Честный охранитель

Трусевич был человеком разносторонне одаренным, патологически трудолюбивым, добросовестным в каждом деле, ему порученном. Имея семерых братьев, он вряд ли мог рассчитывать на большое наследство, и потому всю жизнь он жил исключительно на свое жалованье¹. Будучи товарищем прокурора Петербургской судебной палаты, был причастен к самым громким политическим делам. При этом Максимилиан Иванович жил открыто и передвигался без охраны, и на него не было совершено ни одного покушения, что для человека его рода деятельности по тем временам большая редкость.

На посту директора Департамента полиции он стал автором и идейным вдохновителем множества проектов². Однако большая часть его начинаний не была реализована: а в марте 1909 г., после назначения известного своей нечистоплотностью П.Г. Курлова на должность товарища министра внутренних дел, Трусевич подал в отставку. Правда, в 1911 г. Трусевичу после персонального поручения правительства расследовать обстоятельства убийства своего бывшего начальника П.А. Столыпина вновь пришлось соприкоснуться со старыми знакомыми из полицейского ведомства³.

Уже Февральская революция обернулась для него арестом 4 марта 1917 г. в здании Государственной Думы. Почти полгода провел Максимилиан Иванович в Петропавловской крепости, которую покинул незадолго до падения Временного правительства. Несмотря на возможность эмигрировать, Трусевич принял решение остаться в России при большевиках. О том, как изобретательно он пытался приспособиться к новой жизни, повествует приводимое ниже жизнеописание, приложенное в 1933 г. к ходатайству во ВЦИК о восстановлении в избирательных правах.

Ходатайство было отклонено⁴, а еще спустя четыре года, 27 июля 1937 г., он был арестован в последний раз, став жертвой репрессий.

Максимилиан Иванович Трусевич.

Жизнеописание^*

"Я родился дворянином"

Мой дед был фельдфебелем (капралом) в одном из петербургских полков, но сумел дать своему сыну, моему отцу, высшее образование. Окончив университет, мой отец, оставаясь разночинцем, получил за 25летнюю службу по Министерству финансов орден Владимира 4 степени⁵, который по тогдашним законам давал потомственное дворянство.

Я родился 3 июля 1863 г. (мне 70 лет) дворянином и был отдан отцом в Училище правоведения, в котором можно было воспитываться на казенный счет. Получив эту льготу по конкурсу, я окончил это училище в 1885 г. и, как "казеннокоштный", обязан был поступить на службу по Министерству юстиции, в ведении которого находилось Училище правоведения. Начав службу кандидатом на судебные должности с окладом в 40 рублей, я в 1889 г. был назначен секретарем прокурора Петербургской палаты, а в 1890 г. - товарищем прокурора Рижского суда при судебной реформе в Прибалтийском крае. В 1901 году был переведен на ту же должность в Петербургский суд, затем в течение года был прокурором Новгородского суда и в 1903 г. назначен товарищем прокурора Петербургской палаты, а в 1906 г. - директором Департамента полиции.

Вырезка из газеты с упоминанием сенатора Трусевича.

Реформировал полицию

Это последнее назначение состоялось при нижеследующих обстоятельствах: будучи в мае 1906 г. в Севастополе, я обратил внимание на полнейший развал в местной администрации, и в особенности среди полиции. О моих впечатлениях я осведомил министра юстиции, который об этом передал министру внутренних дел Столыпину. Последний вызвал меня, и я ему доложил о моих севастопольских наблюдениях. Попутно Столыпин задавал мне вопросы о тех мерах, которые, по моему мнению, были бы желательны для водворения порядка в Севастопольской полиции. После моих ответов Столыпин совершенно неожиданно предложил мне занять должность директора Департамента полиции. Не будучи совсем подготовлен к ведению этого дела, я просил избавить меня от этого назначения, но Столыпин в конце концов заявил мне, что я "вероятно, подчинюсь высочайшему повелению".

Убедившись в неизбежности назначения и зная по слухам, что в Департаменте творилось многое, совершенно несоответственное ему как министерскому учреждению, я попросил Столыпина дать мне срок для представления ему моих соображений относительно реорганизации Департамента. Получив согласие, я навел подробные справки о Департаменте у знакомых, близко знавших его деятельность, и представил Столыпину доклад о необходимости упразднения отдела, которым заведовал быв^ший политический агент в Париже Рачковский, об устранении из Департамента сношений с агентурой, филерского отряда и т.д., а также о настоятельной необходимости приступить к коренной реформе полиции. Столыпин одобрил мои предположения, и я 4 июня был назначен директором.

Время было крайне напряженное, главным образом вследствие сильнейшего индивидуального террора, так что бывали дни, когда получалось до 200 телеграмм об убийствах должностных лиц и покушениях на них. В это же время пришлось проводить намеченные мною меры по переустройству Департамента. В этот же период я добился значительного улучшения материального и служебного положения низших служащих Департамента.

