезда, за которое боролся и пострадал Хрущев, дело, за которое боролись тысячи людей, разбуженных оттепелью, в том числе и я, подавший в отставку сразу после ее провала, не пропало понапрасну. Коммунизм остался в прошлом вместе с однопартийной системой, господством государственной собственности, тоталитарным режимом власти. Сделаны первые, но крупные шаги в направлении парламентаризма, многопартийной системы, рыночной экономики. Когда я смотрю на лица студентов, которым я читаю лекции, на молодых людей в театрах, кино, ресторанах, раскованных, свободных, все-таки преуспевающих, я думаю, что XXI век, хотя бы со второй половины, станет веком России. И тогда помянут добрым словом героя XX съезда Никиту Сергеевича Хрущева со всеми его вспышками покаяния, поиском путей для нормальной жизни народа и отсутствием знаний, культуры, сил, чтобы добиться этого.

* * *