издается с 1879Купить журнал

Это "Прожито" не зря!

Беседа с историком Михаилом Мельниченко - создателем поразительного сайта личных дневников россиян ХХ века

35-летний кандидат исторических наук Миша Мельниченко снимает комнату в старой коммуналке на Покровском бульваре, где главным предметом интерьера служат полки. Обычные. Книжные. Правда, значительную их часть занимают разномастные тетради и блокноты. Дневники. Частные. Личные.

Последние три с лишним года Миша и занят тем, что читает эти записи. Во многом его усилиями создан уникальный интернет-проект "Прожито", по сути, народный архив памяти.

Капля в море

- Вы просите называть вас Мишей. Почему не полным именем?

- У любого человека есть право выбирать ту форму обращения, которая ему больше импонирует. Это сразу задает определенную дистанцию в общении. Я комфортнее себя чувствую вне жесткой иерархической структуры и всегда стараюсь придерживаться разговорной интонации.

Правда, сейчас объем моих контактов стремительно растет. Занимаясь проектом "Прожито", вступаю в коммуникацию с большим количеством людей, и оставаться Мишей все сложнее, но пока держусь.

Примерно так.

Миша Мельниченко / Екатерина Чопенко / realnoevremya.ru
Миша Мельниченко Екатерина Чопенко / realnoevremya.ru

- Что для вас "Прожито", Миша?

- С одной стороны - гражданская инициатива, развивающаяся силами волонтеров, с другой - научный проект, реализуемый группой коллег. Есть костяк из шести-семи человек, которые постоянно сотрудничают с prozhito.org, и большое число энтузиастов, помогающих искать рукописи, снимать копии.

Наша задача - собрать в одну электронную библиотеку личные дневники. Как опубликованные, так и прежде неизвестные исследователям. Исходим из принципа, что важны любые дневники, берем в работу все без исключения.

В процессе мы переориентировались на массового читателя, хотя первоначально планировали создать систематизированное собрание текстов для историков, которые могли бы по ключевым словам искать в дневниках реакцию современников на те или иные события из прошлого.

Рукописные сокровища сайта
Рукописные сокровища сайта "Прожито".

- Например?

- Ну, вот смотрите. Сто лет назад, 30 августа 1918 года эсерка Фанни Каплан на заводе Михельсона стреляла в вождя мирового пролетариата товарища Ленина.

Допустим, вы хотите узнать, как отреагировали на покушение рядовые граждане. Забиваем в поисковике слова "Каплан" и "Ленин". Получаем набор цитат, читаем.

Алексей Орешников, сотрудник Государственного исторического музея, специалист по русской и античной нумизматике.

"3 сентября 1918 года. По словам "Известий", в Москве открыт заговор против советской власти, организованный англичанами и французами (дипломатами). Температура у Ленина повышается. В Петербурге Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией расстреляно более 500 человек. Горький и Андреева прислали Ленину сочувственную телеграмму. Фамилия стрелявшей в Ленина - Каплан, по партийной кличке Ройд, по-видимому, еврейка".

Никита Окунев, служащий пароходства.

"4 сентября. Ленин мужественно борется с тяжелыми ранениями. Ему лучше. Каплан-Ройд вчера расстреляна".

Юрий Готье.

"7 сентября. Массовые расстрелы в Москве, погибли Щегловитов, Хвостов, Белецкий и протоиерей Восторгов; они много сделали, каждый со своей стороны, чтобы довести Россию до современного положения, но едва ли думали, что погибнут из-за выстрела эсерки Ройд-Каплан".

Ну, и так далее... Да, дневниковые записи не несут информацию, которую нельзя почерпнуть из других источников, но их ценность в том, что это датированные тексты, написанные, что называется, по горячим следам.

- Какое количество рукописей вы уже собрали?

- Знаем о двух с половиной тысячах дневников, на каждого автора на нашем сайте заведена отдельная страница, но не до всех текстов удалось добраться. Несколько сотен дневников пока не обработаны. Для чтения сейчас доступны более тысячи ста текстов. Ежедневно загружаем по одному дневнику. Бывает, что больше, но точно - не меньше. Да, капля в море, но важно помнить: с нами сотрудничают исключительно волонтеры. Мы никому не платим за работу.


История людей

- Сколько народу удалось рекрутировать?

- Веду таблицу учета людей, предложивших помощь. Сейчас там около шестисот фамилий. Это без учета практикантов, которых год от года становится больше. Летом 2017-го студенты-филологи из Высшей школы экономики потрудились фантастически хорошо. Основная наша единица измерения - запись, из которых состоит любой дневник. Самая большая имеющаяся у нас рукопись включает девять тысяч записей. Автор вел дневник на протяжении полувека. Это педагог и музыкант из Одессы по фамилии Швец.

Так вот: когда весной 2015-го мы открывали сайт, там было сто дневников и тридцать тысяч подневных записей. Студенты Вышки за месяц расшифровали сорок тысяч записей. Сегодня их набирается уже триста пятнадцать тысяч.

- Какие временные рамки для дневников вы определили?

- Верхняя планка - 31 декабря 2000 года. С рукописями третьего тысячелетия не работаем, но если присылают готовые тексты, загружаем на сайт. В глубь веков тоже не уходим, основной массив дневников относится к советскому периоду.

- 2018-й в России объявлен Годом волонтера...

- Да-да, слышал. Даже знаю, что по такому случаю раздаются гранты, выделяются государственные средства, но нас это благополучно миновало. В моей жизни год волонтера растянулся уже на четыре и пока не заканчивается.

- Волонтеры зачастую ассоциируются с масштабными, массовыми мероприятиями типа Олимпиады или чемпионата мира по футболу, а у вас история камерная... Кто эти люди?

- Чтобы работать с чужими текстами, нужна внутренняя мотивация. Занятие систематическое, внешне не слишком увлекательное, скрупулезное. Требуются люди, обладающие спокойствием, находящие в подобном деле заинтересованность.

Мы не можем предложить за работу условный пропуск на стадион. И ноутбук с диктофоном не подарим. Лишь добровольный труд без каких-либо материальных стимулов. Но люди идут не ради какой-то выгоды. Чистый интерес, без примесей.

По этой причине мы не развиваем коммерческую сторону проекта. Нам помогают бескорыстно, было бы безнравственно пытаться заработать на том, что отдали бесплатно. Все тексты на сайте общедоступны.

- А книги?

- Выручило издательство Common place, которое для начала опубликовало датированный концом 1930-х годов дневник токаря Белоусова. Независимый детский книжный магазин "Маршак" заинтересовался дневниками подростков. Кстати, это особенный и удивительный пласт текстов.

Постороннего человека трудно привлечь дневником домохозяйки, учителя или музейщика, живших сто лет назад, а юноши и девушки во все времена были эмоциональными, рефлексивными, не одеревеневшими. Сегодняшним тинейджерам, как оказалось, интересно читать о терзаниях и переживаниях ровесников из прошлого. История состоит не из типажей, а из конкретных людей.

Мы готовы удовлетворить любопытство, у нас несколько десятков подростковых текстов. Недавно вот читал дневник 17-летней Гали Зайцевой, жившей в СССР в двадцатые годы минувшего века. Там история чувств к некоему Сереже, очень искренняя и чистая...

- Что мешает залпом напечатать серию таких дневников?

- Понимаете, на волонтера нельзя давить, в том числе по срокам. Еще надо быть морально готовым к определенному проценту брака в текстах, поскольку ими занимаются непрофессионалы. Отношусь к этому спокойно.

У тех, для кого редактирование - работа, качество, конечно, выше.


"Лучшие помощники - школьные учителя, они привыкли работать с невообразимо корявыми почерками своих учеников".


Портрет волонтера

- Вы так и не ответили на вопрос, кто идет в волонтеры? Нарисуете обобщенный портрет?

- Трудная задача. Общность крайне разноликая. По возрасту - от четырнадцати лет до, наверное, семидесяти пяти. По географии - весь бывший Советский Союз плюс страны, где есть люди, говорящие на русском языке и соскучившиеся по родной речи. От Вашингтона до Ханоя.

Определить типаж гуманитарного волонтера сложно. Есть не слишком хорошо подкованная, однако неравнодушная молодежь, есть профессиональные редакторы в возрасте. Они прорабатывают огромный объем информации, делают совершенно невероятные вещи. Как говорится, руки помнят...

Наверное, лучшие помощники - школьные учителя, они привыкли работать с невообразимо корявыми почерками своих учеников.

Все задания мы делим на два уровня - посложнее и попроще. Кому-то доверяем черновую работу, расшифровку рукописей, следующий этап - разметка и сверка предварительно подготовленных текстов, загрузка их на сайт.

Мы можем завалить работой и опытного редактора, и абсолютного новичка.

- Вылетает много людей?

- Очень! Кто-то после первого же задания понимает, что переоценил силы. Таких много. Другие выдерживают пять-шесть поручений, а потом отходят в сторонку, исчезают. Это штатная ситуация, отношусь к ней с полным пониманием. Наша работа имеет смысл лишь в случае, если она интересна людям. Нельзя стать волонтером по принуждению.

- У вас есть передовики?

- В окрестностях украинского города Черновцы живет замечательный текстолог Ирэна Ткаченко. Она способна разобрать все почерки на свете, ей нравится разгадывать загадки. Содержание записей Ирэну не слишком волнует, а вот прочесть то, что не могут другие, для нее вызов. Она редко работает по несколько раз с одним автором. Мы присылаем сложную рукопись, Ирэна расшифровывает ее, иногда делает по нашей просьбе таблицы соответствия - алфавит и варианты написания букв. Потом по ее материалам уже другие волонтеры пытаются что-то разбирать.

Многих помощников я никогда не видел, даже не представляю, как они выглядят, поскольку далеко не все представлены в социальных сетях. Недавно вот ездил в Питер, где встретился с Инной Попович, одним из наиболее опытных наших волонтеров. Ей интересен конец ХIХ - начало ХХ века. Если попадает в руки дневник того периода, Инна готова свернуть горы, обработать записи любой степени сложности. Каждые две-три недели от нее приходит большой размеченный текст. Как я могу предлагать человеку для работы что-то иное?

У нас налажена система саморегуляции. Учитываем любой попадающий в наше распоряжение текст, присваиваем ему определенный статус. Допустим, нужен расшифровщик, сверщик или редактор. После чего включаем дневник в список, и желающие могут выбрать его.

Есть дневники, по каким-то причинам не цепляющие волонтеров, они остаются в листе ожидания, ждут очереди, которая может растянуться надолго. Но тут ничего не попишешь.


Сапожник без сапог

- А с чего началось "Прожито"? Как у вас возникла идея проекта, Миша?

- Я с детства увлекался коллекционированием, мне всегда нравилось заниматься прошлым. Сначала собирал всякую ерунду - марки, монеты, карточки... Когда подрос, сумел канализировать жгучую страсть не в материальную сторону, а в то, что может приносить пользу окружающим. После средней школы поступил на истфак Государственного академического университета гуманитарных наук. Но пока не увлекся советской карикатуристикой и анекдотами, не понимал, зачем мне это нужно. Написал диплом, взялся за кандидатскую диссертацию.

Политические анекдоты искал в текстах советского времени. Начав работать с дневниками, обнаружил, что это удивительный источник. Благодаря дневникам нашел и датировал огромное количество ранних советских сюжетов. Итогом стала база записей - десять тысяч текстов. Сильно сократил ее, отредактировал и отдал в издательство.

Потом наступило "межсезонье" - большая работа закончена, новую тему не мог нащупать. Возникшую паузу заполнял тем, что ходил в отдел рукописей Ленинской библиотеки и работал с дневником филолога Николая Мендельсона. Он вел его с 1917 года до середины 1930-х, оставив пятнадцать тетрадей. Рукопись пролежала в спецхране до девяностых годов, потом доступ к ней открыли, но к тексту мало кто обращался. Я чувствовал некоторую ответственность и взялся за подготовку дневника Мендельсона к публикации.

Как историка в дневниках меня привлекла четкая датировка и меньшая степень концептуализации. Человек ведь описывает сегодняшнюю реакцию на событие, а не пытается что-то интерпретировать задним числом.

Постепенно я пристрастился к работе с данными и к собиранию их.

- Сами дневник вели?

- Да. Начал относительно поздно, когда мне было девятнадцать лет.

- Что побудило? Несчастная любовь?

- Конечно. Всё прозаично и банально... Испытывал сильные эмоциональные переживания, возникла потребность выплеснуть их и припрятать где-то в укромном месте. Вел дневник долго-долго, более десяти лет и забросил, лишь начав заниматься проектом "Прожито".

- Излечились?

- Наверное, можно и так сказать. Хотя сегодня жалею, что на время перестал писать.

- Сапожник без сапог - классика жанра.

- Остановился, поскольку решил, что негоже вести свой дневник и публиковать чужие. Мне показалось, что в этом есть какая-то нездоровая история. В общем, зря бросил, не описав интересный и насыщенный период, который трудно восстановить по памяти. Мои воспоминания не привязываются к хронологической линейке, я не могу сказать, когда со мной что-то произошло. Даже год окончания школы не назову.

Поэтому так важно проговаривать все, что происходит в жизни. Но писать надо регулярно, это обязательное условие. Знаете, как убирать в квартире, мыть посуду или стирать белье.

Сейчас в среднем раз в неделю делаю записи, помечаю фактографию.

- Вы готовы выложить свой дневник на всеобщее обозрение?

- У нас установлена верхняя планка - 2000 год. А я начал вести в 2001-м...

- Планку при желании можно подвинуть.

- Это так. Отдельные записи я показывал друзьям, давал прочесть, но чтобы любому желающему... Нет. Не готов. Все-таки необходима дистанция. Хотя бы в несколько десятков лет.

- А как же чужие дневники? Их, значит, читать можно?

- Это ведь дело сугубо добровольное. Мы никого не уговариваем, работаем с текстами, которые уже опубликованы, переданы родственниками либо обнаружены в архивах. Никто ничего не отнимает силой, не выманивает хитростью.


Зеркало для героя

- И ощущение подглядывания в замочную скважину не возникает?

- Наверное, кто-то приходит на "Прожито", чтобы забраться в чужую жизнь, но лингвиста интересует словоупотребление, а историка - фактография. На кого прикажете ориентироваться? Каждый конкретный пользователь сам определяет цели и мотивы.

Да, не все можно публиковать, мы следим за тактичностью и корректностью. Непосредственно текст не редактируем, оставляем его неизменным. Даже абсолютно безграмотные записи загружаем в первозданном виде, не трогаем ни буквы, воспроизводим зачеркнутые места и описки, пометки на полях.

При этом до выкладки на сайте обязательно отдаем текст на утверждение авторам или их наследникам. Они вправе убрать все, что посчитают нужным.

- Такое происходит?

- Регулярно. Всегда радуюсь, если люди соглашаются на полную публикацию, но и сокращениям не противлюсь.

Те дневники, которые не можем согласовать из-за того, что не удается найти людей, ответственных за них, загружаем в закрытом для пользователей сайта режиме.

- Что в рукописях купируют чаще всего?

- Неаккуратные формулировки в адрес знакомых или друзей. Допустим, автор подозревает кого-то в сотрудничестве с Лубянкой или обвиняет в антисемитизме. Наследники просят убрать подобные записи. Как и упоминания супружеских измен, сцены ревности, слишком эмоциональные, оценочные фрагменты.

В общем, это объяснимо и по-человечески понятно. Дневник - инструмент, позволяющий справляться со сложными внутренними переживаниями, поэтому не стоит безоговорочно верить автору. Нередко на бумаге он формулирует злее и придирчивее, чем требует ситуация.

- А обратного нет? Когда в дневнике человек старается выглядеть лучше, чем в жизни?

- Чтобы оставить о себе хорошие воспоминания? Есть и такое.

Некоторые дневники ведутся с точным прицелом на последующую публикацию. Скажем, Рюрик Ивнев, поэт, прозаик и переводчик, родившийся в конце девятнадцатого века, сразу готовил дневниковые записи для печати и сам делал в них пометки. К примеру, "заверстать в комментарии".

- Словом, дневник - зеркало для героя?

- Именно! В текстах часто встречается большое количество самооправданий. Кто-то хочет запомниться щедрой душой, другому не дают покоя лавры успешного любовника, и он с видимым удовольствием ведет донжуанский список, указывая в нем конкретные имена и фамилии.

У каждого своя мотивация, перед нами не стоит задача углубляться в психологию, но стараемся работать тактично, деликатно, чтобы не ударить по третьим лицам.

- А как вы себя ощущаете, погружаясь в чужой мир?

- Весьма неуверенно. Уповаю на авторов и их наследников. Им, как говорится, виднее.

У нас немало дневников с пометками друзей, родственников, возлюбленных. Люди давали читать записи тем, о ком рассказывали. В этом нет ничего экстраординарного. Если дневник помог выяснить отношения, скорректировать их, что же тут плохого?

Или вот, например, тетрадь девушки. Читаем: "Это личный дневник. Тут мои мысли, чувства, желания. Учтите те, кто возьмет его: возненавижу вас на всю жизнь. Точно-точно возненавижу!" При этом в записях нередко встречаются обороты из серии "вы, наверное, удивитесь". Словом, с одной стороны - автор сулит проклятия посмевшим вторгнуться в ее интимный мир, с другой - пишет, обращаясь к неким читателям...


Порог искренности

- По-вашему, где проходит порог искренности?

- Нельзя вывести "среднюю температуру по больнице". Одни действительно хотят показаться в лучшем свете, другие пытаются добраться до глубины, разобраться в себе. Но, на мой взгляд, в воспоминаниях человек всегда искажает больше, поскольку думает о вечности и месте в истории.

Подозреваю, среди дневников, издававшихся в советское время, огромное количество фальшивок. Они написаны позже, это воспоминания или журналистская работа, оформленная в виде дневника какого-нибудь молодого рабочего-энтузиаста.

И когда люди сами берутся публиковать тексты, то часто сильно их редактируют, прихорашивают.

Существуют и настоящие литературные мистификации. Так называемый дневник Шуры Голубевой впервые опубликовали в журнале "Красная Новь" в 1925 году под заголовком "Дело о трупе". Якобы 17летняя девушка совершила самоубийство, ее личные записи дополнены актом о найденном теле, а также показаниями свидетелей. До сих пор нет ответа, настоящий это дневник или же блестящая стилизация писателя Глеба Алексеева, расстрелянного в 1938 году. Вроде бы он случайно нашел рукопись и отдал в редакцию. В дневнике нет каких-либо географических привязанностей, что мешает установить его подлинность. Это и заставляет думать, что автор, прячась за именем Шуры, удовлетворяет собственные литературные амбиции, занимается мистификацией, как сказали бы сейчас, троллингом. Тем не менее текст интереснейший, в нем много фольклорных, иных стилистических штучек и приятностей. Он вывешен на нашем сайте и вошел в сборник Common Place.

- А вас никогда не обвиняли в подлоге?

- И такое случалось.

Скажем, мы нашли и опубликовали анонимный дневник 15-летней девочки из Старой Руссы, которая в годы Великой Отечественной войны оказалась на оккупированной территории и влюбилась... в немецкого солдата. Она работала подавальщицей в столовой и примерно одним языком делала записи сначала о красноармейцах, а потом и о немцах. Жалела мальчиков, которым завтра суждено погибнуть.

И вдруг появляется Франц, ему двадцать один год, он вежлив, не позволяет себе лишнего, и этого достаточно, чтобы у девочки проснулись чувства... Вот, собственно, и вся история.

Последняя запись в дневнике сделана другой рукой, она гласит, что тетрадь изъята при обыске.

После публикации часть идеологически выдержанной публики стала беситься и яриться, обвиняя нас в дешевой фальсификации, параллельно называя девочку немецкой подстилкой.

Но в итоге публикация пошла на пользу, помогла установить истину. "ВКонтакте" написала женщина, предположив, что дневник принадлежал ее двоюродной бабушке Маше, которая погибла в лагере после приговора за сотрудничество с немцами. Мы посоветовали наследнице обратиться в архив ФСБ и вскоре получили копии судебно-следственного дела, основанного исключительно на дневнике Марии Кузнецовой. Иных обвинений предъявлено не было. В списке жертв государственного террора удалось найти полную тезку девочки, совпали место жительства и дата рождения. Осталось загадкой, как дневник выпал из уголовного дела и в девяностые годы угодил на барахолку в Питере. Нашли мы и свидетельство о смерти Маши. Она умерла в 1943-м через несколько месяцев после ареста от пеллагры - крайней степени истощения. Ей было семнадцать лет...

- Дневники лучше пишутся в трудные времена или в светлые?

- Это ведь эффективное терапевтическое средство, помогающее осознать происходящее, способ справиться со стрессом. Обычно потребность в подобном возникает в годы социальных потрясений или в сложных жизненных ситуациях. Человеку нужно выговориться, чтобы понять себя, выпустить боль, сидящую внутри.

Многие дневники начинаются с войной и заканчиваются с Победой. С другой стороны, именно к военному периоду относится большое количество фальшивок. В период оттепели возник запрос на фронтовые мемуары, и ветераны взялись задним числом писать дневники, чтобы придать воспоминаниям весомость и достоверность. На самом деле, подделку распознать легко. Не мог солдат на передовой сочинять законченные главки с развернутыми предложениями, грамотно оформленными диалогами, деепричастными оборотами и пейзажными зарисовками. Стандартные записи в окопах ограничивались указанием места дислокации, перечислением раненых и убитых товарищей, награждениями. Остальное - почти точно! - результат более поздних творческих усилий.

Но у нас не всегда есть доказательства подлога или фальсификации. Скажем, очевидные анахронизмы в записях или - наоборот - опережение событий по времени. Если текст имеет дневниковую структуру, загружаем в систему, ставя дисклеймер, что нам не удалось поработать с оригиналом, текст подготовлен волонтерами. Это снимает ответственность за достоверность записей.

- Самоцензуру в дневниках встречаете?

- В определенные исторические моменты люди предпочитают о многом помалкивать. Скажем, у нас есть советские дневники, которые велись десятки лет, но в них ни слова о политике. Но попадаются и, что называется, безбашенные тексты. Пожалуй, наиболее известный пример - дневники Любови Шапориной. Она ничего не боялась, писала обо всем, что думает, и в годы сталинского террора, и во время блокады, и после.

Кроме того, молодые люди порой не отдают отчет, что можно делать, а что - нельзя. Как говорится, пока гром не грянет. Я работал с дневниками первой половины тридцатых годов, приобщенными к судебно-следственным делам. Сын белогвардейца записывал антисоветские анекдоты, хотя должен был понимать, чем все может для него закончиться. И в итоге закончилось...

А кто-то специально ориентировался на следователя. Дипломат Майский вложил в дневник письмо на имя Сталина, в котором пояснял, как следует читать и понимать написанное им.

Часто ведущие дневник в глубине души рассчитывают, что записи прочтут друзья, либо предполагают, что их могут увидеть недруги.

Еще одно частное наблюдение. Люди редко столь трепетно заботятся о других семейных документах, как о дневниках. Может, еще о старых фото. Даже письма выбрасывают, а дневники или сразу уничтожают, или долго берегут.


Химически чистая повседневность

- У вас есть собственный рейтинг дневников с сайта "Прожито"?

- Мы работаем со всеми, никак не ранжируя. Волонтеры сами определяют для себя поле работы. Но любимые дневники, конечно, есть.

Скажем, советский политработник Иосиф Литвинов в двадцатые годы уехал в командировку в Лондон и решил не возвращаться в СССР. Это дневник человека, разочаровавшегося в идеалах, которым служил верой и правдой. Описание постоянных депрессий, навязчивые мысли о самоубийстве...

Ученый-востоковед Александр Болдырев пережил ленинградскую блокаду. От тяжести происходящего он во всем пытался искать радость, его дневник остроумен, состоит из блестящей интеллектуальной игры слов, неологизмов, сложенных на тех языках, которые знал автор.

Очень мне мил дневник Василия Трушкина. В тридцатые годы ребенком он вместе с родителями бежал от голода из Поволжья в Сибирь, осел в Иркутской области. Это парадоксальный текст начитанного, знакомого с западной литературой подростка, где есть и цитаты из советских газет, и рассказы об арестах, и бурная подростковая сексуальность...

Мы готовим к публикации дневники палеонтолога Олега Амитрова, которые тот вел с конца сороковых годов, исписав мелким почерком тридцать пять общих тетрадей. Я был знаком с автором, в июле он ушел из жизни, и мы торопимся расшифровать рукопись к вечеру его памяти, который должен состояться осенью.

Один из моих любимых персонажей - Николай Козаков. Он тоже вел дневник на протяжении десятков лет. Человек заочно получил гуманитарное образование, но работал автомехаником, водителем, ездил в Казахстан на заработки. Козаков оставил после себя сто тетрадей. Это дневник классического графомана, дистиллированного!

Николай практически ежедневно заполнял пять-шесть страниц буквами и словами, подробно записывая абсолютно всё, хотя в тот момент в его жизни ничего интересного могло не происходить. Никаких рефлексий! Мог неделю рассказывать, как чинит некий генератор: "Потек бензин, подкрутил, стало тарахтеть, почистил фильтры, отошла клемма". И так - день за днем.

Видимо, у Козакова было ощущение: если не сделал сегодня запись, вроде и прожил зря.

Дневник нашелся чудом: перед смертью автор обеспокоился, что пропадет труд жизни, и завещал жене куда-то пристроить записи. В его родном селе Челкар проездом оказался журналист Василий Шевцов и забрал все тетради. Дневники Козакова - химически чистая советская повседневность. Если углубиться в чтение, обратно не вынырнуть. Процесс засасывает. Какой-то бесконечный сериал или сага.

Я готовил к публикации юношескую часть дневников Козакова. Знаете, портрет проступает выпукло. Мама работала бухгалтером в детдоме, постоянно пропадала на службе, мальчик рос в неполной семье, зато у него была собака, ружье, коллекция птичьих яиц и лучший друг, у которого он приворовывал патроны. Николай всю жизнь присваивал чужое и без стеснения всё описывал. Мол, скрутил вчера в гараже фары с новой машины, а никто и не догадался, что это был я.

Еще мальчик Коля любил ходить по селу и стрелять из ружья во всё, что шевелится - в воробьев, галок, дятлов, ворон, собак... Вплоть до того, что видел в лужах головастиков и палил по ним.

По дневнику Козакова художник Кирилл Глущенко устроил выставку "Прекрасен образ наших будней", использовав отдельные записи и фотографии автора. Замечательно получилось!

Еще мне нравится дневник Ивана Шитца, старого российского интеллигента, которого буквально трясло от молодой советской власти, он люто ее ненавидел и смаковал любые проколы. Шитц записывал все нелепые слухи о правительстве большевиков и анекдоты той поры.


Верхушка айсберга

- Коль мы опять откатились на столетие назад... Тема этого номера "Родины" - покушение на Ленина. Вы приводили цитаты из дневников современников с их реакцией на это событие. А в анекдотах оно нашло отражение?

- В анекдотах двадцатых годов - нет. Потом уже. В период подготовки к столетию Ленина часто шутили про стрелковый тир имени Фанни Каплан. Вообще анекдотический Ильич, которого мы знаем - картавый, в кепке, любящий детей, забирающийся на броневик, - появился лишь в конце шестидесятых, на основе кинематографической Ленинианы. Про довоенный анекдот почти ничего не было известно - отчасти из-за этого я и решил сделать систематизированное собрание с попыткой привязки к хронологии: искать шутки в датированных текстах и, тем самым, выставлять верхнюю границу появления сюжета.

- Народ не поймет, если я не попрошу, а вы не расскажете хотя бы пару анекдотов.

- Признаться, подзавязал с этим делом, слишком много провел времени с анекдотами и сейчас уже не очень люблю разговаривать о них... Впрочем, можем погадать. Произвольно открою книгу и прочту первые же сюжеты, на которые глаз ляжет.

"Чем советские сказки отличаются от английских? Английские начинаются со слов "Это было", а советские - "Это будет"...

Так, следующий вам нельзя, он с матом... Давайте еще разок.

"Самый короткий анекдот - коммунизм. Самый длинный - программа строительства коммунизма, принятая на XXII съезде партии".

Я хотел, чтобы в моей книге было ровно 5810 сюжетов. По аналогии со статьей 58-10 УК РСФСР - "Контрреволюционная пропаганда и агитация". Такое число и отобрал, но в последний момент прислали редкий сборник анекдотов, пришлось добавлять несколько тем в готовый текст, и красивая идея разрушилась...

- Собиранием анекдотов вы, Миша, занимались десять лет. Сколько отводите на дневники?

- Тема неисчерпаема. Это лишь верхушка айсберга.

- А глубже что?

- Воспоминания, личные письма, все, что позволяет сохранить память об ушедшем времени. В эпоху цифровизации архивная полка перестала иметь границы. Теперь на ней можно разместить любой объем информации.

Значит, будем собирать и публиковать. Мы только в самом начале пути...

Читайте нас в Telegram

Новости о прошлом и репортажи о настоящем

подписаться