Не забудь: станция Луговая
Поздняя осень. Конец октября.
Маленькая железнодорожная станция. На перроне - строй солдат вермахта.
На стене станционного здания - плакат, с которого смотрят наши. Пехотинец, летчик, моряк: "Будь готов к обороне страны!" Немецкий офицер, приостановившись на несколько секунд, фотографирует плакат. И идет дальше.
Вот прошли куда-то двое танкистов в черных пилотках и куртках. Курят в сторонке пехотинцы. А на скамейке рядом с вокзалом, глядя в пустоту, сидит, сгорбившись, старик-железнодорожник.
Всё.
Довоевалась Советская власть.
Так "подготовилась к обороне страны", что дальше некуда.
Потому что это станция Луговая.
23 километра от северной окраины Москвы. 31 километр - от Савеловского вокзала.
На стене - расписание и ценник пригородных поездов.
"Бе-ску-дни-ко-во", - приподнявшись на носках, медленно читает немец.
Сейчас вокруг этой станции жилой район Москвы.
Галдя, хохоча, отпихивая друг друга, солдаты просовывают руки в окошечко кассы. За окошечком - их товарищ, он лихо компостирует билеты.
Билеты "до Москвы".
Так начинается кинофильм "У твоего порога", снятый в 1962 году режиссером Василием Ордынским и оператором Игорем Слабневичем по сценарию Семена Нагорного. Фильм о зенитчиках, брошенных осенью 41-го на подступы к Москве, чтобы остановить идущие на Москву танки. О расчете зенитной пушки, принявшем бой близ станции Лобня (18 километров от северной окраины столицы), на Рогачёвском шоссе, у дома, где живет семья железнодорожника.
И об этой семье.
Мой порог
Может, я потому так остро воспринимаю "У твоего порога", что это - у моего порога? В Москве жил тогда девятилетний мальчик - мой отец. Родная деревня моего деда в северо-западном Подмосковье - в нее немцы въехали на мотоциклах аккурат в конце октября 41-го. И сам я рос не только в Москве, но и под Ново-Петровским, в пяти километрах от Волоколамского шоссе.
Да, и поэтому тоже. Но не только.
Так снимали о войне только в 60-е.
Тогда на съемочные площадки пришли люди, пережившие ее совсем молодыми, - когда сознание воспринимает все очень остро. Вот и тут режиссер - 1923 года рождения, оператор - 1921-го. Оба фронтовики. Потому так реалистичны в деталях те военные фильмы. И немцы на станции ведут себя точь-в-точь, как в 41-м. То и дело пуская в ход фотоаппарат и снимая "русскую экзотику".
Снимков таких осталось - тьма...
И "билеты до Москвы"... Вот сцена, описанная кем-то из служивших в австрийской 2-й танковой дивизии вермахта - той, что ближе всех подошла к Москве. "А теперь прямым ходом в Кремль, на Красную площадь", - веселятся австрийцы, забравшись где-то 29 или 30 ноября 1941 г. под навес автобусной остановки на Рогачёвском шоссе. "Где же этот чертов автобус? Как всегда, опаздывает!"
И сцена из фильма, где на тыловом вокзале вповалку спят эвакуированные... А на доске объявлений - записки, которые помнят только те, кто их видел.
"Проехали на Свердловск. Где будем - неизвестно. Русаковы".
"Мама! Пробирайся на Ижевск. Надя. Коля нашелся, едет со мною".
И вот эта (всю не видно): "...Оля заболела... осталась..."
Сколькие, особенно совсем малыши, не нашлись! И еще в 60-е писали на радио, надеясь, что родные найдут их хоть вот по этим крупицам, что остались в памяти: "Помню, что мать мне купила теплый костюмчик и валенки. Помню, что было это в Киеве"...
И разнокалиберные ватники и ушанки ополченцев на киноэкране. Такие и носили...
И КПП на шоссе, где не только командир, но и бойцы - в фуражках. Все верно: войска НКВД...
Окопная правда 60-х
Скажут: в октябре - начале ноября так близко к Москве немцы еще не подошли. Да, к Луговой и Лобне они прорвались лишь в конце ноября, когда уже давно лежал снег. И зенитчиков туда бросили тоже в конце ноября.
Но "реалистичный в деталях" - не значит "документальный". Это художественный фильм, и его создатели явно не зря сместили хронологию. Потому что именно в октябре наступил момент наивысшего отчаяния в битве за Москву. Когда, после окружения Западного и Резервного фронтов под Вязьмой, между врагом и столицей почти не осталось советских войск. Когда 16 октября в Москве вспыхнула паника, и многие, думая, что город вот-вот займут немцы, бросились уходить из него на восток. Когда дворники не знали, что делать с выброшенными на помойку томами Ленина и бюстами Сталина...
Сцена на станции - это отчаяние...
Скажут: а разве реалистично показано появление немцев перед огневой позицией? Только что ничего не было - и вдруг вот они, в ста метрах!
Но это переданный языком кино абсолютно реальный удар по сознанию, пережитый моим дедом-ополченцем, старшим политруком 1-го Коммунистического полка Московских Рабочих. В конце ноября они выдвинулись из тыла к станции Крюково (в 20 километрах к западу от места действия фильма и 27-ми - от северо-западной окраины Москвы), послали бойца в ближайшую деревню купить молока, а тот быстро назад: "Немцы!.."
"У твоего порога" жестко напоминает о тяжелом. О неприятном. Это тогда, 20 ноября 1941 года, застрелился командир 58-й танковой дивизии генерал-майор А.А. Котляров, оставив записку: "Отходите Ямуга [5 километров севернее Клина. - А. С.], за противотанковое препятствие. Спасайте Москву. Впереди без перспектив". Это о тех днях - написанная в 60е жестоко-откровенная повесть "Убиты под Москвой" Константина Воробьева, плененного в 1941м под Клином. С заградотрядами войск НКВД, с генералом, снявшим в окружении свою форму, с кризисом сознания главного героя, который "просто не знал, куда, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того, что совершалось".
В 60-е появилась и песня на слова Геннадия Шпаликова для кинофильма "Рабочий поселок" - словно диктофонная запись "непричесанного" разговора:
- Спой ты мне про войну,
- Про солдатскую жену.
- Я товарищей убитых,
- Как сумею, помяну.
- Тебя, Сергей, за Волгой схоронили,
- Фанерную поставили звезду.
- А мой старший брат убит на Украине
- В сорок первом, сорок горестном году.
Что за поток сознания, при чем тут солдатская жена? А притом что выпил человек, оттаял - и вспоминать стал про то, о чем душа болит. Солдатским женам вот много лиха досталось, в точку попал Федот Евграфыч Васков из повести "А зори здесь тихие" (1969 г.) фронтовика Бориса Васильева: "Эх, бабы, бабы, несчастный вы народ! Мужикам война эта - как зайцу курево, а уж вам-то..." А почему вот так сразу про тех, кого убило? Так не чужие же люди, душа о них болит...
Кинематографисты и литераторы 60-х считали, что вспоминать надо всё. А "сорок горестный год" - он и был "сорок горестным".
Идти и смотреть
"У твоего порога" снят так же жестко-пронзительно, как спел в 65-м шпаликовскую песню актер-фронтовик Михаил Новохижин.
Потому так нелегко пересматривать этот фильм. Но я пересматриваю снова и снова, иначе что мне делать в профессии историка? Какая может быть правда истории, если забыть, как от разрывов снарядов просыпается и плачет в кроватке годовалый, наверное, малыш. Как идут через весь экран и через всю страну беженцы, беженцы, беженцы...
Кажется, это не "кино", а снято тогда, в 41-м, скрытой камерой. Почти никакой патетики, заметной в более ранних фильмах про начало войны - "Бессмертный гарнизон" (1956), "Человек не сдается" (1960 ). Потому и не отпускает этот Порог, что он действительно свой. Мой. Наш.
Уже многие не осознают сегодня, что так и было на самом деле. Это вот так начиналась война.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем