"Пятно позора на команду крейсера..."

Зимний. "Со всех сторон был окружен..."

Хмурое утро 25 октября 1917 года. Зимний дворец, фактически отрезанный от города, лишен связи с внешним миром, его обороняют триста казаков Пятигорского полка, полурота женского батальона и юнкера. Вокруг - хмельно веселящаяся петроградская толпа. Вооруженные красногвардейцы фланируют по ближним улицам пока вполне безобидно.

Все изменилось вмиг.

Из воспоминаний Александра Зиновьева - Главного управляющего северо-западного Отделения Красного Креста:

"Я, как всегда, утром отправился в свое Управление Красного Креста. Там, где мне приходилось проходить, все еще было спокойно и ничего особенного не было заметно. Но около 11 часов утра, на Литейной против окон нашего Управления, вдруг, как-то неожиданно появились вооруженные ружьями рабочие вперемешку с матросами. Началась перестрелка, - они стреляли по направлению к Невскому проспекту, но противника их не было видно... В амбулаторию, находившуюся тут же в здании нашего Управления, стали приносить раненых и убитых... Стрельба эта продолжалась часа два, и потом все затихло, стрелявшие рабочие и матросы куда-то исчезли... Но скоро стали получаться сведения, что восстание всюду было успешно, телефонная станция, водопровод, станции железных дорог и другие важные пункты города были уже в руках большевиков и весь Петербургский гарнизон к ним присоединился...

Совет рабочих и солдатских депутатов сидел тише воды и ниже травы, Министры Временного правительства заперлись в Зимнем дворце, где большинство их и жило. Дворец защищался только юнкерами, то есть учениками военных училищ, подготовлявших офицеров, и женским батальоном, недавно сформированным Керенским. Дворец со всех сторон был окружен большевиками, солдатами и матросами...

Когда вечером, часов около 6, я шел домой, в той части города, через которую мне надо было проходить, все было тихо и спокойно, улицы были пустые, движения никакого не было, даже пешеходов я не встретил... Дом, в котором мы жили, был совсем близко от Зимнего дворца, - минут пять ходьбы, не больше. Вечером, после обеда около Зимнего дворца началась оживленная стрельба, сначала только ружейная потом к ней присоединился треск пулеметов".

Госпиталь. "А также больные-"позвоночники"

Премьер-министр Временного правительства Александр Керенский срочно выехал в Гатчину, надеясь привести в столицу верные Временному правительству войска. Он отнюдь не бежал из Зимнего согласно послереволюционной легенде, закрепившейся потом в школьных учебниках. И впоследствии, узнав об этой "трактовке", сильно переживал:

"Передайте там у себя в Москве - у вас же есть серьезные люди: скажите им, пусть перестанут писать эту глупость обо мне, что я из Зимнего дворца убежал в женском платье!.. Я уехал на своей машине, ни от кого не скрываясь. Солдаты честь отдавали, в том числе и те, которые с красными бантами. Я вообще никогда не надевал женских туалетов - даже в детстве, в шутку...", - сетовал Александр Федорович в беседе с журналистом Генрихом Боровиком (Опубликовать интервью, взятое в 1966 году в Париже, конечно, тогда не удалось, и рассказал этот сюжет Боровик "Российской газете" уже в 2009 году).

Не подлежали опубликованию в советское время и документы, проливающие свет на появление живописных деталей (Керенский, как гласила официальная версия, переоделся в платье сестры милосердия). Дело в том, что Зимний дворец с 1915 года перестал быть цитаделью российской монархии - здесь был открыт госпиталь. Как сообщал Правительственный вестник, "в императорском Зимнем дворце высочайше разрешено отвести под раненых парадные залы, выходящие на Неву, а именно: Николаевский зал с Военною галереею, Аван-Зал, Фельдмаршальский и Гербовый - всего на тысячу раненых". Торжественное открытие госпиталя состоялось 5 октября, в день тезоименитства престолонаследника - цесаревича Алексея Николаевича. Его именем по решению царской семьи и назвали госпиталь - во избавление наследника от гемофилии.

В палаты превратились восемь самых больших - и самых великолепных - парадных залов 2го этажа. Роскошные стены затянули холстом, наборные полы покрыли линолеумом.

"Больные были размещены соответственно ранениям. В Николаевском зале, вмещавшем 200 коек, лежали раненные в голову, в горло и грудную клетку. А также очень тяжелые больные - "позвоночники" ... В Гербовом зале находились больные с ранами в брюшной полости, бедре и тазобедренном суставе... В Александровском зале лежали больные, раненные в плечо и спину", - вспоминала сестра милосердия Нина Галанина.

На 1-м этаже разместили приемный покой, аптеку, кухню, ванные, врачебные кабинеты. Госпиталь был оборудован по последнему слову науки и техники - самая совершенная аппаратура, новейшие методы лечения.

Сотни бойцов, проливавших кровь за Россию на фронтах мировой войны, тоже были застигнуты революцией врасплох.

Смольный. "Ильич готов был нас расстрелять"

Тем временем в Смольном уже вторые сутки, с 24 октября, бурлил II Всероссийский Съезд Советов. Ленин, сидя на конспиративной квартире у Маргариты Фофановой, "бомбардировал" товарищей по партии записками о необходимости немедленного начала штурма. Дипломированный юрист, выпускник Петербургского университета, он не мог не осознавать, что подстрекает к совершению государственного переворота - ведь Временное правительство де-юре могло передать власть только Учредительному собранию. Но жажда власти была сильнее "предрассудков" закона.

Наконец, не вытерпев, Ленин направляется в Смольный. Луначарский вспоминал: "Ильич готов был нас расстрелять". Ленин поднялся на трибуну, перехватив эстафету на трибуне у Троцкого; тот уже "разогрел" делегатов. Меньшевики, эсеры, представители иных партий и даже умеренного крыла РСДРП(б) пытались настоять на мирном и, что не менее важно, - законном - разрешении кризиса. Тщетно...

В Смольном царила несколько истерическая эйфория, в полутемном и беззащитном Зимнем - нервозная растерянность.

Зимний. "Бессилие и малочисленность защитников..."

Член Чрезвычайной Следственной комиссии, расследовавшей дела бывших царских министров (была учреждена после Февральской революции по приказу Временного правительства), полковник Сергей Коренев, находившийся в ту ночь во дворце, вспоминал:

"Бессилие и малочисленность наших защитников - юнкеров, которым начальство не может даже удосужиться выдать необходимые боевые припасы, это очевидное отсутствие во всем деле обороны направляющей воли, эти сонные генералы и их надежды, что если не кривая, то Керенский выручит. А тут еще все та же проклятая "Аврора", хитро подмигивающая нам жерлами своих пушек, которые, хотя и не будут стрелять, - как уверяют нас в этом наши полководцы, но все же очень подозрительно смотрят прямо нам в окна".

Это картинка - после полудня 25 октября. Примерно в это же время во дворец вошли американский журналист Джон Рид с женой и другом. Охрана их не пустила по "удостоверениям из Смольного" в ворота Собственного сада со стороны площади, но они беспрепятственно прошли через ворота с набережной, предъявив американские паспорта. Поднялись по лестнице к кабинету министра-председателя, которого, естественно, не застали. И пошли бродить по дворцу-госпиталю, разглядывая картины. "Было уже довольно поздно, когда мы покинули дворец", - напишет Джон Рид в книге "10 дней, которые потрясли мир".

А около 23 часов (упомянутые Кореневым "полководцы" ошиблись) "Аврора"-таки выстрелила. Из орудия N 1, холостым залпом, эхо которого разнеслось по городу. И вот это вызвало уже настоящую канонаду: открыли стрельбу пушки Петропавловской крепости. И отнюдь не холостыми снарядами.

Стреляли по госпиталю.

По безоружным, беззащитным, лежачим раненым в залах-палатах Зимнего. По тем самым рабочим и крестьянам, одетым в солдатские шинели, во имя которых якобы совершался захват власти.

"Аврора". Письмо в редакции Петрограда

Тень подозрений в позорной стрельбе по лежачим пала на крейсер, что побудило его команду отправить 27 октября во все газеты Петрограда весьма эмоциональное письмо:

"Ко всем честным гражданам города Петрограда от команды крейсера "Аврора", которая выражает свой резкий протест по поводу брошенных обвинений, тем более обвинений не проверенных, но бросающих пятно позора на команду крейсера. Мы заявляем, что пришли не громить Зимний дворец, не убивать мирных жителей, а защитить и, если нужно умереть за свободу и Революцию от контрреволюционеров.

Печать пишет, что "Аврора" открыла огонь по Зимнему дворцу, но знают ли г-да репортеры, что открытый бы нами огонь из пушек не оставил бы камня на камне не только Зимнего дворца, но и прилегающих к нему улиц. А разве это есть. Разве это не ложь, обычный прием буржуазной прессы забросать грязью и не основательностью фактов происшествий строить козни рабочему пролетариату. К вам обращаемся мы, рабочие и солдаты города Петрограда. Не верьте провокационным слухам. Не верьте им, что мы изменники и погромщики, а проверяйте сами слухи. Что же касается выстрелов с крейсера, то был произведен только один холостой выстрел из 6дюймового орудия, обозначающий сигнал для всех судов, стоящих на Неве, и призывающих их к бдительности и готовности.

Просим все редакции перепечатать.
Председатель судового комитета
А. БЕЛЫШЕВ.
Товарищ председателя П. АНДРЕЕВ".

Большинство снарядов, летевших с Петропавловской крепости, разорвались на Дворцовой набережной, шрапнелью было выбито несколько стекол в Зимнем. Два снаряда, выпущенных из Петропавловской крепости, попали в бывшую приемную Александра III.

Зачем штурмующие стреляли из гаубиц по фактически безоружному, почти не охраняемому дворцу? Ведь еще до истечения ультиматума, предъявленного Военно-революционным комитетом (ВРК) Временному правительству, с белыми полотнищами в руках Зимний дворец покинули казаки и ударницы женского батальона. Палить из пушек по нескольким десяткам мальчиков-юнкеров никакого смысла не имело. Скорее всего, то была психическая атака...

Ну а Петроград словно и не замечал свершавшихся в ту ночь фатальных событий.

Зимний. Юнкеры отпущены "под честное слово"

"... На улицах все буднично и обыкновенно: привычная глазу толпа на Невском, по-всегдашнему ходят переполненные трамвайные вагоны, торгуют магазины нигде не обнаруживается пока никакого скопления войск или вообще вооруженных отрядов... Только уже у самого дворца заметно необычное шевеление: на Дворцовой площади передвигаются с места на место правительственные войска. Их по сравнению со вчерашним днем как будто убыло

...Зимний дворец снаружи принял уже более боевой вид: все его выходы и проходы, ведущие на Неву, облеплены юнкерами. Они сидят у ворот и дверей дворца, галдят, хохочут, бегают по тротуару в перегонки", - записал очевидец.

Защитники дворца толком не знали его логистики: как выяснилось, войдя в Зимний с набережной Невы, они не могли найти дорогу ни к кабинетам Временного правительства, ни к выходам со стороны Дворцовой площади. В этом смысле и защитники дворца, и штурмующие были примерно в одинаковом положении. Бесчисленные коридоры дворца и переходы из него в Эрмитаж никем не охранялись по той же причине - никто из военных просто не знал их расположения и не имел под рукой плана здания.

Пользуясь этим, большевистские активисты беспрепятственно проникали во дворец со стороны Зимней канавки. Их становилось все больше, а защитники все не могли обнаружить "протечку".

Вот так, поднявшись по узкой маленькой лестнице, ведущей в личные покои Ее Величества, поплутав по коридорам дворца, отряд Владимира Антонова-Овсеенко в начале третьего утра 26 октября и попал в полутемный Малахитовый зал. Услышав голоса в соседнем помещении, Антонов-Овсеенко распахнул дверь в Малую столовую. Вслед вошли остальные "эмиссары" ВРК.

За небольшим столом сидели министры Временного правительства, перебравшиеся сюда из Малахитового зала: окна там выходят на Неву, а риск продолжения обстрела из Петропавловской крепости сохранялся. После секундной паузы - обе стороны были шокированы столь простой и быстрой развязкой - Антонов-Овсеенко с порога произнес: "Именем ВРК объявляю вас арестованными".

Министры были арестованы и доставлены в Петропавловскую крепость, офицеры и юнкера отпущены "под честное слово". А Антонов-Овсеенко вернулся в Смольный, где известие о "низложении и аресте Временного правительства" было встречено овациями и пением "Интернационала". (Двадцать лет спустя, в 1937-м, Антонова-Евсеенко арестуют как "врага народа" и расстреляют за "контрреволюционную деятельность"; возникшая в беззаконии власть беспощадно расправлялась с породившими ее).

Госпиталь. "Старшая сестра сидела под арестом..."

Пока в Смольном пели "Интернационал", в залы Зимнего, заполненные тяжелоранеными, ворвались революционные отряды. Бригады красноармейцев и вооруженных рабочих, как свидетельствуют документы, "принялись срывать бинты с раненых, имевших лицевые ранения: эти палаты находились в зале, ближайшем к апартаментам правительства" - искали "замаскировавшихся под раненых" министров. Вот как вспоминала об этом медсестра Нина Галанина, дежурившая 26 октября в лазарете Зимнего дворца:

"Как только наступило утро 26/Х, я... поспешила в город. Прежде всего мне хотелось попасть в госпиталь Зимнего дворца... Пробраться туда оказалось не так легко: от Дворцового моста до Иорданского подъезда стояла тройная цепь красногвардейцев и матросов с винтовками наперевес. Они охраняли дворец и никого к нему не пропускали. Через 1-ю цепь, объяснив, куда я иду, прошла сравнительно легко. Когда проходила вторую, меня задержали. Какой-то матрос зло крикнул товарищам: "Чего смотрите, не знаете, что Керенский переодет сестрой?" Потребовали документы. Я показывала удостоверение... с печатью госпиталя Зимнего дворца. Это помогло - меня пропустили... Я вошла, как бывало сотни раз раньше, в Иорданский подъезд. Там не было на месте привычного швейцара. У входа стоял матрос с надписью "Заря свободы" на бескозырке. Он разрешил мне войти.

Первое, что бросилось в глаза и поразило, - это огромное количество оружия. Вся галерея от вестибюля до Главной лестницы была завалена им и походила на арсенал. По всем помещениям ходили вооруженные матросы и красногвардейцы. В госпитале, где был всегда такой образцовый порядок и тишина; где было известно, на каком месте какой стул должен стоять, - все перевернуто, все вверх дном. И всюду - вооруженные люди. Старшая сестра сидела под арестом: ее караулили два матроса... Лежачие раненые были сильно напуганы штурмом дворца: много раз спрашивали, будут ли стрелять еще. По возможности я старалась их успокоить... На следующий день, 27-го октября, раненых начали отправлять в другие лазареты Петрограда. 28 октября 1917 года госпиталь Зимнего дворца был закрыт".

Зимний. "Меня провели к коменданту дворца..."

Александру Зиновьеву, Главному управляющему северо-западного Отделения Красного Креста, рано утром 26 октября позвонил дежурный Управления Красного Креста и сообщил, что Зимний дворец взят большевиками, а сестры милосердия, находившиеся во дворце, арестованы. Он немедленно отправился туда.

"Всюду были разбросаны ружья, пустые патроны, в большой передней и на лестнице лежали тела убитых солдат и юнкеров, кое-где лежали и раненные, которых не успели еще унести в лазарет.

Я долго ходил по так хорошо знакомым мне залам Зимнего дворца, стараясь найти начальника солдат, захвативших дворец. Малахитовая зала, где обычно Императрица принимала представлявшихся ей, - была вся как снегом покрыта разорванными бумажками. Это были остатки архива Временного правительства, уничтоженного перед тем, что дворец был захвачен.

В лазарете мне сказали, что сестры милосердия были арестованы за то, что они скрывали и помогали скрываться юнкерам, защищавшим дворец. Обвинение это было совершенно верное. Многие юнкера, перед самым концом борьбы бросились в лазарет, прося сестер милосердия спасти их, - очевидно сестры помогали им скрываться, и благодаря этому действительно многим из них удалось спастись.

После долгих поисков мне удалось добиться кто был теперь Комендантом дворца и меня провели к нему... Со мной он был очень приличен и корректен. Я объяснил ему в чем дело, сказал, что в лазарете лежат около 100 раненых солдат, и что сестры милосердия необходимы для ухода за ними. Он сразу же приказал их освободить под мою расписку, что они не уедут из Петербурга до суда над ними. Этим дело и кончилось, никакого суда над сестрами никогда не было, и никто их больше не беспокоил, в то время у большевиков были более серьезные заботы".