Сыновья уходят в бой

...Годам не подвластен
железный закон притяженья
к неостывшей земле,
где зарыты ровесники наши.
Юрий Левитанский, 1953 год

Ведущий рубрики "Домашний архив" Дмитрий Шеваров, открывающий тему номера, убежден, что для каждого из нас разговор о войне только начинается.

Не знаю, заметили ли вы: минувшее 70-летие Победы не было похоже ни на один предшествующий юбилей. Меньше было внешних эмоций, "ярких событий". Кого-то во власти и на телевидении это, похоже, с непривычки смущало. Поэтому там пытались по старинке добавить пафоса. Но эти "залпы" лишь подчеркивали: время общих слов прошло, День Победы уходит в новое измерение. Неожиданное, быть может, даже и для историков.

Люди все меньше довольствуются хрестоматийными сведениями и оценками. Им все важнее докопаться до своего, личного. Не получить в готовом виде, а выстрадать военную историю своей семьи. А это значит - самим перелопатить документы, самим пройти местами боев, дотошно выясняя судьбу своего деда или прадеда. Подчас эта черновая работа занимает не месяцы, а годы. И если подвижничество отрядов поисковиков еще попадает иногда в объективы, то поиск семейный, домашний вовсе незаметен со стороны. СМИ стали догадываться об этом глубинном повороте в народном сознании только после того, как по Москве и по всей стране прошел Бессмертный полк.

Все почувствовали, что это не демонстрация единства в советском смысле, не "наш ответ Чемберлену" и даже не "акция памяти". Это то, что русский философ Николай Федоров называл воскрешением мертвых через личные душевные усилия потомков. Поэтому Бессмертный полк если и был кому-то ответом, то вовсе не актуальной повестке дня, а самим себе. Мы увидели, что без каждого из наших дедов и прадедов история России останется неполной. Мы почувствовали, что забвение страшнее любого врага, потому что оно незаметно выгрызает неповторимые драгоценные судьбы и жизненные смыслы, оставляя нетронутыми цифры и даты. Мы поняли, что долг памяти - это личный долг каждого из нас, и переложить его на государство в принципе невозможно.

Поэтому уходят в тот священный бой сыновья фронтовиков. Внуки. Правнуки.

В 2015 году вслед за Бессмертным полком появилось еще одно движение, которое по аналогии получило название Бессмертный барак (первым произнес его богослов Андрей Десницкий). Некоторые политики и журналисты поторопились противопоставить Полк и Барак друг другу, увидев признаки того, что последний станет некой оппозицией тому, что было 9 Мая. Но если отбросить это совершенно надуманное противопоставление двух благородных людских порывов, то станет ясно, что Полк и Барак равно принадлежат нашей истории. И нелепо, стыдно устраивать перетягивание политического каната, стоя на братских могилах. Те, кто погибал за родину на передовой, могли быть расстреляны на Бутовском полигоне. Отбывавшие срок по 58й на колымских лесоповалах и в норильских шахтах почитали за честь защищать Родину на фронте. А еще были, как мы знаем, сотни и сотни тысяч тех, кто побывал и в одном, и в другом аду. Погибшие на фронте и сгинувшие в лагерях есть в каждой российской семье. И о чем же мы тогда?

Когда я слышу реплики "Сколько можно о войне?" или "Сколько можно о репрессиях?", вспоминаю горькие слова одного много настрадавшегося человека: "Живые всегда правы..."

...Пишу эти строки в конце декабря. В Москве - сиротская зима. Ни снега, ни морозов. Темная земля с мокрыми осенними листьями напоминает свалявшуюся и прокуренную изнанку солдатского полушубка. Многие довольны такой европейской зимой. И я не ропщу. Но где-то в подкорке бьется мысль: слава богу, что в декабре 41-го под Москвой была русская, а не европейская зима.