Галина. Литовский заговор

- Это твоя вторая книга, Галя?

Галина Сапожникова: Да. Первая - "Арнольд Мери. Последний эстонский герой" восемь лет назад просто вырвалась из меня, потому что преступно было молчать.

- Шекспировская трагедия: как два брата стали врагами. Один - Герой Советского Союза, которого ты хорошо знала, а второй...

Галина Сапожникова: Два двоюродных брата. Один выходил в одиночные пикеты против американского посольства в возрасте 80 лет, когда бомбили Югославию, а второй, будучи президентом Эстонии, привел страну в НАТО. Оба красавцы, интеллектуалы, полиглоты, цвет нации, порода, я таких не встречала больше.

- У тебя в Эстонии вид на жительство?

Галина Сапожникова: Я могу беспрепятственно пересекать границу Эстонии и стран Евросоюза, но это не страхует от депортации, как это в августе 2015-го случилось в Литве, когда я ехала на интервью с одним из моих героев.

- Есть депортации, которые делают биографию и честь... Хорошо помню, как мы приезжали в гости, ты брала в руки гитару и вместе пели твою песню: "Ни капели, ни проталин не оставил старый Таллин"... Мы были влюблены в Эстонию, в Прибалтику.

Галина Сапожникова: И видели ее моими глазами.

- Отчего же? И свои были, и они видели не только Старого Томаса и варьете в гостинице "Виру". Трудолюбивая красота, ухоженная простота бытования жизни казались заграницей... Как вы разочаровались друг в друге?

Галина Сапожникова: Я была уверена, что из Эстонии не уеду никогда. Но когда начала писать про слеты ветеранов СС и военно-спортивные игры "Эрна" по маршруту бывшего абверовского десанта, пыталась защитить родной язык, - тогда раздался первый вежливый звонок из эстонского МИДа с обещанием выслать...

- Извини, но ты никогда не ставила знак равенства между властью и народом. Что продолжаешь ценить?

Галина Сапожникова: Эстонцев - скупую на эмоции, но очень верную, трудолюбивую и по-крестьянски мудрую нацию. Все изменилось в одну ночь - 26 апреля 2007 года, когда перенесли Бронзового солдата. 1200 человек моих соотечественников поставили на колени, сковали руки пластиковыми браслетами. Это был такой максимум унижений, который невозможно ни забыть, ни простить.

- Мне казалось, эта история была не причиной, а скорее поводом заявить о своих правах. После репортажей о Бронзовом солдате и после того, как вы с коллегой Игорем Тетериным основали международный медиаклуб "Импрессум", тебя стали обвинять в агрессивной информационной войне против Эстонии. Как ты думаешь, чем журналистика отличается от пропаганды?

Галина Сапожникова: Журналистика - это попытка представить две точки зрения, а не обслужить одну, имея при этом собственные убеждения. Медиаклуб мы придумали, потому что в Таллине, где до сих пор каждый третий - русский, элементарно не хватало кислорода.

Думали так: если помочь встретиться интеллектуалам с двух сторон, то люди смогут договориться. И поначалу все получалось, пока полиция безопасности Эстонии не записала нас во враги народа и не призвала публично: "Эстонцы! Не ходите в клуб "Импрессум". Сейчас клуб - последняя отдушина для русских в условиях запрета российского телевидения и закрытия русских школ.

- Громкой рекламой медиаклубу стала высылка экс-депутата Европарламента Джульетто Кьеза.

Галина Сапожникова: До этого еще была омерзительная история с академиком-этнографом Валерием Тишковым, которому отказали в праве на въезд в Эстонию, заставив переночевать в аэропорту Таллина. Для человека его уровня это непереводимо на язык смыслов.

- А что инкриминировали Джульетто Кьеза, известному своими левыми убеждениями?

Галина Сапожникова: Что он... поддерживал Арнольда Мери и тем самым будто бы оправдывал геноцид эстонского народа.

- И что, европеец Джульетто простил Эстонии ночь в полицейском околотке?

Галина Сапожникова: Не дождетесь. Все три суда в Эстонии он проиграл, но это значит, что в ноябре имеет право подать иск в Европейский суд по правам человека. Он оказался потрясенным свидетелем "прав и свобод" в одной из стран Евросоюза. А я четверть века все это наблюдала лично, работая собкором, а теперь обозревателем "Комсомолки" в Москве. Он мне сказал: ты обязана обо всем этом написать. Что я и сделала.

- Ты пишешь, сколько страха и унижения натерпелись в Прибалтике люди за то, что были русскими, за то, что в СССР имели партбилет с убеждениями.

Галина Сапожникова: Никто в России и знать не хотел, что было на самом деле. В Литве, например, происходили чудовищные процессы. Была объявлена охота на коммунистов. Шли суды над литовскими "красными профессорами", которые реально получили по 8, 10, 12 лет.

Судебный процесс над одним из лидеров русской общины Валерием Ивановым - вообще история жутчайшая. Харизматичный, знающий иностранные языки, окончивший Варшавский университет человек "просоветских" убеждений вел в детский сад маленького сына (он был вдовец, жена умерла от рака), когда его схватили на глазах у ребенка. Он пообещал ему: приду за тобой вечером. И пришел только через три года.

- Увы, в 90-е годы новая Россия практически бросила своих соотечественников.

Галина Сапожникова: После того как Валерий Иванов вышел на свободу, он написал книжку "Литовская тюрьма". В 1996 году приехал представить ее в Государственной думе. Наивный... По возвращении его арестовали за то, что он будто бы дискредитировал страну и оскорбил родственников жертв, погибших в январе 1991-го, посадили еще на один год. Литву приняли в Евросоюз, когда у нее были политзаключенные, и все закрыли на это глаза.

- История двигается дальше, пришли двухтысячные годы.

Галина Сапожникова: Именно. "Отшумели песни нашего полка, маркитантка юная убита". Самое время было мирно сосуществовать, продавать молоко с сырами. Но... знаменитые прибалтийские предприятия превратились в торговые центры, где не производится ровным счетом ничего. Народ уезжает. Вильнюс пустой, Рига пустая. Туристы только скрашивают пустоту. Не Евросоюз же в этом обвинять... Поэтому в странах Балтии срочно стали искать старых врагов.

Литве понадобился новый Нюрнбергский процесс. Чтобы его организовать, Литовская Республика изменила законодательство и реанимировала процесс по уголовному делу 13 января 1991 года, переведя его в категорию преступлений против человечности, которые не имеют срока давности.

- Напомним для тех, кто не жил в СССР. 13 января 1991 года к Вильнюсской телебашне была направлена группа "Альфа", чтобы захватить башню, прекратить пропаганду "Саюдиса" и начать вещание на русском языке. Литовцы вышли защищать свою свободу. В итоге трагедия - 13 жертв "кровавого советского режима".

Галина Сапожникова: Это статистика трагедии, правда и причины трагедии, на мой взгляд, в другом.

О всех московских планах мистическим образом знали в Вильнюсе. Лидер "Саюдиса" Витаутас Ландсбергис и начальник департамента обороны края Аудрюс Буткявичюс стали обращаться к нации с призывами защитить телебашню и не бояться, потому что им-де доподлинно известно, что патроны будут холостыми.

- У нас тоже народ пошел защищать Белый дом

Галина Сапожникова: Да, конечно. Только у нас в 1991 году никто не стрелял в людей с крыш.

- Это серьезное обвинение. Фраза из семи слов "Как сейчас выясняется, свои стреляли в своих" стоила свободы одному из твоих героев, Альгирдасу Палецкису.

Галина Сапожникова: В книге я привожу свидетельства более сорока человек, находившихся по разные стороны баррикад. Один из основателей "Саюдиса", писатель Витаутас Петкявичюс задолго до меня написал книжку "Корабль дураков". Он говорил о 18 пограничниках, стрелявших с крыш, которых, по его мнению, организовал Буткявичюс. Написал и издал свою книгу и один из "красных профессоров", Юозас Куолялис, ни за что отсидевший в тюрьме 8 лет. Уже упомянутый Валерий Иванов видел все материалы дела, пока сидел.

- Известно, что в момент распада страны в прокуратуре СССР хранились 37 томов уголовного дела. Они сейчас где?

Галина Сапожникова: Тяжелая история ... Советская прокуратура начала следствие и сразу же заметила нестыковки: как погиб человек, если он был расстрелян из семи разных мест? А гильзы от патронов из старых винтовок Мосина, которые могли быть только у "лесных братьев" со времен войны. У некоторых погибших раны от наездов легковых автомобилей, но не бэтээров и танков, как это пытались преподнести.

28 мая 1991 года тогдашний прокурор СССР Николай Трубин зачитал свою знаменитую записку, выступая перед Верховным Советом. Отметил и следующее: лейтенант КГБ Виктор Шатских был убит выстрелом в спину, псковскому десантнику Евгению Гаврилову оторвало взрывпакетом пятку, больше сотни советских солдат было травмировано.

Но этим "советским" фактам никто не хотел верить ни в Вильнюсе, ни в Москве. Тем не менее, были собраны 37 томов уголовного дела.

- Я читала книгу и знаю, что дальше произошло невероятное...

Галина Сапожникова: Дела хранились в Литве. Сразу после путча, 22 августа 1991 года их по белорусским лесам перевезли в Москву. Люди, которые сделали это, рисковали жизнью.

А 26 сентября того же года бывший Генпрокурор Литовской ССР Антанас Пятраускас стал в Москве свидетелем , как следователь Любимов копировал эти дела: пришел приказ передать оригиналы в Вильнюс... Следователь тот умер, копии найти никто не может. За прошедшие 25 лет эти советские 37 томов переросли в литовские 700!

Все их откровения в итоге оказались в руках литовской прокуратуры, на основании чего были составлены длинные спи- ски тех, кого решили записать в международные преступники и осудить без срока давности.

В списках заочно подсудимых числятся 64 человека. Полковник в отставке Юрий Мель жил в Калининграде, не раз ездил за лекарствами в Клайпеду. А два года назад его схватили, потому что судить больше некого. И он теперь сидит в клетке, отвечая за весь Советский Союз - за то, что будучи 22-летним лейтенантом-танкистом сделал три холостых выстрела, выполняя приказ. Я общалась со многими людьми из этого списка - большинство из тех, кого по капризу Литвы сейчас разыскивает Интерпол, были "пешками" в большой игре и просто стояли в оцеплении - но их имена оказались в томах, которые были переданы в Литву.

Моя книга направлена не против литовцев, многие из них тоже пострадали. Я потрясена предательством, которое случилось в Москве сразу же после путча.

- А ты пробовала связаться с Генпрокурором СССР Трубиным?

Галина Сапожникова: Он все эти 25 лет не дает интервью. Мне по телефону сказал только одну фразу: "Галина, я читал все ваши статьи, все, что вы пишете, правда - как и то, что написано в моей записке от 1991 года". Хотя на листе передачи этих дел литовской прокуратуре стоит именно его подпись. И это факт.

- Как долго будет длиться судебный процесс, который в Литве называют вторым Нюрнбергом?

Галина Сапожникова: Процесс начался 27 января 2016 года. И как сказали мне адвокаты, заседания расписаны до конца 2017 года.

- Сколько реальных людей сейчас сидят в тюрьмах?

Галина Сапожникова: В данный момент в заключении находится один человек - Юрий Мель. Не выездные из России - офицеры "Альфы", которые вылетали в ту командировку, и псковские десантники. Но в потенциальном списке - сотни имен. Все, кто был упомянут даже косвенно в материалах переданного в Литву уголовного дела.

- Россия оказывает им поддержку?

Галина Сапожникова: Небольшую, юридическую, оказывает и Юрию Мелю, и Константину Никулину (Михайлову), который в начале июня был осужден по другому делу - расстрелу "таможенников" в местечке Мядининкай - не менее загадочной провокации, к которой нам еще предстоит вернуться.

- Помню многие твои командировки и статьи. Одна из самых сильных, на мой взгляд, - встреча в Бостоне с Джином Шарпом, автором теории 198 способов ненасильственного свержения власти. Он же тебе честно сказал: неужели вы верите, что такой слабомощный старик способен был разрушить страну?

Галина Сапожникова: Безусловно, его методы в здоровой ситуации не сработают. Это разрыхлитель, который заставляет тесто дрожать. Сам Шарп уже едва ходил, говорил с трудом и через лупу разглядывал свой компьютер. Но ум у него при этом был светлейший.

Он подтвердил, что Аудрюс Буткявичюс, который даже в прессе проговорился о необходимости сакральных жертв, - его любимый ученик... Я сказала такую наивную вещь: надо же, мистер Шарп, мы ведь с вами ходили по одним улицам Таллина, когда вы учили прибалтов делать цветные революции! Нет, отвечал он, я там не ходил, а приезжал в Москву и выступал в залах Академии наук, куда съезжались представители Прибалтики. При нашем "кровавом советском режиме" американский профессор открыто учил людей, как разваливать Советский Союз...

- Ты знаешь, я не сторонник теории заговоров. Все до единой империи в ХХ веке распались, в том числе и советская. Есть же известная формула: "Кто не жалеет о распаде СССР, у того нет сердца. А у того, кто хочет его восстановления в прежнем виде, у того нет головы". Твои герои плачут о потере Советского Союза. При всем их достоинстве - плач бессмысленный, исторический фарш нельзя пропустить обратно. Так же, как утверждать, что Ельцин и Горбачев сознательно развалили страну.

Галина Сапожникова: Плакать по Советскому Союзу не означает мечтать вернуть его обратно. Это не ностальгия по молодости, это ностальгия по другим ценностям. Теперь мы со смехом вспоминаем талоны на сахар и очередь за синими курицами. А когда русских в Эстонии признали негражданами, заставив ночами стоять под дверью Департамента гражданства и эмиграции - забыть не можем... В этом разница.

- Скоро книжка выйдет на русском?

Галина Сапожникова: "Как убивали СССР и что стало с теми, кто пытался его спасти" выйдет в августе, к двадцать пятой годовщине событий, которые изменили нашу жизнь.

Галя, ты сильный человек. А когда тебе было по-настоящему страшно? Когда на сельской литовской дороге тебя остановила полиция с намерением выслать?

Галина Сапожникова: Увы, депортация стала признаком журналистского признания. Семь унизительных допросов на эстонской границе после истории с Бронзовым солдатом, - тоже не смертельно. Страшно - когда ты молод и у тебя нет опыта. И ты, будучи совсем юным собственным корреспондентом, которому почему-то доверили писать о развале страны, слышишь чьи-то шаги по длинному ночному коридору, который ведет к твоей таллинской квартире, и видишь, как дверная ручка начинает тихонечко шевелиться... Каких у меня только не было ситуаций за четверть века в профессии, - но более жутко, чем тогда, не было. Надеюсь, и не будет.