3 сентября 1918 года. Четыре часа дня. Приговор исполнен. "Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, - собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда".
Смотрел ли Мальков в глаза Каплан, когда целился?
Не смотрел. Да и зачем? Кем была для него эта невменяемая деваха, ровесница, лишь парой лет моложе? Вражьей нечистью - не более.
А сама ровесница, анархистка и террористка, какие чувства должна была она испытывать к коменданту Кремля? Такие же. Ненависть.
Такова логика террора. Вот только мое теперешнее сознание не может успокоиться. Матрос, который целится в женщину, не видит в ней женщины. И она в нем видит - только палача. Абсолютное отрешение от всего человеческого. Незнакомые глаза - только в прорезь прицела.
Вам не кажется, что ровно то же самое грозит человечеству в случае мировой атомной войны? Альтернатива одна: какой-то новый образ бытия, чтобы жить дальше. Какое-то новое ощущение всеобщей связи людей. Всех! Но как эту связь осуществить, если мы такие разные. И у каждого свой Бог. В христианстве, исламе, конфуцианстве, даосизме, индуизме, иудаизме...
Но иначе - гибель.
Гибель - не только в искалеченном сознании Фанни Каплан, ожидающей казни. Гибель - и в сознании ее палача Малькова.
Страшное владеет людьми в эпохи террора. Но что-то неистребимо человечное в них ждет своего часа.
Наступит ли этот час - преодоление террора во всех концах бытия?
Верю, что наступит. Верю, что встретятся, пусть через двести лет, глаза Фанни Каплан и Павла Малькова.