Александр Ширвиндт: Иногда думаю, что с профессией не угадал

Время вносит свои коррективы прежде всего в слова и названия. Когда-то был Обломов, а нынче - Oblomoff, Смирнов стал Smirnoff, даже Тиньков - Tinkoff. А Ширвиндт теперь Schirwindt. Именно так и написано на новой книге этого знаменитого бренда и человека: "Schirwindt, стертый с лица земли".

Ширвиндт - большой. А книжка - маленькая. Поменьше, чем предыдущее творение народного артиста России, художественного руководителя Театра Сатиры, - книга "Былое без дум", написанная в соавторстве с Борисом Поюровским.

Та книга - мемуары в форме диалога двух друзей, жанр ее издатели определяют как "просто юмористические заметки на полях собственной жизни", а объем - 319 страниц. У этой в подзаголовке написано "Книга воспоминаний" и объем - всего двести страниц.

Как ответил на пресс-конференции Александр Анатольевич на вопрос, отвечает ли издание его ожиданиям: "Книга слишком худа. Не хватает 107 страниц".

Забавно то, как именно писалась эта книга. Общеизвестно, что Александр Ширвиндт говорит сплошь крылатыми фразами, и Театру Сатиры давно было пора взять на штатную должность журналиста, который ходил бы по пятам за Александром Анатольевичем и записывал.

Но вот во время очередной веселой встречи с друзьями издателям удалось взять обещание с Ширвиндта, что он напишет книгу. С того времени прошло года два, а книга все не рождалась, пока в один прекрасный момент Александр Ширвиндт не придумал ход. Ход в данном случае оказался почти что код, и как только он был придуман, дело пошло - книга была написана всего за четыре месяца.

Ход следующий: оказывается, действительно существовал город Ширвиндт - самый восточный в Германии. Располагался в районе слияния рек Шешупе и Ширвинты и как поселение упоминается еще в начале XVI века. А прекратил свое существование город после Второй мировой войны - был переименован в поселок Кутузово и вошел в состав Краснознаменского района Калининградской области.

И сегодня Александр Ширвиндт дарит ему новую жизнь - строит собственный город, населенный пункт своей жизни. И места-то в нем сплошь знакомые - Гоголевский бульвар, Котельническая набережная, Гастроном, Эстрадный тупик, Театральная площадь, Державинский мост, Второй Порочный переулок, сквер Плучека, квартал Арцибашева, парк Смоктуновского. А в конце - огромный пустырь. Пустырь Надежды, который еще только предстоит заполнить.

Раз город есть, его надо обживать. Именно этому был посвящен большой капустник в Центральном доме актера им. А.А. Яблочкиной. Занавес на сцене представлял огромную карту города Schirwindt и был сделан из бумаги. Каждого выступающего Александр Анатольевич наделял землей - отрывал кусок прямо от карты. Кому побольше, кому - поменьше.

Желающих получить надел земли собралось очень много: Михаил Державин, Марк Захаров, Станислав Говорухин, Эммануил Виторган, Леонид Ярмольник, Аркадий Инин, Аркадий Арканов, братья Гусманы - Юлий и Михаил и другие не менее знакомые лица. Чуть опоздав, но с большим букетом роз в зал вошел Михаил Швыдкой. Поддержать мужа пришла и его жена, по поводу чего Ширвиндт отпустил веское замечание, что у всех хороших писателей жены - Натальи Николаевны.

Капустник - презентация книги - весьма походил на некое юбилейное торжество. Начал его Вадим Жук, который представил "молодого писателя" и разобрал его труд "по косточкам" с точки зрения маститого литературоведа. При этом постоянно путал фамилию "начинающего автора", называя его то Ширяевым, то Шаровым, то Шариковым...

За это Жуку был выдан совсем небольшой "клочок земли" размером с носовой платочек и предложено спеть песню "Ширвиндт всегда живой". Затем в костюме Красной Шапочки на сцену вышла директор Дома актера Маргарита Эскина. Она поздравила песенкой, в которой фамилия Ширвиндт рифмовалась со словом "матерщинник", и подарила корзинку с плавлеными сырками.

Выступающие настолько увлекались капустно-поздравительным жанром, что Ширвиндту приходилось напоминать:

- Вы что, забыли, что я - писатель?

У входа в зал толпились пионеры... Постепенно становилось понятно, что Ширвиндт - это Кобзон российского театра. Как на юбилей Иосифа Давыдовича собираются столько поздравляющих, что закулисье не в состоянии их всех вместить, так и здесь поток желающих поздравить и получить свою частицу земли никак не уменьшался. И причем не важно, что именно написал Ширвиндт, он мог всего лишь сочинить новый анекдот, и все равно бы все пришли его чествовать. Людям явно нравится сам процесс.

А значит, и книгу будут покупать среди прочего и только потому, что там написано Ширвиндт. Магическое, знаете ли, воздействие оказывает эта фамилия. Можно, так и страну назвать, и даже планету.

Цитаты из книги "Schirwindt, стертый с лица земли"

"...Выяснилось, мой нежный и уникальный папа - пруссак, а мама - одесситка. Роясь по старческой сентиментальности в пыльных семейных бумажках, я наткнулся на справку. Оказывается, мой папа не Анатолий Густавович, а Теодор Густавович. Просто в те годы иметь в России немецкие корни было даже опаснее, чем еврейские. Золотые времена! И папу сделали Анатолием. А я мог бы быть Александром Теодоровичем. Красиво!"

"...Из чего складывается индивидуальность? Из непредсказуемости. От меня можно ждать всего или... ничего. Я, например, не умею отдыхать. Я умею работать или ничего не делать. Я ем вареный лук. Не прикидываюсь - люблю. Несут со всего дома много и охотно, при этом даже как бы возвышаясь в собственных глазах: ну еще бы, народного артиста подкормили!

Я реально вижу весь процесс: хозяйка варит щи, вылавливает из кастрюли склизкий кругляш, подносит его к помойному ведру и тут вспоминает, что в третьем подъезде живет сумасшедший, который жрет эту мерзость. Кладет лук на блюдечко и несет мне. Тут надо быть бдительным и понять по состоянию луковицы, не поздно ли обо мне вспомнили и не попала ли луковица на блюдечко уже из ведра".

"...Семья у меня замечательная, но жить вместе сейчас архаично и чревато раздражением. Основной раздражитель - я: все время ору и требую знать, где в любую минуту находятся родственники, а они в ответ вынуждены меня любить - вздохнут и любят. Правда, Михаил Александрович Ширвиндт как-то справедливо заметил, что я ору только на тех, кого люблю: чем громче крик - тем сильнее чувство. С людьми, мне безразличными, я тих и интеллигентен".

"...В своей последней книжке Марк Захаров написал, что "Ширвиндт, наверное, все-таки не артист... Тем более не режиссер. Если спросить, кто он такой, отвечу, что профессия у него уникальная. Он - Ширвиндт". Марк, выпустив книжку, позвонил узнать, как я отнесся. А как я отнесся?! Хамские, конечно, строчки, но он прав. Нет во мне этой лицедейской страсти.

Есть актеры патологические, физиологические. Они не могут не играть. И есть актеры, ставшие таковыми, ну, в силу обстоятельств, что ли. Я из вторых. Хотя первым всегда завидовал... А я играть ведь не очень люблю. Репетиции люблю, премьеры. А вот выходить на сцену в сотом спектакле - скучно. Иногда я думаю, что все-таки с профессией не угадал".

"У меня была в нашей компании кличка Маска. Очевидно, не случайно. Просто в молодости я увлекался Бастером Китоном из ранних американских фильмов и Анатолием Кторовым из настоящего МХАТа, которые пленяли меня каменностью лиц при любых актерских переживаниях и сюжетных катаклизмах. Внутри все кипит и бушует, а на лице - маска. Очень удобная придумка. Я ее взял на вооружение в свои актерские арсеналы".

"Сегодняшняя жизнь - кровавое шоу с перерывами на презентации и юбилеи... Все население страны делится на поздравлял-вручал и принимал-получал. Я - из "вручал".

Нет, у меня тоже есть статуэтки, но хотелось бы больше. Если бы кому-то пришла в голову мысль вручить мне что-нибудь на солидном форуме, то могу подсказать, по какой номинации прохожу стопроцентно - "За совокупность компромиссов". Конечно, этот фестиваль должен быть безжалостным по всем статьям. Главный приз надо давать "За потерю чести и достоинства". Причем трех степеней:

"Частичная потеря чести и достоинства",

"Временная потеря чести и достоинства",

"Окончательная потеря чести и достоинства".

"...Бессознательно льстишь самому себе. Но сурово и честно или - еще пошлее - по большому счету (кто этот счет ведет?) думаю, что самая точная аналогия со мной - это Л.М. Зингерталь, под фотографией которого в какой-то одесской книжке начала прошлого века написано: "Зингерталь - известный одесский салонный юморист и импровизатор".

Я столько в длинной профессиональной жизни навякал смешного! Ах, если бы кто-нибудь догадался, что это может стать афоризмом, и записывал за мной, то, ей-богу, потомки присовокупили бы меня к лику Раневской, Светлова, Паперного... Обидно - аж жуть!"

"...Когда фантазировалось, как построить мой город-книгу, как связать бессвязные воспоминания и впечатления в нечто целое, на помощь пришел многолетний эстрадный опыт. В смешанных (или сборных) концертах разножанровость исполнителей цементировалась бывалым конферансье. В его арсенале было два оружия: подводка и связка - прошу не путать.

Подводка - это когда перед именем исполнителя произносится дифирамб, сдобренный почетными званиями, а связка - это когда конферансье якобы импровизационно говорит: "Вот я сейчас наблюдал великолепное выступление нашего любимого такого-то, и мне пришла в голову мысль..." Мысль в голове заключалась в том, что не пора ли выпустить на сцену уникального... - дальше шла подводка. По этой проверенной схеме я и сооружаю свой город-повествование".