Убийство "палача каторги"

Из армии в тюрьму

Иван Семенович Могилев родился 21 июня 1869 г. в городе Сквире Киевской губернии. Семья будущего смотрителя была исключительно военной, поэтому большое влияние на его личность оказали глубокие патриотические принципы. Получив образование в Сквирском приходском училище и Уманском училище земледелия и садоводства, приобретя профессию управляющего имением, он отправился отбывать воинскую повинность в Тираспольском пехотном полку. Оставив военную службу, сквирянин приступил к поиску должности по своей специальности. Однако, несмотря на наличие двух безупречных аттестатов, найти достойное рабочее место ему удалось не сразу. Лишь спустя время Могилев получил выхлопотанную братом должность полицейского надзирателя в городе Ишиме. Поступив на службу, Иван Семенович своими усердностью и трудолюбием привлек внимание тобольского губернатора Н.М. Богдановича, который впоследствии нередко оказывал всякое содействие деятельному работнику¹. Начальником второй тюрьмы Тобольского замка его назначили в июле 1907 г.² Другой каторжной тюрьмой N 1 на тот момент заведовал сотрудник А.Г. Богоявленский, ставший позже жертвой "тюремного террора"³. После смерти смотрителя на эту должность утвердили Могилева⁴, который занял ее со словами: "Я знаю, что меня тоже могут убить, но режим будет тот же"⁵.

Под прицелом прессы и политиков

О личности нового смотрителя в тобольских застенках ходило множество слухов. Его называли "холодным и бездушным" человеком⁶, "палачом каторги"⁷ и "экзекутором"⁸, добивавшимся "уничтожения в интеллигентных арестантах чувства личного достоинства"⁹. Распространившись за пределы тюрьмы, молва о суровом смотрителе вскоре достигла страниц отечественной прессы. Ежедневные порки розгами и плетьми, заковывание в кандалы за малейшее неповиновение, изнуряющий "горячий" карцер, практиковавшийся перед поркой, чтобы разгорячить кровь¹⁰, - согласно различным источникам, политика Могилева в централе была крайне жестокой. Широкий общественный резонанс вызвали сведения периодической печати о посещении тобольских тюрем шведским композитором В.Н. Гартевельдом. В корреспонденции газеты "Право" сообщалось об описанных иностранцем ужасах могилевского режима и готовившейся ревизии Тобольского централа¹¹.

Тюремная методика Могилева оказалась под прицелом не только журналистов, но и политиков. На одном из заседаний III Государственной думы был поднят вопрос о современном положении заключенных в пенитенциарных учреждениях страны. Обсуждения велись с опорой на полученные сведения о "порядках, полных вопиющего беззакония" в тюрьмах европейской и азиатской России, в список которых попал и Тобольский централ¹². Особой критике режим смотрителя подверг депутат Н.Л. Скалозубов: "Тяжелым кошмаром над жителями г. Тобольска тяготеет каторжная тюрьма, находящаяся в центре города... Возле стен, за которыми нещадно секут, бьют, пытают в горячих камерах, вешают, сколько-нибудь чуткие нервами люди жить покойно не могут. Мирный, тихий когда-то город в ужасе от этого страшного соседства. Эта жестокость - худая школа для мирных людей, для учащегося юношества. К каким последствиям поведет это внешкольное обучение граждан, еще неизвестно, но что яд этой атмосферы действует на людей - несомненно"¹³.

Легенда о "горячем карцере"

Циркулировавшие в обществе слухи о тюремщике-изувере заставили местную администрацию нанести визит в Тобольский централ. Особого внимания удостоился знаменитый "горячий" карцер. Ревизия показала, что в действительности камера не представляла опасности для арестантов. Согласно заключению, помещение имело вытяжной вентилятор и отверстие над дверью для притока воздуха. В карцере был устроен деревянный пол, а отопление производилось при помощи печи, поэтому зимой при сильной топке температура в нем была несколько выше, чем в других камерах. Общественность, в свою очередь, поспешила представить карцер комнатой пыток. Конец кривотолкам положил глава тюремного ведомства П.Г. Курлов: "В Тобольской каторжной тюрьме не существовало и не существует "горячего карцера", в котором особо провинившихся арестантов подвергают пыткам и где они "задыхаются от жары" или "мрут как мухи", как об этом сообщала печать".

Итоги проведенной проверки свидетельствовали в пользу чиновника: "Сведения и слухи о служебной деятельности смотрителя Тобольской каторжной тюрьмы г. Могилева и о различных отягощениях содержания арестантов оказываются неверными и извращенными".

Ложными оказались и сообщения органов печати о донесениях фольклориста Гартевельда об изуверском режиме тюремщика. По поводу своего визита в Тобольский централ композитор оставил весьма приятный отзыв: "Я посетил между прочим знаменитый горячий карцер, о котором в Тобольске ходит масса самых ужасных легенд. Говорят, что в этом карцере наказанные задыхаются от жары. Все эти слухи, конечно, сильно преувеличены, и легенда остается легендой...Тобольская каторжная тюрьма занимает в смысле более гуманного отношения начальства к заключенным первое место среди остальных каторжных тюрем"¹⁴.

Здание Тобольского централа.

"Я воспитан до манифеста и перевоспитываться поздно"

Образ "бездушного службиста"¹⁵ кропотливо формировался тобольскими арестантами и их товарищами на свободе, тогда как настоящее положение централа в период заведования Могилевым искусно замалчивалось; освещали лишь "ужасающие условия современной тюремной жизни и ряд самых вопиющих нарушений закона, допускаемых тюремной администрацией"¹⁶. О расшатанной первой русской революцией дисциплине периодическая печать предпочла упорно молчать. Один из тамошних арестантов вспоминал: "Молодая политическая каторга - рабочая и крестьянская молодежь, испытавшая тяжесть флотской и казарменной дисциплины и радость первых восстаний, - несла с собой новые запросы и новый уклад жизни. Еще не вполне оформленная в смысле своего политического миросозерцания, она органически отрицала и режим тюремной дисциплины, как ей казалось, временно выпавшей на ее долю, и уголовное "вольное житье". Отсюда - ее борьба с тюремной администрацией".

Осознавая трудность ситуации, сложившейся в централе, новый начальник тюрьмы старался не вступать в конфронтацию с каторжанами и игнорировал демонстративное проявление агрессии¹⁷. Подобная тактика, по мнению сотрудника пенитенциарной системы Н. Поликарпа, не являлась действенной. Отнеся арестантов к "особой категории людей с черствыми, бронированными душами", он отмечал, что "лучше ни в чем не уступить, чем допустить какое-нибудь неуместное послабление", которое повлечет за собой "полную распущенность тюрьмы"¹⁸. Вскормленная "октябрьским" манифестом каторжная "конституция" была прямым тому подтверждением. Вставшие на борьбу с новоприбывшим начальником арестанты не оставили Могилеву иного пути, как превратить тюремное учреждение в "институт благородных девиц". Его позиция была отражена лаконично: "Я привык исполнять свое честное слово, т.е. присягу, я не могу быть иным: я воспитан до манифеста и перевоспитываться поздно. Тюрьма должна подчиняться законному режиму, и таковой я во всяком случае проведу"¹⁹.

Документ из дела о бунте в каторжной тюрьме №1 от 8 января 1908 г.

Смотритель выполнил обещание и в корне изменил установившиеся в централе порядки. Ответом политических арестантов на действия Могилева стал ряд протестов по малозначительным поводам, включая протесты против заключенных, подававших прошения с просьбой о помиловании. "Подаванцы"²⁰, которые надеялись на царскую милость по случаю трехсотлетия дома Романовых, оказывались в особой опале у политических заключенных²¹, ссылавшихся на "свое интеллигентное происхождение"²².

Напряженные отношения каторжан и смотрителя вскоре достигли своего апогея, вылившись в события 8 января 1908 г. Арестанты подняли бунт, в ходе которого погибли двое заключенных и старший надзиратель. Согласно приговору суда, тринадцать каторжан ожидала суровая мера наказания - смертная казнь через повешение²³. Почувствовав горечь поражения и заручившись поддержкой политических товарищей на воле, заключенные стали использовать более сложные методы борьбы против Могилева. Наладив связь с местными политиками, арестанты попытались добиться смещения неугодного тюремщика. Ответом на их действия являлись проверки губернских чиновников, не узревших в политике смотрителя нарушений закона.

Заключенный Д.Д. Тахчогло - социалист-революционер (слева).

"Тюремный террор"

Противоречия, установившиеся между тюремщиком и группой политических заключенных Тобольского централа, в конечном счете привели к трагическому исходу. Неоднократные угрозы смертью, письмо с сообщением о дате назначенной казни - революционеры приняли твердое решение расправиться с представителем власти. 20 апреля 1909 г. в десять часов утра около присутственных мест жизнь начальника первой каторжной тюрьмы Могилева, заведовавшего ей в течение полутора лет²⁴, оборвали выстрелы револьвера²⁵. Убийцей оказался "профессиональный революционер"²⁶, ссыльный Н.Д. Шишмарев²⁷. Причина расправы над тюремщиком была изложена в прокламации, прикрепленной позже к уголовному делу: "Убит в г. Тобольске членом Уральского областного летучего боевого отряда партии социалистов-революционеров смотритель Тобольской каторжной тюрьмы Могилев, приговоренный к смерти партией с.-р. за его возмутительные истязания и издевательства над нашими братьями и товарищами, томящимися в каторге"²⁸. На суде Шишмарев держался "удивительно стойко и бодро, как подобает революционеру". В ответ на объявленный эсеру смертный приговор он произнес: "Привести его в исполнение вам не удастся". Решив совершить самоубийство путем принятия переданного ему цианистого калия, Шишмарев, при этом, долго колебался, повторяя с волнением: "Неужели я должен умереть? Этого не может быть! Я хочу жить!"²⁹.

Документ дела об убийстве смотрителя И.С. Могилева.

Несмотря на сложившийся жестокий образ Могилева, его гибель не оставила равнодушными узников тобольской каторги. Узнав об убийстве начальника, местные арестанты, исключая политических каторжан, лично обратились с просьбой к тюремному священнику отслужить в их присутствии панихиду "за упокой преждевременно погибшего"³⁰.

Смотритель одной из тюрем Тобольского централа Могилев, неуклонно подчинявшийся букве закона и решительно гасивший искры "политических" пожаров, поставил перед собой цель водворить порядок в сибирских застенках, охваченных революционным порывом. Тем самым он превратился в заклятого врага арестантов-эсеров, не желавших терять остатки "свобод" даже в тюремном заключении. Вступив на тропу войны против сотрудника пенитенциарной системы, политические заключенные развернули активную информационную кампанию, заклеймившую тюремщика циничным изувером. На самом деле Могилев таковым не являлся. Однако итогом борьбы стала гибель чиновника от рук революционеров, истреблявших ревнителей самодержавия.

Надо ли говорить, что после 1917 г., а, особенно к 1930-м гг., тюремные порядки радикально поменялись, и о педантично соблюдавших законы гуманных тюремщиках прежних времен типа Могилева узники могли только мечтать.

Погребение казненных участников тюремного бунта.

<sup>1. Книга русской скорби. СПб., 1910. Т. 6. С. 172–174.
2. И.С. Могилев (Некролог) // Тюремный вестник. СПб., 1909. Май. С. 576.
3. Михеев А.П. Тобольская каторга. Омск, 2007. С. 218–219.
4. Государственный архив социально-политической истории Тюменской области (ГАСПИТО). Ф. 4012. Оп. 3. Д. 39. Л. 4.
5. Трифонов Ю.В. Отблеск костра. М., 1989. С. 30.
6. Государственный архив Тюменской области в городе Тобольске (ГА в г. Тобольске). Ф. И-151. Оп. 1. Д. 15. Л. 4.
7. Каллистов С. За товарищей (Памяти Н. Шишмарева) // Каторга и ссылка. 1923. № 6. С. 262.
8. Книга русской скорби. Т. 6. СПб., 1910. С. 180.
9. ГА в г. Тобольске. Ф. И-151. Оп. 1. Д. 15. Л. 5об.
10. Трифонов Ю.В. Указ. соч. С. 27.
11. Право. 1909. 26 апреля.
12. Государственная дума. Стенографические отчеты 1909 г. Третий созыв. Сессия вторая. Ч. IV. Заседания 101–126. СПб., 1909. С. 1106, 1112.
13. ГА в г. Тобольске. Ф. И-151. Оп. 1. Д. 15. Л. 4, 6–6об.
14. Там же. Л. 2–3.
15. Копылов Д.И., Прибыльский Ю.П. Тобольск. Свердловск, 1975. С. 110.
16. Государственная дума. Стенографические отчеты 1909 г. Третий созыв. Сессия вторая. Ч. IV. Заседания 101–126. СПб., 1909. С. 1107.
17. Каллистов С. Тобольский централ. М., 1925. С. 8–9.
18. Журчало Я. Современная тюрьма и ее особенности. СПб., 1910. С. 14–15.
19. Книга русской скорби. СПб., 1910. Т. 6. С. 178.
20. Войтинский В.С. Вне жизни. Очерки тюрьмы и каторги. СПб., 1914. С. 212.
21. Трифонов Ю.В. Указ. соч. С. 28.
22. Журчало Я. Указ. соч. С. 16.
23. ГА в г. Тобольске. Ф. И-152. Оп. 22. Д. 348. Л. 2–3, 12.
24. Михеев А.П. Указ. соч. С. 220.
25. ГА в г. Тобольске. Ф. И-164. Оп. 1. Д. 218. Л. 1а.
26. Исакович М. Еще о Н.Д. Шишмареве // Каторга и ссылка. 1923. № 6. C. 260.
27. ГА в г. Тобольске. Ф. И-152. Оп. 23. Д. 193. Л. 4, 11.
28. ГАСПИТО. Ф. 4058. Оп. 1. Д. 17. Л. 97.
29. Витязев П. Памяти Н.Д. Шишмарева. Из воспоминаний // Каторга и ссылка. 1923. № 6. С. 259; Каллистов С. За товарищей (Памяти Н. Шишмарева) // Каторга и ссылка. 1923. № 6. С. 263.
30. И.С. Могилев (Некролог) // Тюремный вестник. СПб., 1909. Май. С. 577.</sup>