В канун нового 1949 года, люди передавали друг другу переписанное от руки стихотворение. Оно называлось "Рождественская звезда". Не все знали имя автора, который приводит Марию в тяготу послевоенного быта. Но стихотворение одаривало читателя нежданной радостью и несказанной надеждой. Оно будто гладило ладонью по голове - так бабушки гладили нас в детстве, когда мы горько плакали: "Господь с тобой... Господь с тобой..."
Да, елки были разрешены еще в середине 1930-х годов, новогодние праздники в клубах, школах и детских садах звали к новым трудовым свершениям, но ничто не должно было напоминать о Рождестве. Пастернак возвращал его и взрослым, и детям - так светло и прозрачно написано стихотворение.
В моем домашнем архиве хранятся неведомо откуда приплывшие листочки с "Рождественской звездой", отпечатанной на папиросной бумаге, очевидно, в 1970-х. Но когда стихи вырвались на волю?
Как это произошло?
Две Марии
6 февраля 1947 года Борис Леонидович приехал в двухэтажный невзрачный дом на Беговой улице в Москве. Там тогда жила Мария Вениаминовна Юдина. (Великий поэт и великая пианистка были знакомы с конца 1920-х годов.) В тот зимний вьюжный вечер у Юдиной собрался небольшой круг друзей, которым Борис Леонидович прочитал несколько глав из своего еще не оконченного романа "Доктор Живаго". А завершил чтение "Рождественской звездой".
В осипшем от напряжения голосе чтеца были утомление и торжество путника, добравшегося до цели своего путешествия.
В ночь с 7 на 8 февраля Мария Вениаминовна пишет большое благодарное письмо поэту. Последние строчки:
"Если бы Вы ничего кроме "Рождества" не написали в жизни, этого было бы достаточно для Вашего бессмертия на земле и на небе. Умоляю дать списать".
Юдина передает письмо с кем-то из общих знакомых, и уже 9 февраля Борис Леонидович посылает Марии Вениаминовне "Рождественскую звезду":
"Переписываю и вкладываю "Рождественскую звезду". Я читал ее потный, хриплым и усталым голосом, это придавало "Звезде" дополнительный драматизм усталости, без которого она Вам понравится гораздо меньше, Вы увидите..."
- И только волхвов из несметного сброда
- Впустила Мария в отверстье скалы,
- так встретились две Марии.
Мария Вениаминовна, получив драгоценный список стихотворения, немедля переписывает его своим удивительным почерком, который сам по себе христианская проповедь: буква "Т" у Юдиной неизменно читается как крест, распятие.
С тех пор начинается путь "Рождественской звезды" по СССР - из рук в руки, от души к душе. В этом было что-то первохристианское. В условиях, когда духовные стихи не могли появиться в печати, а Евангелие было запретной книгой, поэт становился евангелистом, а его читатели - учениками и миссионерами.
Переводчик Николай Михайлович Любимов свидетельствует:
"Стихотворение скоро разошлось в списках по Москве и Ленинграду. Особенно об этом старалась пианистка, неугомонная Мария Вениаминовна Юдина. Качалов плакал, читая "Рождественскую звезду", даже Фадеев знал ее наизусть..."
Сокровенное место
В 1952 году Мария Вениаминовна, всегда искавшая уединения, переезжает с Беговой в Соломенную Сторожку - небольшое поселение, основанное профессурой Тимирязевской академии. Кооперативный поселок был построен в конце 1920-х годов по проекту архитектора Карла Карловича Гиппиуса и получил свое название от Никольского храма у соломенной сторожки (он был построен по проекту Федора Шехтеля в годы Первой мировой войны и действовал до 1935 года).
А соломенная сторожка и в самом деле была, еще в начале ХХ века в ней жил сторож, охранявший южные границы заповедных лесных угодий Петровской лесной и земледельческой академии. Однажды в сторожке прятался от дождя Лев Толстой.
"Здесь тишина невообразимая, - писала Юдина Пастернаку 8 декабря 1953 года .- Дача, где я снимаю ("не нарочно", а так вышло!) традиционную мансарду, - глядит прямо в лес... Вижу закаты и восходы, иней, слышу ветер и птиц. Топлю печь и порою таю снег для питья и для мытья... Кругом есть хорошие старомодные люди с Урала..."
Сегодня это, наверное, самое тихое и сокровенное место в Москве. Бревенчатые срубы двадцатых годов прошлого века, палисадники, заросшие сады, огороды и сараи - каким чудом, чьими молитвами все это могло уцелеть посреди разросшегося мегаполиса?
К несчастью, дача N30 на участке N33, где десять лет жила Мария Вениаминовна и откуда разлеталась по стране "Рождественская звезда", была снесена в середине 1970-х годов. Спустя сорок с лишним лет по узкой дороге, усыпанной палым листом и припорошенной первым снегом, я пришел сюда с Ольгой Глебовной Удинцевой:
- Мы жили тогда в соседнем доме, и по этой дороге я бегала в школу...
"Старомодные люди"
Дед моей провожатой, литературовед и библиограф Борис Дмитриевич Удинцев был старожилом кооператива Соломенной Сторожки и другом Марии Вениаминовны. В начале 1930-х он перенес арест, заключение и ссылку, но это, кажется, лишь укрепило его духовно. Большая семья Удинцевых, потомков Д.Н. Мамина-Сибиряка (по линии сестры знаменитого писателя), жила наукой, музыкой, литературой, а главное, - православной верой. Тесные духовные отношения связывали Удинцевых со священниками Романом Медведем (пережил заключение в концлагере, причислен к лику святых как священноисповедник), Михаилом Шиком (расстрелян на Бутовском полигоне), Германом Полянским (расстрелян в Сиблаге, прославлен Церковью как преподобномученик).
