С 1 по 4 июня 1937 года (маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский и его подельники уже сидят в подвалах Лубянки и "добровольно" подписывают признательные показания) в Наркомате обороны СССР состоялось расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны. Были представлены все имевшиеся в наличии и еще остававшиеся на свободе высшие военачальники Красной армии - 53 члена Военного совета и 116 приглашенных.На заседании присутствовал Сталин.
К этому моменту из 85 членов Военного совета были арестованы и исключены как "участники заговора" 20 человек, "освобождены от своих должностей" 2 человека, "ушли из армии" 3 человека1. Некоторым из оставшихся суждено было гулять на свободе считанные дни или месяцы. Сохранившаяся стенограмма позволяет ощутить трагическое минувшее в его незавершенности.
"Нам заявляли, что вы дураки, идиоты"
Командующий войсками внутреннего Приволжского военного округа командарм 2-го ранга Павел Ефимович Дыбенко:
"Почему у нас как будто хуже дело шло, а у Якира и у Уборевича лучше? Потому что здесь, в центре, сидели враги и выставляли в красочном свете работу Уборевича и Якира. А Белова как называли? Ворошиловский фельдфебель. Какое название было Каширину? Это, говорят, ворошиловский унтер-офицер. А Левандовского как называли? Ворошиловский унтер-офицер. Дыбенко как называли? Ворошиловский унтер-офицер. Я думаю, что достаточно данных о том, какую клевету на нас возводили. Заявляли, что мы безграмотные. Я заявляю Политбюро, что мы грамотнее их в военном деле, но нам не верили, нам заявляли, что вы дураки, идиоты"2.
Не исключено, что в этот момент Сталин усмехнулся, да и не он один: образование "матросского Наполеона" сводилось к трехклассному городскому училищу. Формально к 1922 году Дыбенко с отличием окончил Военную академию РККА, но это было фикцией: его супруга, профессиональная революционерка и сторонница идей "свободной революционной любви", Александра Михайловна Коллонтай впоследствии призналась, что выполняла за "своего матросика", который был моложе ее на семнадцать лет, все задания, так как он не мог писать без чудовищных грамматических ошибок. В начале 1930х бывшего "матросика" послали на стажировку в Германию, и немецкие преподаватели дали ему предельно лаконичную аттестацию: "С военной точки зрения - абсолютный нуль". Официальной пропагандой Дыбенко почитался как прославленный военачальник и один из героев Гражданской войны, но посвященные в суть вещей знали: на самом деле Павел Ефимович - это авантюрист, предатель, мародер и палач. Несколько раз большевики приговаривали его, члена партии с 1912 года, к смерти, но в последний момент миловали: лишенный нравственных тормозов "матросский Наполеон" был нужен им в первые годы революции.
Дыбенко слушают в гробовой тишине. Исход судебного разбирательства и грядущий приговор не вызывают сомнений, участников заседания уже ознакомили под роспись с материалами следствия: все арестованные признали свою вину в заговоре. Все присутствующие интуитивно ощущают: отныне жизнь страны и жизнь армии будет делиться на "до" и "после". О том, что происходило в их душе, мы уже никогда не узнаем: из 42 выступавших в прениях по докладу Наркома обороны 34 человека (80%) впоследствии были арестованы и расстреляны как "заговорщики"3.
Не будем забывать: все без исключения военачальники были активными участниками Гражданской войны, психология времен Русской Смуты органически вошла в их плоть и кровь. У многих имелись долго скрываемые от посторонних глаз непростые межличностные отношения - "не то разногласия, не то склока". Давние обиды "пламенных революционеров" на "врагов народа" и выкладывались в эти июньские дни 1937 года пред очи товарища Сталина...