В первой половине 1907 года ввиду наступившего некоторого успокоения в государстве я решил приступить к работам по реорганизации полиции и летом того же года посетил Берлин, Гамбург, Париж и Лондон с целью ознакомления с постановкой общеполицейского дела, причем в Лондоне изучил у Генри дактилоскопию, в Париже у Бертильона - судебную фотографию и антропометрию, а в Бельгии попутно ознакомился с делом применения полицейских собак. <...>

После возвращения моего из-за границы была образована Комиссия по реформе полиции, на которую вместе с тем была возложена выработка новых "Полицейского устава" (взамен "Устава о предупреждении и пресечении преступлений" XVIII в.) и "Положения об исключительных законах" (взамен Положения об охране). Разработка этих крупных заданий была поручена подкомиссии под моим председательством. <... >

Сдав мои законодательные труды, я заявил просьбу об освобождении меня от должности директора Департамента и в марте 1909 г. был назначен сенатором. Приведенные данные, которые находят себе подтверждение в делах Департамента, свидетельствуют о том, что центром всей моей деятельности в Департаменте были работы законодательного характера по вопросам общей полиции. <...>

Сотрудники полиции начала ХХ века.

Расследовал убийство Столыпина

В течение этого довоенного периода мне один раз в 1911 году пришлось вернуться к активной административной деятельности: во время очередной экскурсии в Кавказских горах я получил телеграмму о возложении на меня по высочайшему повелению расследования об организации охраны во время Киевских торжеств, прерванных убийством Столыпина агентом Киевской охранки, допущенных в городской театр, где он и совершил означенное убийство.

Результатом моей ревизии было предание Государственным советом суду товарища министра внутренних дел, командира корпуса жандармов генерала Курлова, вице-директора Департамента полиции Веригина, начальника дворцовой охраны Спиридовича и начальника Киевского охр[анного] отделения Кулябко, которого, кроме того, я уличил в хищениях и подлогах. Однако накануне поступления дела в суд оно было прекращено по повелению Николая II. Вполне понятно, что такой неожиданный и неправильный исход моего расследования не мог не укрепить моего отвращения к политике, и я отклонил два предложения занять должность товарища министра внутренних дел, сопровождавшиеся очень заманчивыми перспективами в будущей карьере. С 1911 по 1914 г. я продолжал свои географические работы по Кавказу.

Как только началась империалистическая война, я вступил в качестве активного члена в "Комитет Сената и судебного ведомства по оказанию помощи участникам и жертвам войны", организовал совершенно новый тип дезинфекционных отрядов по борьбе с сыпным тифом на передовых позициях, а также легкие отряды для уборки раненых с поля сражения. Службой этих отрядов я руководил лично и вместе с тем заведовал посылкой подарков солдатам и офицерам, бывшим в окопах. Работою этой я был поглощен всецело до февральской революции 1917 г., причем 1 января этого же года я был назначен членом Государственного совета с оставлением в звании сенатора. Убедившись, что в Совете царит политика, я просил вернуть меня для повседневной работы в Сенат. Однако этому не суждено было сбыться, так как я был арестован по распоряжению Керенского в числе других высших чинов. Пробыв в заключении до августа того же года, я был освобожден без предъявления какого бы то ни было обвинения. Таким образом закончилась моя служебная карьера при прежнем режиме.

Д. Несыпова. Убийство Столыпина.

Пек пирожки, изучил портновское дело в Сочи

В том же августе 1917 г. я, распродав имущество, уехал с семьей на Кавказ и поселился в Сочи. В это время Кавказ находился еще в руках белых, но я, убедившись в полной их несостоятельности во всех отношениях, не вошел с ними в контакт и будучи без всяких средств занялся печением и продажей пирожков, ремонтом швейных машин и, наконец, изучив портновское дело, занялся этим ремеслом.

Когда к Сочи стали приближаться красные войска, я имел полную возможность уехать за границу, но остался в России в убеждении, что мне как трудившемуся всю жизнь и - в последнее время - простому ремесленнику не будет стеснений в республике трудящихся. Однако вскоре же я был арестован, препровожден сперва в Новороссийск, а затем в Краснодар, где местные краеведы хлопотали о моем освобождении как знатока и активного работника по Кавказу. В ответ на запрос по этому в Москву ВЧК распорядилась о переводе моем в Москву. После 15-месячного заключения, в течение которого я восстановил механическую мастерскую в Бутырской тюрьме, дело было передано в Верховный суд, который, однако, направил дело в Московский ревтрибунал. Последний через пять месяцев, без привлечения меня к следствию⁶, прекратил дело постановлением от 17 мая 1922 г., признав, что обвинение меня в сокрытии звания не подтвердилось, а служба в должности директора Департамента полиции покрыта давностью и амнистиями ВЦИКа.

Обложка дела по всеподданнейшему докладу сенатора Трусевича.