В период особенно ожесточенных гонений на Церковь в доме Удинцевых проходили тайные богослужения. И это более всего привлекало к "старомодной" семье Удинцевых Марию Вениаминовну, которая сама была бесстрашной христианкой. Вот почему после получения от Пастернака "Рождественской звезды" первым порывом Марии Вениаминовны было передать список стихотворения семье Удинцевых. Она переписала стихи на грубоватой, со следами опилок, - но зато долговечной! - бумаге, и эти листочки дошли до наших дней...
Почти в каждом письме из Соломенной Сторожки Мария Вениаминовна приглашала Бориса Леонидовича в гости.
"Прошел год, как я была у Вас, - писала Юдина в январе 1955 года, - и снова Рождество Христово, и сияет полная луна, и искрится снег, и обо всем чудном зимнем мироздании не скажешь лучше, чем Вы в Вашей "Рождественской звезде", которая на веки веков для всех живых людей связана с этой удивительной порой бытия. И за это, - как и за многое, премногое другое - честь Вам и хвала и благодарение.
Ах, если бы Вы (имея машину - да?) - сели бы в таковую и прогулялись бы в наш прекрасный Тимирязевский лес (вкупе со своей семьей, конечно!) и на полчасика бы заглянули в мою мансарду и тем оказали бы мне превеликую честь... Мечты, мечты!.."
Борис Леонидович, судя по всему, так и не приехал в Соломенную Сторожку.
Когда при Хрущеве началась травля поэта, Юдина, выходя под занавес своих концертных программ на громкие аплодисменты публики, говорила в зал: "А на бис я прочту вам одно из гениальных стихотворений Пастернака".
И читала "Рождественскую звезду".
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА
- Стояла зима.
- Дул ветер из степи.
- И холодно было Младенцу в вертепе
- На склоне холма.
- Его согревало дыханье вола.
- Домашние звери
- Стояли в пещере.
- Над яслями тёплая дымка плыла.
- Доху отряхнув от постельной трухи
- И зёрнышек проса,
- Смотрели с утёса
- Спросонья в полночную даль пастухи.
- Вдали было поле в снегу и погост,
- Ограды, надгробья,
- Оглобля в сугробе,
- И небо над кладбищем, полное звёзд.
- А рядом, неведомая перед тем,
- Застенчивей плошки
- В оконце сторожки
- Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
- Она пламенела, как стог, в стороне
- От неба и Бога,
- Как отблеск поджога,
- Как хутор в огне и пожар на гумне.
- Она возвышалась горящей скирдой
- Соломы и сена
- Средь целой Вселенной,
- Встревоженной этою новой звездой.
- Растущее зарево рдело над ней
- И значило что-то,
- И три звездочёта
- Спешили на зов небывалых огней.
- За ними везли на верблюдах дары.
- И ослики в сбруе, один малорослей
- Другого, шажками спускались с горы.
- И странным виденьем грядущей поры
- Вставало вдали всё пришедшее после.
- Все мысли веков, все мечты, все миры.
- Всё будущее галерей и музеев,
- Все шалости фей, все дела чародеев,
- Все ёлки на свете, все сны детворы.
- Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
- Всё великолепье цветной мишуры...
- ...Всё злей и свирепей дул ветер из степи...
- ...Все яблоки, все золотые шары...
- Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
- Но часть было видно отлично отсюда
- Сквозь гнёзда грачей и деревьев верхи.
- Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
- Могли хорошо разглядеть пастухи.
- - Пойдёмте со всеми, поклонимся чуду, -
- Сказали они, запахнув кожухи.
- От шарканья по снегу сделалось жарко.
- По яркой поляне листами слюды
- Вели за хибарку босые следы.
- На эти следы, как на пламя огарка,
- Ворчали овчарки при свете звезды.
- Морозная ночь походила на сказку,
- И кто-то с навьюженной снежной гряды
- Всё время незримо входил в их ряды.
- Собаки брели, озираясь с опаской,
- И жались к подпаску, и ждали беды.
- По той же дороге, чрез эту же местность
- Шло несколько Ангелов в гуще толпы.
- Незримыми делала их бестелесность,
- Но шаг оставлял отпечаток стопы.
- У камня толпилась орава народу.
- Светало. Означились кедров стволы.
- - А кто вы такие? - спросила Мария.
- - Мы племя пастушье и неба послы,
- Пришли вознести Вам Обоим хвалы.
- - Всем вместе нельзя. Подождите у входа.
- Средь серой, как пепел,
- предутренней мглы
- Топтались погонщики и овцеводы,
- Ругались со всадниками пешеходы,
- У выдолбленной водопойной колоды
- Ревели верблюды, лягались ослы.
- Светало. Рассвет, как пылинки золы,
- Последние звёзды сметал с небосвода.
- И только волхвов из несметного сброда
- Впустила Мария в отверстье скалы.
- Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
- Как месяца луч в углубленье дупла.
- Ему заменяли овчинную шубу
- Ослиные губы и ноздри вола.
- Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
- Шептались, едва подбирая слова.
- Вдруг кто-то в потёмках, немного налево
- От яслей рукой отодвинул волхва,
- И тот оглянулся: с порога на Деву,
- Как гостья, смотрела звезда Рождества.
Борис Пастернак
1947
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем