"Стена скорби" - моя миссия

Речь о "Стене скорби", мемориале жертвам политических репрессий в России. Тридцатиметровая композиция из бронзы и гранита должна появиться на пересечении Садового кольца и проспекта академика Сахарова...

"Не люблю оглядываться"

- Говорят, не любите оглядываться, Георгий Вартанович?

- Если опасность угрожает сзади, обязательно надо посматривать в ту сторону, а как иначе? Помните, был советский фильм об обороне Ленинграда? Назывался "Балтийское небо". Михаил Козаков сыграл военного летчика, который каждые семнадцать секунд рефлекторно откидывал голову через левое плечо: не повис ли "мессер" на хвосте? Я не пилот истребителя, но стараюсь не терять бдительности, чтобы врасплох не застали.

В автомобилях специально придуманы зеркала заднего вида, правда, не все ими пользуются. Когда я учился в школе, однажды нас вез папа одноклассницы, суровый полковник. Он гордо управлял роскошной зеленой "Волгой" ГАЗ-21, а я обратил внимание, что зеркало в салоне стоит как-то странно: вместо дороги направлено на водителя. Мы ехали по деревне, и наша "Волга" с лету задавила не успевшего увернуться из-под колес гуся. Раздался глухой удар по днищу машины, мы в ужасе вжались в сиденье, а полковник и бровью не повел, продолжал рулить, не сбрасывая скорость...

- Как поступили бы вы?

- Постарался бы объехать бедную птицу... Но это шутка, а если серьезно, я не люблю оглядываться на содеянное собою в жизни. Иначе совесть замучает. Есть и другая причина: найдешь кучу ошибок, которые нельзя исправить, и будешь страдать из-за этого.

- Неужели в прошлом все так плохо?

- Нет, конечно. Всякое случалось. Я ведь давно живу, Путин на моем веку то ли девятый правитель, то ли десятый. Уже сбился со счета, откровенно говоря.

- Что-то многовато получается.

- Почему? Пересчитайте, начиная со Сталина. Хорошо помню день, когда он умер. Я болел, в школу не пошел, уютно лежал в теплой и мягкой кровати, и было мне очень даже хорошо.

- Вы тогда в Тбилиси жили?

- В старинном квартале Сололаки. Это как Красная площадь в Москве. Самый центр города. Оттуда начинается проспект Руставели. А соседняя площадь носила имя Берия. Потом ее переименовали в Ленина, а теперь - в Свободы...

Ну вот, про 5 марта 1953 года. В комнату зашла мать, очень растерянная, остановилась на фоне окна и взволнованно сказала: "Умер Сталин". Настроение у всех было подавленное. Словно мир перевернулся. Разве можно жить без вождя? Я все воспринимал как восьмилетний ребенок, многого не понимал, но детские ощущения очень точные. Не знаю, напечатаете ли этот пример, но такой штрих. Тогда ведь туалетной бумаги не было, вместо нее пользовались газетами. Резали на прямоугольнички и вешали на гвоздь, извините, в сортире. Приходилось строго следить, чтобы, не дай бог, случайно не попался клочок с фотографией Ленина, Сталина или кого-нибудь из членов политбюро ЦК. Если бы увидели соседи и настучали в "контору", срок за неблагонадежность был бы гарантирован.

Родившимся после смерти вождя это трудно понять, но тогда страх сидел в каждом. Люди боялись даже выкидывать старые иллюстрированные журналы типа "Огонька". И это надо было делать умеючи. Перед тем как что-то выбросить, перелистывали все страницы, рассматривали фотографии и фиолетовыми чернилами зарисовывали лица врагов народа, вымарывали в тексте имена репрессированных...

- И вы этим занимались?

- Детей, к счастью, не заставляли, нас старались оградить, но взрослые делали поголовно. Если купите в букинистическом магазине журналы того периода, уверяю, найдете там "отредактированные" фото. С дырами вместо портретов. Так жила страна. Если бы делал памятник о сталинском времени, обязательно использовал бы образ зияющих пустот. И "Стену скорби" задумывал примерно с этим ощущением.

- В феврале исполняется шестьдесят лет историческому ХХ съезду КПСС...

- Тогда казалось, культ личности Сталина развенчан навеки, но в последнее время все чаще предпринимаются попытки обелить вождя народов. На мой взгляд, это кощунство, издевательство над памятью жертв тирании.

- А в вашей семье были "пострадавшие", Георгий Вартанович?

- Обошлось. Мой дед - один из основателей здравоохранения Грузии, долго работал заместителем министра, и его могли забрать в любой момент. В любой! Поэтому мы соблюдали меры предосторожности.

В изголовье дедовской кровати висел телефон, он звонил бесконечно, в том числе по ночам. Если случалось что-то экстренное, деда вызывали сразу. Он вставал и уходил, а бабушка молилась: лишь бы вернулся...

"Ленина мог слепить с закрытыми глазами"

- Правильно понимаю, что из десяти правителей, под которыми вам, Георгий Вартанович, довелось жить, вы ваяли только президента Ельцина?

- Еще Ленина лепил в студенческие годы. Я рано обзавелся семьей и, чтобы прокормить жену и детей, нанимался к скульпторам. Те получали официальные заказы, но работать самим было лень, вот и звали голодных старшекурсников из Строгановки. Я много кого тогда перелепил, вождя мирового пролетариата мог изобразить с закрытыми глазами.

- Платили хорошо?

- За двухметровую фигуру брал триста рублей. Скульпторам, за которых отдувался, оставалась тысяча восемьсот. Советское государство не экономило на идеологии. Хотя и строго требовало за свои деньги. Во время летних каникул я оформлял провинциальные клубы и дворцы культуры. Подряжался на пару с другом-живописцем. Получали мы по полторы-две тысячи за месяц. Директор крупного завода зарабатывал раз в пять меньше.

Словом, к моменту окончания училища я превратился в настоящего монстра, мог лепить что угодно - любые бюсты, барельефы... Забавно, но существовали негласные партийные каноны, как, например, надо изображать классиков марксизма-ленинизма. Лбы, надбровные дуги и скулы у Маркса, Энгельса и Ленина должны были выглядеть примерно одинаково, словно у единоутробных братьев, различия допускались в форме бород и шевелюр. Ленин все же лысый и носил бородку клинышком. Такая советская иконография.

Конечно, я занимался этим исключительно ради денег, душу не вкладывал.

С Ельциным другая история. Надгробие на Новодевичьем кладбище сделано в форме российского триколора, где читаются черты Бориса Николаевича - его чуб, неповторимое выражение лица... Эскиз я вылепил буквально за два часа, и для меня было очень важно, что семья Ельцина сразу приняла идею. На всякий случай изготовил я и второй вариант в более традиционной манере. Накрыл его тряпочкой и показал, когда все высказались за надгробие в виде флага. Наина Иосифовна сказала: "И это мне тоже нравится, давайте поставим в Екатеринбурге в виде памятника". Вот так и вышло, что оба проекта пригодились.

Семья Бориса Николаевича не вмешивалась в мою работу, не давила. Один раз приехали, чтобы посмотреть, как идут дела. Сцена получилась впечатляющей. Красный бразильский порфир обрабатывали огнеметами, ничем иным его не взять, он тверже гранита. Все происходило зимой: мороз, снег, пламя, грохот компрессоров, летящие во все стороны каменные брызги...

Весной 2008го надгробие открывали Путин и накануне победивший на выборах главы государства Медведев. Впереди шагал Владимир Владимирович, чуть сзади - Дмитрий Анатольевич. Второй и третий президенты России пришли на поклон к первому. Удивительное и, должен сказать, символическое зрелище, такого в истории нашей страны никогда прежде не случалось и уже не повторится...

- С кем-то из этой тройки вам лично доводилось общаться?

- Персональных встреч не было, если только на торжественных приемах пересекались. Я не стремился приблизиться к власти, никогда не ставил перед собой такой цели. Все время провожу за работой, с утра до вечера, практически без выходных.

Одиннадцать лет я просидел в мастерской, которая занимала сырой подвал жилого дома у метро "Аэропорт". Зарылся в землю, как крот, не знал, день наверху или ночь, думал, что и сдохну там, но потом повезло, перебрался в район Плющихи.

"Медное алиби перед властью"

- Когда вы получили новую мастерскую?

- Мне никто ничего не давал, сам ходил, искал, выбивал... В 1977-м нашел нежилое, идущее под снос здание в жутком состоянии, взял в аренду, три года перестраивал, ремонтировал, приспосабливал... В подвале я работал под неоновыми лампами, которые даже тень не отбрасывают, а для скульптора важно, чтобы был верхний свет, максимально приближенный к естественному, уличному. Долго приходил в новую мастерскую с чувством зависти, словно меня пустили в нее на время. Не мог поверить, что она когда-нибудь станет моей. Раз в пятилетку нужно было продлевать аренду, меня вынуждали бегать, собирать кучу всевозможных документов... Страшная, выматывающая история! И строительство шло трудно, материалов не было, многое приходилось делать своими руками.

Между тем место это историческое. К моей мастерской примыкала сцена театра Айседоры Дункан, куда захаживал Сергей Есенин. В соседнем особняке много лет квартировали художники, включая Репина и Серова. Раз в месяц на дрожках приезжала хозяйка и собирала с жильцов плату. Лев Толстой приходил пешком из Хамовников на чай.

Когда я появился здесь, дом стоял брошенным, несколько раз горел, я лично его спасал... Увы, в последние десятилетия район сильно изменился. И не в лучшую сторону, потерял индивидуальность.

- А как вам удалось открыть первую частную литейную мастерскую в Москве?

- Берите выше: в Советском Союзе! Это случилось в 1983 году, когда отливать из бронзы разрешалось лишь на государственных предприятиях, доступ куда имели высокие чины из Союза художников. Рядовых скульпторов вроде меня и на порог не пускали. Мы могли работать с гипсом, деревом и камнем, ну, еще с медью. А в 1982 году я оказался на бронзолитейном симпозиуме в Венгрии и научился там новому для себя ремеслу, от которого потерял голову. У меня реально съехала крыша! Я понял, какое это счастье - литье, и, вернувшись в Москву, решил на свой страх и риск построить собственную литейку во дворе мастерской. Знакомые и коллеги ждали, когда же меня посадят, я ведь посягнул на монополию государства на цветные металлы. Но обошлось.

- И где же вы брали бронзу?

- Не забывайте: перед вами сидит хитрый армянин из Грузии! Членам Союза художников разрешалось покупать в лавке листовую медь. Тогда, если помните, чеканка вошла в моду. Я официально приобретал эти листы, а накладные квитанции складывал. Если бы вдруг нагрянула проверка, предъявил бы алиби. Не железное, но медное. Это основа бронзы, а олово свободно продавалось в магазинах, цинк валялся буквально под ногами. Получить нужный сплав не составляло труда. Поэтому я не слишком рисковал.

Вкалывал я всегда много и к середине восьмидесятых уже прилично зарабатывал. Был первым, у кого в нашем районе появилась личная машина. Сначала "Москвич-407", потом "Волга-24", "Жигули" в импортной комплектации... Поменял такое количество автомобилей, что все и не упомню. Всегда любил скорость, мне даже двигатели переделывали на заказ. На АЗЛК работал моторист по фамилии Косинский, он готовил "Москвичи" для спортивных соревнований, ну и мне помогал...

Я пролетал от метро "Аэропорт" до Профсоюзной улицы за двенадцать минут. Личный рекорд! Дороги были пустыми, сейчас это невозможно представить. Даже если вдруг останавливали гаишники, платил рубль штрафа и - дальше с ветерком.

Летом ездил на машине на юг. С палаткой в багажнике, как в картине "Три плюс два". Вот это про меня и моих товарищей. Еда на костре, валун вместо стола... Счастливое время было, замечательное! Думаю, нынешней молодежи подобное и не снилось - с отелями all inclusive. Чтобы испытать сильные эмоции, надо искать экстрим, ездить куда-то на сафари, а тогда мы так жили. К слову, и взаимовыручка между людьми еще не выродилась. Как-то ехал в Тбилиси, и отвалился глушитель. Случайный сосед, ночевавший рядом на привале, вызвался помочь, хоть я не просил. На его "Победе" отыскали тракторную бригаду, у механиков которой оказался сварочный аппарат. Починили поломку и поехали дальше. А сейчас завернул в любую автомастерскую, и тебе все сделали. Только плати! Понимаете? Совсем иная жизнь!

- Известная история, Георгий Вартанович. Чем дальше уходит прошлое, тем больше в нем очарования. Плохое забывается быстрее.

- Я не склонен ничего идеализировать, речь не о том, что сейчас все плохо. Наверное, хорошо, но... по-другому. На мой взгляд, душевность пропала, каждый сам по себе, а раньше люди были отзывчивее, теплее.

Когда начинаю младшему сыну рассказывать, он сразу говорит: "Папа, умоляю, не грузи". Не верит, что мы сами шили джинсы из ткани для палаток, а у меня на все годы учебы в институте был один-единственный свитер. Мама связала его своими руками. Плюс две рубашки. Вот и весь гардероб.

Сейчас вспоминать об этом несколько странно, боюсь, не только мой сын, никто не поймет, хотя так все и было. Мол, зачем ворошить, главное, что оно ушло.

- А если вернется?

- Я всякое повидал в жизни, меня ничем не испугать, но не хочется, чтобы дети хлебнули то, что на наш век выпало. Ни к чему это.

В быту я неприхотлив, к роскоши никогда не стремился. Важно, чтобы были нормальные условия для работы, собственно, живу этим. А остальное - вторично.

"Не пришлось идти на компромисс с совестью..."

- Простои у вас случались?

- А вы как думаете? Постоянно. Не было такого, что меня забрасывали заказами. Иногда еле дотягивал от одного гонорара до другого. Я рассказывал, что много зарабатывал, пока халтурил у маститых коллег. А потом дал себе слово, что после получения институтского диплома больше ни на кого работать не буду. Тут-то и угодил в яму - будьте-нате. Отнес букинистам домашнюю библиотеку, распродал коллекцию икон, которые долго собирал, сам бережно реставрировал... Все запасы спустил, чтобы как-то содержать семью, сводить концы с концами. Было трудно, но и в самые сложные времена продолжал лепить и рисовать. Для себя, для души.

- Мне казалось, скульптор не может работать в стол. В отличие, скажем, от писателя.

- Послушайте знающего человека: живущие только на заказах навсегда остаются ремесленниками. В основе должно лежать творчество, а не корысть и холодный расчет. Да, я мог плюнуть на принципиальность, опять наняться в услужение к кому-то из обоймы коллег, умевших добывать выгодные заказы, но тогда перестал бы себя уважать. Поэтому терпел. К счастью, мне не пришлось идти на компромисс с совестью, постепенно вылез из нужды. Но я не сидел сложа руки, не ждал, а работал. Только в этой мастерской хранится более восьми тысяч моих каталогизированных рисунков, при желании их можно выставлять. Это ежедневный труд. А я еще и делаю все быстро. Как назло...

Был момент, я входил в различные худсоветы, потом, правда, отказался из-за нежелания судить других, но тогда я поражался, бывая в мастерских у иных коллег: стоят портрет Ленина и бюст какого-нибудь Кирова или Свердлова. Плюс пара пластилиновых этюдов, сохранившихся со студенческой скамьи. Все, кроме этого - ничего! Меня так и подмывало спросить: "А чем же ты, мил-человек, занимаешься, над чем работаешь?" И сейчас таких пустующих мастерских - большинство. Если нет заказов, художник сидит на кухне, пьет водку и жалуется на жизнь.

- Вы, значит, не по этому делу?

- Надо выбирать: или пьянствовать, или работать. Я давно определился. Хотя когда-то построил сауну при мастерской, это было модное место в городе, там вся московская богема перебывала. И артисты, и писатели, и музыканты, и космонавты. Светские беседы, гитара, свечи, зеркала по стенам. Во дворе стояли казан с мангалом. Каждый вечер что-то жарили, парили... Тонино Гуэрра приезжал со съемочной группой, снимал наше застолье, очень ему понравилось.

Года три поиграл я в это дело, потом надоело, и разломал сауну к чертям собачьим. Выпить с друзьями и сегодня могу, это святое, но в меру, без фанатизма. С другой стороны, на прошлый Новый год ко мне на дачу приехали тридцать девять человек. Если бы было плохо или скучно, вряд ли люди стали бы тащиться. Особенно если учесть, что праздновали мы не в Москве, а в Испании. Надо же было собраться, добраться...

- Но вас количество гостей обрадовало?

- Меня - да, жену - не очень... Честно говоря, и в подмосковных Снегирях у нас такое безумие часто творится. Я человек хлебосольный, компанейский. Кавказское воспитание дает о себе знать. Другое дело, с некоторых пор стараюсь поберечься, отводить потехе час. Ну, два от силы... Нельзя жить тусовкой. Погулял немножко и - за работу.

"Работа над монументом для меня - миссия"

- О нереализованных проектах сожалеете, Георгий Вартанович?

- Не могу посетовать, будто у меня сложно складывалась судьба. Свое все равно беру. Вопрос лишь в том, какими усилиями это дается. Каждый раз приходится пробивать бетонную стену. С возрастом бодаться тяжелее, но в монументальном искусстве почти всегда так. Если, конечно, не участвовать в распилах и откатах выделяемых средств. Тот, кто умеет "делиться", живет хорошо. А вот "непонятливым" - трудно. Ведь скульптура очень материалоемка, на ее производство порой требуются страшные деньги.

Я почти не выигрывал конкурсов, где предполагалось госфинансирование. За исключением памятника Булату Окуджаве на Арбате. "Стена скорби" - второй такой случай. На этот проект предполагается и сбор народных денег, но основную сумму, конечно, должно дать государство.

Работа над монументом жертвам политических репрессий - это для меня, не побоюсь громкого слова, миссия. Ничего более значимого в моей жизни не было. Заявки на конкурс подавали триста тридцать шесть участников, я решил ввязаться в историю лишь по той причине, что в жюри вошли двадцать два правозащитника, люди совершенно не ангажированные. Иначе никогда не выиграл бы! Зачастую достаточно взглянуть на список судей, чтобы назвать имя победителя. И соваться бесполезно - все равно не отдадут первенство. Даже в случае с Окуджавой я четыре месяца не мог получить документы, подтверждающие победу. Противостояние было сумасшедшее! Я собрал волю в кулак, сцепил зубы и не отступил, пока не вырвал честно заслуженное.

А памятник Иосифу Бродскому я попросту подарил Москве. Поскольку понимал, что иначе его не дадут поставить. Не получил за работу ни копейки. Только потратил.

Скульптура Арама Хачатуряна - дар столице России от Армении. Правда, тоже за мой счет. И так в жизни бывает. На памятник Дмитрию Шостаковичу деньги собирал Фонд Чайковского. А вот проект "Белый город" на "Белорусской" целиком профинансировал Борис Минц. Как говорится, из любви к искусству...

Знаете, у меня своеобразные отношения с коллегами по цеху. Я ведь и в Академию художеств не хотел вступать, Зураб Церетели поставил перед фактом, сразу принял в действительные члены, минуя все этапы и формальные процедуры. И отметил высшей наградой академии - Золотым крестом под номером один. Не буду утверждать, будто мне это безразлично, но в моем возрасте было бы странно тешить самолюбие таким образом. Есть, ну и ладно. За человека должно говорить имя, а не звания или ордена. Согласен с Фаиной Раневской, называвшей их похоронными принадлежностями...

"...Чтобы каждый мог ощутить себя на месте жертвы"

- Монумент жертвам политических репрессий вы задумали как место поклонения?

- В том числе. Но закладывал и иной образ. Кровавые волны террора прокатились по стране, выкосив одних и оставив в живых других. В Стене будут редкие просветы, чтобы каждый мог пройти ее насквозь и ощутить себя на месте жертвы. Шаг влево или вправо смерти подобен. Ощущение нависшего над темечком дамоклова меча не должно покидать. Тогда, возможно, удастся не допустить повторения ошибок прошлого. Понимаете, это Стена не только, чтобы прийти к ней и поплакать. Все гораздо глубже, но какими словами это передать? В Дахау выразили мысль короткой фразой: "Никогда более". По смыслу она близка тому, что хотим сказать мы, но надо придумать что-то свое. "Стена скорби" ведь и о фашистских концлагерях, и о сталинском ГУЛАГе, и о любом другом насилии над человеком и его природой.

- Почему идея Стены возникла сейчас?

- Она долго вызревала. Если бы все случилось раньше, возможно, Россия не знала бы тех проблем, с которыми общество сталкивается сегодня. Но решение о создании мемориала принято - и это главное. Мне приходилось слышать рассуждения, мол, место для монумента выбрано неудачно: шумный перекресток столичных дорог. Отвечаю: "В данном случае это не суть важно. Нам дали возможность сделать монумент, шанс надо обязательно использовать". И разговоры, что власть хочет таким образом откупиться от народа, я категорически не поддерживаю. Пусть в мотивах копаются другие, моя задача - создать памятник, который найдет отклик в сердцах людей. Место хорошо тем, что это не специально отведенный участок типа Поклонной горы, где можно ставить что угодно и сколько угодно. "Стена скорби" будет в центре города: рядом площадь трех вокзалов, мимо течет Садовое кольцо... Вокруг офисы, жилые дома, это нормальная среда обитания. Мне даже нравится, что здание за Стеной имеет комодообразную форму, выглядит столь давяще. Оно выпукло выражает любую тяжеловесную систему, и я постараюсь это использовать в композиции.

Я должен сделать так, чтобы мемориал не затерялся, стал своеобразной доминантой. Это особенный профессиональный вызов, и я его принял...

Задача художника в том, чтобы найти правильное звучание. Считаю, и с Лубянки не стоило убирать памятник Дзержинскому. Снять с пьедестала и... оставить рядом. Намертво зафиксировать поверженного. В этом было бы больше символизма. Получился бы разворот на сто восемьдесят градусов! В обратную сторону - не по часовой, а против нее. Понимаете, монументальное искусство сильно заложенной в нем философией. Если нет пронизывающей насквозь идеи, будет иллюстрация, а не художественное произведение. Я этим не занимаюсь. Пусть другие практикуются в оформительстве, те, кто за два года поставил сорок памятников, и все похожи один на другой, слеплены, словно под копирку. Не хочу называть коллег, это их жизнь, а я живу своей...

Мои мысли заняты "Стеной скорби". Монумент должен стать напоминанием: все может вернуться. В любой момент. И ничто не проходит бесследно. Надо помнить не только о миллионах жертв сталинских репрессий, но и о тех, кто не появился в результате на свет. Невозможно подсчитать, сколько родов безвозвратно пресеклось, а это были далеко не худшие семьи России. Потери никогда и никак не восполнить. Зияющие пустоты... Мы пожинаем сегодня плоды.

- Режиссер Марк Захаров называет это отрицательной селекцией, которая проводилась в нашей стране на протяжении большей части двадцатого века.

- Так и есть. Выкошенное поле. Чуть колосок поднимался выше остальных, его тут же под корешок. Несколько раз за одно столетие обескровливали страну. Чудо, что она сохранилась!

Поэтому и ужасная темная Стена, как символ. Если начнет двигаться на нас, всех раздавит, никто не спасется. Надо удержать, не пустить...

По моей задумке, перед Стеной будут стоять специальные заградительные надолбы, а люди пойдут шеренгами, друг за другом в затылок. А вокруг - ели и подобие сибирских скал. Хочу привезти камни из ста четырнадцати самых известных лагерей ГУЛАГа, вымостить ими дорогу, повысив сакральность места.

"К прошлому человечества обращаться необходимо"

- Не боитесь, что у мемориала придется ставить круглосуточный пост охраны? Как в Екатеринбурге, где рядом с каменным Ельциным постоянно дежурит полиция.

- Пусть стоит, ничего страшного. И в Екатеринбурге сразу следовало сделать видеонаблюдение, я предупреждал, поскольку понимал: отношение к Борису Николаевичу в обществе неоднозначно, возможны провокации, выходки вандалов. Так и получилось. Монумент облили краской, отбили нос у скульптуры, я делал новый... Зато теперь получился памятник с историей.

- Планируете со "Стеной скорби" успеть к октябрю 2016-го?

- Не знаю, откуда возникла дата, кто ее придумал, но точно не я. Никогда не называл ничего подобного. Срок абсолютно нереален. Еще даже нет точной сметы, не началось финансирование проекта, а я честно сказал: мне нужно два года после того, как появятся деньги. Это не те объемы, которые я мог бы покрыть самостоятельно.

- Значит, открытие гарантированно сдвигается на год?

- 2017-й - в лучшем случае.

- Тоже символично: к столетию русских революций... А вы говорите, Георгий Вартанович, что оглядываться не нужно. Еще как надо!

- Не люблю на свое творчество смотреть, а к прошлому человечества обращаться необходимо. Иначе так и будем топтаться на месте, повторяя ошибки предшественников. Чем шире диапазон, тем больше вероятность, что все сделаем правильно. Хватит уже нам спотыкаться о собственные грабли...

30 ноября 2016 года начался народный сбор средств на "Стену скорби". Каждый человек может пожертвовать любую сумму на создание памятника, который будет поистине народным. Номера счетов можно найти на этой странице