Восстановил механический завод в Ярославской губернии

Получив свободу, я вернулся в Ленинград. Еще в бытность мою директором Департамента полиции я, для моциона, завел у себя дома механическую мастерскую и, увлекшись этим делом, изучил слесарное, токарное и фрезерное производства на заводе Пека (впоследствии завод новейших изобретений). Решив использовать эту подготовку для заработка в новой жизни, я из разных подержанных станков и инструмента создал механическую мастерскую, которую передал артели "Красный металлист", проработав некоторое время старшим мастером в артели безработных инженеров при бирже труда.

Одною из работ мастерской "Красный металлист" был ремонт мер и весов для Госметра, причем в мастерской я был старшим мастером. Однако в 1924 г. я снова был арестован и в числе свыше 1000 интеллигентов выслан из Ленинграда, получив при этом низшую меру ограничений ("минус шесть"). Избрав местом жительства Ярославскую губернию, я очень скоро получил приглашение Кустпромсоюза восстановить полуразрушенный механический завод в селе Бурмакино, переданный местной артели кустарей-кузнецов. Несмотря на очень тяжелые условия, я быстро восстановил завод, отремонтировав двигатель, трансмиссии, несколько десятков разных станков, горна и проч., и установил электрическое освещение.

Эта моя полезная работа привела к тому, что я был назначен управляющим заводом для массового производства хозяйственных принадлежностей. Вскоре, однако, узнав о предстоявшей "чистке", я сам ушел из артели и получил работу в городе по восстановлению спиртоводочного завода. Через некоторое время я вновь был арестован и препровожден сперва в Ленинград, а оттуда в Москву.

Камера в Бутырской тюрьме. 1920 г.

Работал переводчиком в Перми

В обоих городах со мной велись разговоры без каких-либо обвинений, и через месяц после ареста я был освобожден, причем, по-видимому, вследствие беспокойного настроения среди Бурмакинских кустарей мне было предложено избрать другое место жительства. Я избрал Пермь, куда и переселился в начале 1926 г. Здесь проработав некоторое время на заводе сел[ьско]-хоз[яйственных] машин и убедившись в упадке моих сил, я перешел на работы, не связанные с физическим трудом, и был принят в Лесоэкономическую экспедицию на службу в качестве счетовода и делопроизводителя.

В ноябре 1926 г. я был приглашен для работ в Пермский биологический институт для организации библиотеки, развития обмена изданиями с научными учреждениями и составления научных каталогов, а также для переводов с иностранных языков, так как я, вполне владея французским и немецким языками, могу переводить с английского, голландского, итальянского, испанского, португальского, польского, чешского, сербского и болгарского языков. Работою по обмену изданиями и составлению научных каталогов я занимаюсь в институте и до настоящего времени в качестве нештатного работника, получая небольшое вознаграждение из личных средств научных сотрудников. Наряду с этим я работал с 1930 г. в геоботанич[еских] экспедициях.

Изобретал и конструировал

Во время моих работ в качестве механика я сделал несколько изобретений по токарной и фрезерной отраслям. Этого стремления к совершенствованию я не оставлял до последнего времени: в 1930 г. я закончил большой труд "Теория и практика фотографии"; в том же году сконструировал по своей системе несколько точных приборов по рентгенофотостереоскопии, в 1931 г. получил премию за изобретенный мной "оградитель к игле швейной машины", защищающий пальцы мастериц от прошивания иглой во время швейной работы; в нынешнем году представил в Комитет изобретений заявку на изобретенный мной прибор для уклонов в зеркальной фотокамере; заканчиваю разработку нового двигателя для судов водного транспорта, проект которого будет вскоре представлен в тот же Комитет.

В заключение необходимо отметить, что при всех арестах мне никогда не было предъявлено никаких обвинений в деяниях, направленных против советской власти, в отношении к которой я был всегда лоялен, а своим непрерывным, упорным трудом принес немало существенной пользы народным интересам.

В 1928 г. окончился срок ограничений, наложенных на меня при высылке из Ленинграда, и, согласно постановлению ОГПУ, я пользуюсь правом свободного проживания по всему Союзу, но остаюсь пока в Перми.

Гражданин

Максимилиан Иванович Трусевич.

5 июня 1933 г.

Пермь-Молотово, Пролетарская, 4⁷.

ГАПК. Ф. Р-176. Оп. 4. Д. 1393. Л. 12-18об.

Автограф. Рукопись.

*Публикуется в сокращении. Подзаголовки расставлены редакцией.

^{1. ЦГИА СПб. Ф. 355. Оп. 1. Д. 3181. Л. 2.2. Перегудова З.И. Политический сыск в России (1880-1917 гг.). М., 2013. С. 53-64, 137, 383-387.3. Лаврёнова А. Столыпин заказал собственную смерть?! // Родина. 2019. N 7. С. 122-125.4. Государственный архив Пермского края (ГАПК). Ф. P-176. Оп. 4. Д. 1393. Л. 1-1об.5. Низшая степень этого ордена. (Прим. док.).6. Несмотря на сделанную следователем публикацию с вызовом лиц, могущих дать показания обо мне. (Прим. док.)}