Поле Бранли

Марина Цветаева

Чашка капучино в Гранд кафе способствовала осознанию равно очевидных и неоспоримых вещей. Например: итальянский кофе капучино, получивший свое название от средневекового монашеского ордена, стал такой же неотъемлемой частью Парижа, да и французской жизни вообще, как и Русские сезоны Сергея Дягилева в театре Шатле. А первые в мире киносеансы, состоявшиеся в Гранд кафе и возвестившие двумя коротенькими лентами Люмьеров о рождении кинематографа, через несколько десятилетий в далекой России отзовутся рождением гениальных фильмов Андрея Тарковского, нашедшего последний приют здесь, в Париже, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

За день до отлета из Парижа мы с собкором "Российской газеты" Вячеславом Прокофьевым приехали в культурный центр Луи Вьютона на выставку из собраний русского коллекционера Сергея Щукина (подробнее о нем на стр. 70 - Ред.). На выставке всемирно известные работы великих французов - Моне, Гогена, Пикассо, Ван Гога... По местному времени было часов девять утра. Однако очередь к этой экспозиции вытянулась уже километра на три. Мы стояли, глядя на это чудо, и говорили о том, что истинное уважение французов, да и остальных европейцев к любимому Отечеству именно в этом: в очереди к коллекции Щукина, в восторгах Русскими сезонами, в сопереживании философским фильмам Тарковского. Впрочем, за два дня до посещения культурного центра Луи Вьютона нам дано было понять, в чем может состоять уважение любимого Отечества к европейской культурной традиции.

Владимир Львович Коротков - референт посла России во Франции - показывал нам только что открытый в Париже на набережной Бранли Российский духовно-культурный центр. Коротков - рассказчик интересный и умный. К тому же он отвечает за формирование и исполнение культурных программ новорожденного центра.

Надо сказать, наши коллеги отзывались об этом сооружении, мягко говоря, контрастно. Кому-то оно показалось уродливым, кому-то угодливым, кто-то увидел в нем только купола церкви Святой Троицы, кому-то привиделся призрак экспансии тоталитарной России в свободолюбивое сердце Европы.

Что увидели мы? Во-первых, прекрасно и заботливо сделанные классы для маленьких учеников будущей русско-французской школы. Уютный и многофункциональный киноконцертный зал с подаренным "Стейнвеем". Холлы для выставок и экспозиций. Ну и, конечно же, церковь с пятью золотистыми куполами. И с этого места - поподробнее. Внешне церковь мало похожа на традиционный русский храм. Как и все остальные сооружения центра она облицована специально обработанными профилями из знаменитого бургундского известняка "Массанжи". Из этого известняка сооружены и Нотр-Дам де Пари, и здания на площади Трокадеро, и многие другие архитектурные знаменитости Парижа. Для облицовки российского центра использовали семьдесят два типа таких профилей, обработанных специальными резцами по специальным компьютерным программам. И купола у церкви не совсем привычные для русского глаза. Покрытие из сусального золота патинировано, оно не сияет на солнце ослепительно, скорее светится приглушенным мудрым светом вечернего торшера в интерьере прекрасной гостиной.

Зачем это сделано?

Это сделано затем, чтобы не шокировать Париж иноземной архитектурной традицией. Французы слишком любят свою столицу, чтобы позволить кому бы то ни было изменить ее облик. Хотя время от времени это случается. Итальянец Ренци Пиано и англичанин Ричард Роджерс спроектировали Центр Помпиду, приведя в шок не только парижан, но всех поклонников этого города в мире. Архитектуру центра можно упрекать в чем угодно, кроме одного: она не является ни итальянским, ни британским вмешательством в облик Парижа.

Любимое Отечество согласилось с трактовкой французского архитектора Жана-Мишеля Вильмотта, понимая, что Российский центр в Париже должен быть для французов, он обязан быть ненавязчивым, лишенным какой бы то ни было новорусской экспансивности и не менять привычного для парижан образа столицы. Любимое Отечество проявило удивительные качества - Сдержанность в амбициях и Уважение к другим национальным ценностям. Иными словами говоря, мы продемонстрировали силу. Ибо только сильному свойственны сдержанность и уважение к другим. Результат не заставил себя ждать.

Мне повезло: я встретил здесь Гилена Мартино, управляющего этой стройкой, представляющего знаменитую французскую компанию "Буиг батиман Иль-де-Франс".

- Мы, - сказал он, - строили этот центр как свой собственный дом. И старались от всей души. По-моему, получилось хорошо. Многим моим знакомым русский центр нравится, меня часто спрашивают: когда можно будет посмотреть все изнутри? Но теперь уже недолго ждать.

В отличие от друзей Гилена Мартино у нас была возможность заглянуть внутрь. И вот что мы увидели. Французская внешность церкви Святой Троицы внутри оказалась абсолютно русской. Специальная штукатурка в несколько слоев сделала стены церкви мало отличимыми от старинных новгородских храмов. Здесь - торжество национальной традиции, торжество русского зодчества. А когда еще на стену ляжет роспись - все тут будет вполне родным и знакомым.

Мы услышали звон. Необычно тихий, мелодичный, спокойный. На сей раз мы знали, где он. Ведомые Коротковым, мы вскоре оказались на звоннице в несколько колоколов, которыми управляет один звонарь - компьютер.

Этот деликатный звон наводил ту же думу - о сдержанности и самоограничении. Говорю об этом еще и еще, потому что - увы - немалому количеству моих соотечественников приходится объяснять: в гости даже к добрым соседям идут только по приглашению. И сколько бы хозяева ни предлагали чувствовать себя как дома, надо всегда понимать, что вы - в гостях. Этот простой закон общежития неукоснительно соблюдался даже в наших коммуналках. Но что поделать: коммуналки уходят в прошлое, оттого, возможно, немалому количеству моих соотечественников показалось, что чувствовать себя как дома можно где угодно. Можно, например, собрать крепкий здоровый коллектив и рвануть в соседнюю Европу с гиканьем и свистом, чтобы вдосталь похамить на трибунах чужих стадионов, чувствуя там себя "как дома".

Общеизвестно, что первоначальный проект испанского архитектора Мануэля Нуньес-Яновского был французами отклонен. На сей счет существуют различные версии. Самая распространенная: проект представлял собой купола церкви, соединенные стеклянным покрывалом. Дескать, трудно будет чистить такое нежное сооружение. Возможно, и так. Но лично мне показалось, причина в другом: слишком уж эти купола напоминали боевые шлемы русских воинов, объединенные одним плащом, слишком уж дома чувствовали они себя тут, в Париже.

Оттого-то мне принципиально важно сказанное на прощание Владимиром Львовичем Коротковым. Здесь, сказал он, на небольшой в сущности площадке будут работать и священнослужители, и просто верующие люди, и атеисты. Нам предстоит находить взаимопонимание, чтобы работа была слаженной и продуктивной. А взаимопонимание можно найти только в уважении друг к другу. Мне кажется, именно этими ключами открывается Российский духовно-культурный центр на набережной Бранли в Париже: сдержанность, уважение и самоограничение. Я догадываюсь, что теми же ключами открывается и европейский дом, какие бы времена ни были на нашем общем дворе.