Ораторы не осознавали, что этим и себе подписывают приговор. Сталин получил наглядное представление не только о тех, кто уже сидел на Лубянке, но и будущих приговоренных. В их числе - Дыбенко. Именно он во время штурма Кронштадта применил "заградительные отряды", которые стреляли по своим отступавшим или отказавшимся от штурма частям с тыла. Вот и сейчас командарм ведет кинжальный огонь по своим былым товарищам, стреляя им в спину, а в это время Хозяин невозмутимо решает его участь. Для современной Красной армии, оснащенной самолетами и танками, "абсолютный нуль" Дыбенко не только бесполезен, но и вреден, и его удел - умереть.
Через несколько дней командарма Дыбенко назначат членом Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР, которое вынесет смертный приговор Тухачевскому и другим военачальникам. Самого Дыбенко расстреляют 29 июля 1938 года.
"Трата-та..." товарища Сталина
На трибуну выходит командующий войсками Московского военного округа командарм 1-го ранга Иван Панфилович Белов, близкий друг наркома обороны маршала Ворошилова. Это человек исключительного личного мужества и невысокой общей культуры. Командарму Белову дали слово на вечернем заседании 4 июня, и Сталин несколько раз прерывал его выступление одобрительными репликами.
Белова тоже снедает давняя обида на Тухачевского сотоварищи, которые считали Ивана Панфиловича "отсталым" и за глаза называли ворошиловским холуем.
[Белов]
Я делом старался все время доказать, что мы не хуже уборевичей, не хуже тухачевских, не хуже якиров. Я не считаю, что мы работали хуже, и я, например, при всей своей скромности считаю необходимым здесь заявить, что работали мы не хуже, а лучше. Но беда в том, что представить дело так, как представляли они, мы не могли.
[Сталин]
Не умели товар лицом показать.
[Буденный]
Очки втирать не могли. (Смех.)
[Белов]
Я, например, стесняюсь. Сколько раз приходилось мне выступать, и каждый раз, когда я выступаю, я чувствую, будто выступаю в первый раз. Когда я попадаю на глаза т. Сталину или Ворошилову, я всегда стесняюсь, потею и, честно говоря, наверно, сколько раз выглядел перед т. Сталиным дураком. Спросят меня - мне надо пять минут, чтобы раскачаться; а т. Сталин больше пяти минут и не слушал. И выходило так, что все эти тухачевские, якиры и уборевичи, вся эта сволочь, она ничего не стеснялась и чувствовала себя лучше нас.
[Сталин]
Трата-та, рата-та-та!4
Сталин решил разрядить напряженную обстановку заседания и напел мотив из нового, только что снятого, но еще не выпущенного в прокат короткометражного фильма "Веселые путешественники" режиссера Анисима Мазура. Герои фильма хором пели "Песенку друзей", слова которой написал 24-летний поэт Сергей Михалков.
Мы везем с собой кота,Чижика, собаку,Петьку-забияку,Обезьяну, попугая -Вот компания какая!
Бесхитростная песенка сразу стала народным хитом. Но вряд ли все собравшиеся поняли смысл сталинской шутки: премьера фильма состоялась лишь 25 августа 1937 г., и не всем участникам заседания суждено было до нее дожить. Сталинское "Трата-та..." стало выразительной, трагикомической приметой времени. Вся страна во главе с Хозяином поет "Песенку друзей", под звуки которой еще вчера уважаемых, знаменитых людей "черные вороны" по ночам увозят в застенок...
Но вернемся к прерванному выступлению командарма Белова.
"Данных не было, но вижу, что враг"
Командующий МВО Белов решительно отмежевался от участников "военного заговора": "Я в восторге от этой банды никогда не был"5. Однако ничего существенного в своем выступлении не привел, разве что обвинил Уборевича в том, что тот жил не по средствам. "Я его зацепил и говорю: "Скажите, как вы живете?" А я знаю, как он жил. Он нас с Иваном Федоровичем кофе поил, вообще был барин - кабинет, кофе и даже сигары доставал. Уж, какие тут сигары! Где это он доставал, такие душистые! (Общий смех.) Он начал считать и досчитался до того, что на питание ничего не осталось. Я говорю: "Слушайте, Уборевич, вы же врете!"6
Резонное замечание частного человека, но крайне легковесное умозаключение в устах командующего войсками столичного военного округа. Какая может быть связь между любовью Уборевича к сигарам и кофе и его якобы бонапартистскими замыслами?! Кстати, на таком же житейском уровне осуждал преступные замыслы Якира и маршал Семен Михайлович Буденный, в начале июня 1937го - инспектор кавалерии РККА.
