Палачи и жертвы

Причины мировых трагедий - тема историков, они и решат, и перерешат. Наша неизбывная боль - о цене, которую заплатил наш народ за Великую Победу.

А ГУЛАГ - это тоже цена?

Все во мне сопротивляется этой чудовищной мысли, но деться мне от нее некуда.

Боюсь, что сталинский террор был неизбежен. По той самоотверженной логике, по которой русские оплачивают свое спасение в смертельных ситуациях. Любой ценой! Сжигая столицу (как в 1812 году). Выкашивая (в 1930-е) комсостав армии из страха мятежа - жуткой, убийственной ценой вколачивая народ в законы военного времени. Великую Отечественную войну выиграли советские люди. Припрет - повторим. Не из восторга перед прошлым. А из инстинкта спасения.

Но ГУЛАГ, ГУЛАГ, куда душе от него деться?

Сколько энкавэдэшников в конце 30-х годов выносили и исполняли приговоры?

Историки говорят: около сорока тысяч. Как жили дальше эти палачи, ставившие соотечественников к стенке? Тысяч пятнадцать, по подсчетам тех же историков, встали к стенке сами. А если не к стенке, так в зону! Отсиживать! А потом в штрафбаты, под германский огонь. Целеньких не осталось.

Так где тут палачи и где жертвы? По очереди?

Никакого оправдания сталинскому террору не может быть. Террор фатален. При Троцком было бы что-то похожее, хотя при другом порядке имен. Поэтому и боль неизбывна.

Известный пермский историк Олег Лейбович обронил пару суждений, на которые я попробую отреагировать.

"Тяга к репрессиям - это тяга к справедливости при условии, что ты ощущаешь свою беспомощность".

Беспомощность - наше проклятье. Компенсируется - беспощадностью. К самим себе, хотя кажется, что к "эксплоататорам". То есть сперва к ним. А по ходу расправы с ними - уже в пылу расказачиванья, раскулачиванья и прочих выхлестов военного времени - расправа с "мещанами".

То есть с самими собой.

Потрясает недавно опубликованная в Интернете и получившая широкий резонанс исповедь Юлии Зыряновой, узнавшей, что ее прадед - "сталинский палач".

"Я не сплю уже несколько дней, просто не могу и все... Умом понимаю, что я не виновата в произошедшем, но чувства, которые я испытываю, не передать словами..."

Юля написала это Денису Карагодину, который досконально расследовал убийство своего прадеда. И обнародовал в том числе фамилию особиста, убившего 21 января 1938 года Степана Карагодина, а вместе с ним еще не менее 35 человек.

Но у внучки особиста был и свой тридцать седьмой:

"Отца моей бабушки (маминой мамы), моего прадеда, забрали из дома, по доносу, в те же годы, что и вашего прадедушку, и домой он больше не вернулся, а дома остались 4 дочки, моя бабушка была младшей... Вот так сейчас и выяснилось, что в одной семье и жертвы, и палачи..."

Кто сажал и ставил к стенке - кто сам сел или встал к ней.

"Стена, да гнилая, ткни, и развалится", - высказался когда-то брат казненного революционера - и получил эту стену в свое распоряжение.

Если не тыкать - может, и не развалится. А если дотыкаешься до чаемого развала - под развалины и ляжешь. Со всеми вместе.

Потому нам так жизненно необходима Стена скорби, которая нынешней осенью будет построена по Указу Президента в самом центре Москвы.