[Буденный]
Я нутром чувствовал. Данных не было, но вижу, что враг7.
Переведя серьезный политический разговор в бытовую сферу, Иван Панфилович Белов ступил на очень зыбкую почву. Самого командарма справедливо обвиняли в продолжительных запоях, о которых знал даже нарком обороны. Аскетичный Белов никак не мог побороть в себе пагубную страсть к зеленому змию, и его неуклюжее самооправдание перед участниками Военного совета приблизило близкий приговор самому оратору.
[Белов]
Мне Климент Ефремович задавал часто вопрос: "По 7 дней пьешь? Выгоним из армии, выгоним из партии". Я говорю: "Климентий Ефремович, может быть, я и неправильно поступаю, но каждый раз, когда я в конце концов напиваюсь очень сильно, я на второй день раньше, чем обычно, прихожу на службу. Никогда у меня не было прогулов в работе"8.
Сталин не мог не обратить внимание на бесхитростные рассуждения командарма. Хорош командующий войсками Московского военного округа: неделями пьет, но меру знает и никогда не прогуливает. Как он будет командовать войсками - десятками, а то и сотнями тысяч людей, тысячами танков и самолетов - после недельного запоя? И нужны ли модернизируемой Красной армии подобные командармы? Полагаю, что Сталин не мог не задавать самому себе эти и им подобные риторические вопросы. Ответ на них был очевиден, а участь Белова предрешена.
Ему тоже предстояло до конца испить горькую чашу. По воле Хозяина командарм стал членом Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР и выносил смертный приговор участникам "военного заговора". Во время судебного заседания Белов увидел в глазах столь нелюбимого им Иеронима Петровича Уборевича свою грядущую участь. Об этом - уникальное мемуарное свидетельство Ильи Григорьевича Эренбурга:
"Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И.П. Белов (За давностью лет мемуарист перепутал воинское звание: Белов был командармом 1-го ранга. - С.Э.). Он был очень возбужден, не обращая внимания на то, что, кроме Мейерхольдов, в комнате Люба и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных. Белов был членом Военной коллегии Верховного Суда. "Они вот так сидели - напротив нас, Уборевич смотрел мне в глаза..." Помню еще фразу Белова: "А завтра меня посадят на их место...")"9.
Белова расстреляют 29 июля 1938 года.
Легенды живые и мертвые
В годы оттепели маршал Советского Союза Иван Степанович Конев поведал Константину Михайловичу Симонову свои парадоксальные суждения о ряде военачальников Красной армии, ставших жертвами Большого террора. Кавалер ордена "Победа" решительно отказал многим из именитых жертв репрессий в праве достойно проявить себя в годы войны.
"Дыбенко и Белова он относит к той категории людей, таких, как Ворошилов и как Буденный, которые в военном отношении были целиком в прошлом, в гражданской войне, и, будь они живы, они были бы обречены на то, чтобы показать в условиях большой войны свою отсталость и беспомощность"10.
Являются ли отсталость и беспомощность достаточным основанием для физического уничтожения человека? С нашей сегодняшней точки зрения, - безусловно, нет. Однако обстоятельства времени и места в годы Большого террора были иными, принципиально отличными. Хозяин рассуждал с позиций жесткого политического прагматизма. Военачальники, подобные Дыбенко и Белову, были для него людьми с прошлым, но без будущего. Они не были нужны ни ему лично, ни Красной армии. В той игре, которую затеял Сталин, они уже сыграли свою роль. Смерть и забвение - таков был их удел.
Сложнее обстояло дело с первыми маршалами Ворошиловым и Буденным. Оба были не просто знаковыми, а легендарными фигурами Гражданской войны, живыми символами растущей военной мощи Советского Союза. Сталину была очевидна их некомпетентность в военном деле, но несомненная личная преданность Ворошилова и Буденного перевесила всё. К тому же Хозяину нужны были живые легенды. Они способствовали легитимации его собственной власти в глазах народа: вождь нуждался в ближнем круге, состоящем из людей известных, но не амбициозных. Вот почему Сталин сохранил жизнь Ворошилову и Буденному, хотя в следственных материалах НКВД было достаточно показаний "врагов народа", позволявших без особых хлопот отправить легендарных маршалов на плаху.
Иное дело - маршал Тухачевский, командармы Якир и Уборевич. Полагаю, Сталин ни минуты не сомневался в том, что "военного заговора" не существовало в действительности. Но он не сомневался и в том, что эти люди имели реальную возможность таковой заговор организовать. Тухачевский занимал ключевой пост первого заместителя наркома обороны, отвечал за перевооружение Красной армии, имел репутацию знатока военного дела, едва ли ни военного гения, и он был вполне вероятным претендентом на роль "красного Наполеона". В руках Якира и Уборевича сосредоточилась реальная воинская сила двух крупнейших приграничных округов. Сталин сработал на опережение...
Но вернемся к заседанию Военного совета в июне 1937 года.
"Все считаются с Якиром..."
Командарм 2-го ранга Дубовой простодушно поведал собравшимся о тех опасениях, которые Якир внушал и Наркому обороны, и лично товарищу Сталину.
[Дубовой]
Некоторые командиры говорят: "Якир не захотел - Якир не идет". Он какую-то силу имел, т. Сталин11.
Очевидная для верхушки Красной армии сила Якира не могла не беспокоить Москву. В самом начале 1935 года Якиру предложили встать во главе Штаба РККА, который осенью был переименован в Генеральный штаб. Формально это выглядело как несомненное повышение. Но Якир отказался уезжать из Киева, где у него были власть во главе приграничного округа и огромная популярность. Летом 1935-го Якиру сделали новое лестное предложение - встать во главе ВВС Красной армии. И снова отказ - теперь уже выполнить решение Политбюро ЦК ВКП(б), рекомендовавшего его на высокую должность. Новый демонстративный жест Якира не мог не насторожить Сталина, тем более что приверженцы командарма увидели в его очередном демарше проявление несомненной силы.
И без того непростая служебная коллизия осложнилась тем, что вслед за Якиром отказался покинуть Белорусский военный округ и встать во главе ВВС командарм 1го ранга Уборевич...
Как должен был расценить всё это недоверчивый Сталин? Только так: авторитетные командующие осуществляют подготовку военного заговора и стремятся избежать разоблачения. Ведь никто иной, как Сталин хотел перевести Якира и Уборевича в Москву, чтобы сделать их подконтрольными.
[Дубовой]
Но у нас, т. Сталин, какое впечатление! Якир захотел, и решение Политбюро для него меняется. Значит, власть, значит, сила, с которой считаются. Все считаются с Якиром, а мы тоже ему в рот смотрим.
[Сталин]
У нас бывает так: не Якир, а пониже человек назначается, и он имеет право прийти и сказать: "Я не могу или не хочу". И мы отменяем.
[Дубовой]
Имеет право. Но он несколько раз делал, он систематически не хотел уйти с Украины. Теперь понятно, почему он не хотел.
[Ворошилов]
Тов. Сталин сказал, что тут что-то серьезное есть, раз он не хочет ехать с Украины. Теперь многое можно говорить. Но я не хотел этих людей иметь здесь на авиации.
[Сталин]
Здесь мы легко бы их разоблачили. Мы бы не стали смотреть в рот, как т. Дубовой. (Смех.)12
С лета 1936-го "черный ворон" НКВД стал выразительной деталью киевского пейзажа. Командующий войсками Уральского военного округа комкор Илья Иванович Гарькавый был арестован 11 марта 1937 года, вместе с ним арестовали его заместителя, комкора Матвея Ивановича Василенко. Гарькавый был старейшим другом Якира еще с семнадцатого года и близким родственником - Якир и Гарькавый были женаты на сестрах. Спасти Якира могло лишь только одно: беспрекословное изъявление личной преданности Сталину, безоговорочное признание своей политической близорукости и безусловное одобрение арестов "врагов народа". А он бросился их защищать...
Комкор переживет командарма на 19 дней: Якира расстреляли 12 июня, Гарькавого - 1 июля 1937 года. Расстреляли и Дубового, выступившего с подобострастной речью перед Сталиным на Военном совете.
"Повеяло Бонапартом..."
В 1917 году, как писала Марина Цветаева, "Повеяло Бонапартом / В моей стране", но ни политику Керенскому, ни генералу Корнилову - по разным причинам - не удалось осуществить бонапартистский переворот. Однако их неудача вовсе не означала, что в 1937 году в Красной армии не найдется популярного кандидата на эту роль. Вероятно, из подобных соображений исходил Сталин, развязав в стране Большой террор и предприняв репрессии против армейской элиты.
Вспоминает Илья Эренбург: "Я шел с Михаилом Ефимовичем (журналистом Кольцовым - С.Э.) по пустой уличке Мадрида. Кругом были развалины домов, ни одного живого человека. И спросил Кольцова, что произошло в действительности с Тухачевским. Он ответил: "Мне Сталин все объяснил - захотел стать Наполеончиком". Не знаю, подумал ли он в ту минуту, что он, Михаил Кольцов, беззаветно веривший в Сталина, тоже не защищен от обвинений, - "слишком прыток"14.
Николай Иванович Бухарин тоже называл "потенциальным Наполеончиком" маршала Тухачевского. Бонапартистские амбиции были и у командарма 1-го ранга Иеронима Петровича Уборевича. Подобно Наполеону, он начал военную карьеру с чина подпоручика артиллерии и, по свидетельству приятелей по военному училищу, еще в юнкерские времена как-то обронил знаменательное признание: "Ну, уж если Наполеону суждено появиться, то им буду я"15.
Сталин резонно посчитал, что любой потенциальный "красный Наполеон" более опасен лично для него и армии, нежели бездарный и некомпетентный нарком Ворошилов. Жестокая расправа над военачальниками, обвиненными в подготовке "военного заговора", носила превентивный характер. Сам Сталин достаточно откровенно дал это понять Кириллу Афанасьевичу Мерецкову, только что вернувшемуся из Испании.
"Особенно смутно стало на душе, когда на одном из совещаний Сталин указал мне:
- Учите войска так, как вы учили их при Уборевиче.
Это указание вызвало тревожные и недоуменные мысли: "Как же так? Человек арестован и, по-видимому, не без ведома Сталина, и именно он, Сталин, рекомендует учиться у этого арестованного. Где же логика? За что арестован Уборевич? Какая на нем лежит вина?"
И сколько ни пытался я выяснить суть дела у близких к Сталину лиц, это не удавалось. Они делали намеки, якобы Уборевич, как и другие военные деятели, был ненадежен: учился в Германии, хорошо знал немецких военных руководителей, а те, в свою очередь, его..."16
Наполеончики уничтожены. Уничтожать их наследие не по-хозяйски.
1. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1-4 июня 1937 г. Документы и материалы. М., 2008. С. 6, 40.2. Там же. С. 82-83.3. Там же. С. 10.4. Там же. С. 298-299.5. Там же. С. 301.6. Там же. С. 309.7. Там же. С. 331.8. Там же. С. 302.9. Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3 тт. Т. 2. Кн. IV. Гл. 28. М., 1990. С. 160.10. Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М., 1989. С. 395.11. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1-4 июня 1937 г. Документы и материалы. М., 2008. С. 151.12. Там же.13. Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3 тт. Т. 2. Книга IV. Глава 20. М., 1990. С. 114.14. Минаков С.Т. 1937. Заговор был! М., 2010. С. 106.15. Мерецков К.А. Годы совместной службы // Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников. М., 1964 // http://coollib.com/b/316485/read.16. Бердяев Н.А. О жестокости и боли // Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 1997. С. 384.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем