Доктор Продеус. Жить здорово!

Педиатр-иммунолог, доктор медицинских наук профессор Андрей Продеус десять лет участвует в шоу Первого канала "Жить здорово". Андрею Петровичу не привыкать к повышенному вниманию к собственной персоне, он научился философски относиться к этому...

О заезженной пластике

- На что жалуетесь, доктор?

- Пожалуй, на единственное: в сутках явно маловато часов. Не успеваю за двадцать четыре сделать многое из того, что должен и хочу. Сказать по совести, больше всего на свете люблю лениться, но для того, чтобы позволить себе такую роскошь, надо сначала успеть переделать кучу важного и неотложного. Поскольку мне нравится то, чем занимаюсь, приходится иногда выбирать из любимых дел.

Прелесть в том, что ни одно из занятий не успевает надоесть. Я сам так организовал жизнь, в ней практически нет рутины. Допустим, если врач день за днем сидит на приеме больных, через какое-то время он озвереет. При всем уважении к пациентам. Лектор может устать от частого общения со студентами, ученый - от необходимости писать научные статьи и, условно говоря, возиться с пробирками, а руководитель - от участия в совещаниях и объема бумаг, которые надо читать и подписывать.

У меня не возникает ощущение заезженной пластинки, поскольку могу быстро переключаться с одного рода деятельности на другой, не теряя интерес. Мое счастье, что удается "уторговывать" все занятия между собой. Уж извините за прямоту, надоело принимать больных в поликлинике - пошел в стационар. Или в лабораторию, на консилиум...

У меня есть график поездок по стране - занимаюсь построением службы иммунологии и аллергологии. Хочу, чтобы пациенты с нарушениями иммунитета - дети и взрослые - могли получать необходимую диагностику и помощь с момента рождения и до старости, чтобы это было доступно в каждом регионе.

В свое время академик Александр Григорьевич Румянцев, мой шеф и фактически житейский ментор, таким же образом создавал систему помощи детям с онкологическими заболеваниями и раком крови. Теперь в каждом субъекте есть отделение, и пусть кто-нибудь, что называется, попробует на это вякнуть...

- Почему, перечисляя занятия, между которыми делите время, вы не упомянули телевидение, вывели его за скобки?

- Знаете, это параллельная жизнь. Отношусь к ней, скорее, как хобби. Хотя, конечно, съемки - оплачиваемая работа. Можно даже сказать, хорошо оплачиваемая.

- Основная статья ваших доходов?

- Нет, я прилично зарабатываю как врач, но этих денег явно не хватило бы на двухэтажную квартиру относительно недалеко от центра Москвы.

- Тут метров сто?

- Сто двадцать...

Я учредитель одной из компаний "Сколково", мы с коллегами сделали несколько тест-систем, продали патенты, что, в общем-то, приносит неплохую копейку.

Все, что имею, я заработал сам.

О выборе

- А как же профессор Петр Павлович Продеус? Неужели не помог единственному сыну?

- Отец ведь не родился главврачом 9-й детской больницы имени Сперанского, правда? Он прошел длинный путь, пока к нему с визитами стали приезжать Анжелина Джоли и принц Майкл Кентский.

Родители перебрались в Москву из Вологды в 1974 году, куда их распределили после окончания Ленинградского мединститута. Отцу долго не выделяли здесь квартиру, и года четыре мы жили в коммуналке на Красной Пресне, дом 9. Там я начал ходить в школу.

Папа всю жизнь проработал в больнице имени Сперанского, где и я сейчас служу. До 1988 года отец был замом главврача, строил хирургический корпус, потом стал главным... Мы никогда не состояли в прямых подчиненных отношениях, хотя, конечно, база одна. Можно сказать, это моя родная больница, по сути, вырос в ней.

- И мама там работает?

- Нет, она - в институте медицинской паразитологии, занимается всякими микробами, бластоцистами, амебами, лямблиями. И в Вологде заведовала паразитотделом областной СЭС. Поэтому я всю жизнь жил с этими, так сказать, паразитами, со знаниями о них.

- Поэтому, надо полагать, у вас и выбора-то не было - только медицина?

- Напрасно так считаете. Родители не то, что не настаивали на продолжении династии, наоборот - очень хотели, чтобы я занялся чем-то иным. Отец специально возил меня в МВТУ имени Баумана, где открыли факультет медицинского оборудования. Мне кажется, это была его нереализованная мечта. Но я сказал, что пойду учиться на педиатра и ни на кого больше. На этом всё успокоилось, родители ко мне сильно не приставали. Я ведь в десятом классе занял призовое место на городской олимпиаде по химии, и меня без вступительных экзаменов пригласили в Институт тонкой химической технологии имени Менделеева. Папа с мамой поняли, что мимо вуза я точно не пролечу, и выдали индульгенцию, разрешив поступать, куда хочу.

Так я попал в медицинский институт на педиатрический факультет.

- Почему именно туда?

- Ну, лечить детей всегда приятнее и веселее, чем взрослых. А чтобы действовать эффективно, надо иметь некое расположение и желание помочь.

- Значит, фашиста спасать не стали бы?

- Наверное, стал бы, но без эмпатии результат будет иным. Понимаете? Как древние говорили: плох тот доктор, после беседы с которым пациенту не полегчало. Дети искренние и открытые, со взрослыми сложнее, они часто что-то скрывают, даже врут, из них любую информацию надо клещами выдирать.

Даже с точки зрения эмоций. Если вылечил ребенка, он будет жить и хранить чувство благодарности. Только не подумайте, будто я не хочу помочь пожилым, хотя, не скрою, некая внутренняя душевная награда за труд для меня важна...

Возвращаясь же к педфаку, скажу, что спустя время понял еще одно его важное преимущество: там девушек было много.

- А вы бабник?

- Я... я женщин люблю.

- Они платят взаимностью?

- По крайней мере, хорошо ко мне относятся. Женщин нужно уважать, они существа более чуткие, чем мужчины.

- Первый брак у вас институтский?

- Да, и я сохранил прекрасные отношения с Ольгой, мамой старшего сына Антона. Наверное, мы могли и дальше жить, но девяностые годы оказались серьезным испытанием, в том числе, для семей. Так ситуация сложилась.

О героических дедах

- Вы поженились после срочной службы в армии?

- Меня забрали после второго курса института, сразу, как отменили бронь. Это 1986 год. Мы ведь так называемые дети детей войны. Из-за образовавшейся демографической ямы всех студентов под гребенку вымели, остались лишь те, у кого, что называется, белый билет, либо уже отслужившие. У нас на потоке из 120-130 парней троих не призвали. Двое раньше оттрубили, а один - с тяжелым заболеванием позвоночника, он и сейчас в корсете ходит.

- Уклониться не пытались?

- Теоретически папа, наверное, мог нарисовать какие-то медицинские документы - все же зам главврача больницы. Но в нашей семье это было не принято. Мой дед по маминой линии - Валентин Иванович Симбирцев - кадровый офицер, прошел войну, окончил академию Генштаба, служил начальником оперативного отдела штаба Уральского округа у Георгия Жукова, когда тот угодил в опалу. Последняя должность деда - начальник кафедры артиллерийской академии в Санкт-Петербурге...

- И по отцовской линии есть фронтовики?

- Конечно! Дед Павел родом из села в Хмельницкой области, его призвали, когда началась война...

- А что у вас за фамилия?

- Продеус? Дословно с латыни - "служащий Богу", "ходящей под Богом". Не менее восьми поколений моих предков жили на Украине, в ее западной части. Видимо, прапрапрапрадед был пастырем и пришел в те края проповедовать католическую веру, встретил красивую украинскую дивчину, влюбился, женился да так и остался. на Украине можно найти Придеусов и Продэусов, которые нам не родственники.

Что касается деда Павла, на него сначала пришла похоронка, потом бумага о пропаже без вести. Действительно, он получил ранение, угодил в плен, но сумел сбежать, даже вернулся в родное село, которое находилось под оккупацией. Когда пришли наши войска, дед снова отправился на фронт. Имел орден Красной Звезды, медаль "За отвагу".

С такими героическими дедами не мог я косить от армии. Несколько дней прокантовался на известном в Москве сборном пункте на Угрешке, рассчитывал, что меня выберут как санинструктора, все-таки два курса мединститута окончил. Но в результате попал в учебку под Острогожском, что в Воронежской области, где готовили технический персонал для обслуживания четырехосных тягачей, таскавших тактические ракеты типа "земля-земля". Такие мощные ЗИЛ-135, МАЗы.

Пробыл в учебке четыре месяца, как и положено. Потом стал проситься в Афганистан, чтобы, значит, отдать интернациональный долг.

Об Афгане

- Зачем вам это нужно было?

- Вот таким сознательным советским гражданином был. Тот душевный порыв казался мне абсолютно нормальным...

В итоге я попал в Майкоп, где стояли части, которые готовили к переброске в Афган. Но дальше дело застопорилось. Видимо, кто-то из командиров рассудил, что кампания идет к концу, зачем зря отправлять в пекло единственного сына-студента уважаемых врачей из Москвы?

И я остался служить в отдельном ремонтном батальоне 14-й танковой дивизии. В тот момент начальник медпункта демобилизовался, и заниматься медицинской документацией было некому. А тут я - не пришей кобыле хвост. Так и прибился к делу. Потом пришел старший прапорщик - дважды раненый, контуженный, с орденами Красного Знамени и Красной Звезды, вынесший с поля боя 135 солдат с личным оружием... За такой подвиг в Великую Отечественную сразу давали звание Героя Советского Союза, но мой прапорщик награду не получил, поскольку некстати выбил пару зубов одному генералу...

Словом, крутой оказался товарищ. После каждого ранения он рвался обратно в Афган, поскольку жизнь видел только в экстремальных ситуациях. Условно говоря, мозоль у солдата не казался ему проблемой, а уж понос и подавно. Даже изъясняться по-человечески у него не получалось, все давалось с большим трудом. Но мы как-то нашли общий язык. Понятно, что прапорщик категорически не мог заниматься бумажной рутиной, зверел от нее. Как и от обычных, в общем-то, солдатских жалоб. Он оживал лишь в том случае, если речь заходила об Афгане.

Когда стало понятно, что скоро начнется вывод войска, нам поручили готовить базы для карантина, где бойцам предстояло провести не менее 45 суток, поскольку они привозили с собой все, начиная от холеры с гепатитом и заканчивая дизентерией. Нельзя было допустить распространение этой заразы.

Время от времени мы летали в Афганистан за необходимой документацией, и к поездкам меня готовили соответствующим образом. С тех пор не люблю прыжки с парашютом. Фактически меня выпихивали из Ан-2 пинком под зад. Хорошо, что парашюты были со стропой, купол открывался сам, без моего участия.

- И сколько раз вам вот так наподдавали сапогом?

- У меня три прыжка. На этом остановился. Достаточно.

- А в серьезные переделки вы попадали?

- Ну, наш самолет обстреливали, но так, чтобы самому участвовать в боевых операциях, этого, к счастью, не было. Не моя задача.

- Но вы получили статус воина-интернационалиста?

- Я служил в 14-й танковой дивизии, которая официально не входила в Афганистан. Наверное, можно было бы подсуетиться, но зачем мне чужие лавры?

Об утонувшем танке

- А что за история со спасением утопающего?

- Это ранняя осень 1987 года, учения под Волгодонском.

Танки должны были проходить брод по вешкам. На Т-72 ставили специальную трубу для вентиляции. Глубина речки - метров пять. Наш мобильный медпункт размещался в ГАЗ-66. Мы стояли на взгорке и наблюдали за маневрами батальона.

Пошел первый взвод. Один танк, потом второй... Командир третьего, видимо, решил срезать дистанцию и свернул чуть в сторону. Делать этого было категорически нельзя, машина угодила в яму и честно легла на дно. С трубой нырнула, лишь бульки по поверхности.

Следившие за переправой инженеры тут же закричали, заметались, замахали руками.

А вот мой старший прапорщик времени не терял, среагировал в секунду. Он ведь привык к экстренным ситуациям. С воплем "Твою мать!" мигом скатился с горки и сиганул в воду - не раздеваясь, в чем был. Я - следом. Кстати, я утопил там свои водительские права, долго потом восстанавливал после армии...

Но в такой ситуации о постороннем не думаешь, все подчинено решению задачи. В принципе, речка была не слишком широкая, но глубокая, и вода в ней холодная. Все-таки осень...

- Глубоко ушел танк?

- От трубы до поверхности метра, наверное, два было. Старшина нырнул и давай долбать ногой по люку башни. Дескать, открывайте, дебилы! А те - наоборот - задраились и пузыри пускают, ждут, пока вода через щели в корпусе просочится, и они все захлебнутся.

Мой старший показывает знаками: всплываем. Поднялись, слегка отдышались, он на своем доступном русском языке объясняет, что, видимо, так мы экипаж не выковыряем, они с перепугу будут сидеть до упора, пока не помрут к чертовой матери. Поэтому, мол, набери побольше воздуха, будем подныривать под брюхо танка, там есть еще люк, оттуда пойдем. "Твое дело - быть рядом, когда стану их выдергивать. Потащишь наверх".

Значит, мы нырнули, на уши давит, но не так, чтобы очень сильно. Я неплохо плавал, поскольку года три серьезно занимался водным поло, играл в команде "Трудовых резервов". В общем, мы открыли люк, началось какое-то шебуршание, высунулась чья-то физиономия, прапорщик без раздумий впаял между глаз, ну, клиент и вырубился, потерял сознание. Я подхватил бездыханное тело и - на поверхность. Прапорщик тоже всплыл. Мы выгрузили одного и пошли за вторым. Таким вот образом и вытащили всех троих.

- Долго это продолжалось?

- Никто время не засекал. Может, минуту или две... Проблема была в ином. Пока мы ныряли, командование дивизии наблюдало с холма за картиной маслом. Сначала танк ухнул, потом какие-то мужики в воду попрыгали, стали метать на берег тела...

- Танкистов пришлось откачивать?

- Они не успели нахлебаться, внутри был хороший воздушный пузырь, а старшина вырубал бедолаг до того, как они начинали рыпаться. У одного нос оказался разбит, у другого фингал под глазом...

-Награда нашла героев, вас как-то поощрили?

- ЧП решили не раздувать. Если бы инцидент придали огласке, пришлось бы срывать с кого-то погоны. Командир экипажа точно загремел бы в дисбат. Как минимум! Утопленный танк потом долго и нудно вытаскивали из воды, восстанавливали. Это же порча казенного имущества и угроза жизни подчиненных!

Вот происшествие и спустили на тормозах. Мой прапорщик через какое-то время уехал в Афган, о чем давно мечтал, а мне присвоили звание старшины и в честь приближавшегося Дня танкиста предоставили второй дополнительный отпуск, поскольку один я успел отгулять. За проявленную смелость, решительность и прочее тра-та-та. Это была по-своему уникальная ситуация.

Следствием той поездки в Москву стало рождение старшего сына. Отпуск мне дали под новый 1988 год, а Антон родился, как положено, через девять месяцев - 27 сентября.

Такая вот история с утонувшим танком. Я благополучно дослужил положенное, вернулся домой и продолжил учебу на педфаке мединститута.

О зарубежье

- А как вы попали в Гейдельбергский университет?

- В начале девяностых уже практиковался студенческий обмен между лучшими вузами России и других стран. После окончания пятого курса пришла квота из университета Гейдельберга, одного из старейших в Европе. Два тамошних студента должны были приехать на год в Москву, а двое россиян отправиться в Германию. Немецкий язык, строго говоря, я не знал, но академик Румянцев сказал: "Андрюша, не волнуйся, поезжай. Субординатуру по специальности мы с тобой зачтем, а другие предметы сдашь, когда вернешься". По сути, Александр Григорьевич как бы дал мне крышу, сработал зонтиком.

И я поехал. Нас поводили по клиникам, а потом сказали: ребята, вы вполне готовы к самостоятельной работе, вам, по сути, учиться нечего. И я пошел в институт иммунологии и серологии, стал работать с ВИЧ-инфекцией. Это лето 1991-го, буквально накануне ГКЧП. Получилось, что я уехал с советским паспортом, а СССР через полгода исчез с политической карты мира. Друзья-немцы смотрели на меня в недоумении: куда ты собираешься возвращаться?

- Могли остаться?

- Вполне. Все складывалось неплохо, я занялся диагностикой, освоил лабораторные методики и быстро получил интересные результаты по исследованию ВИЧ-инфекции. Мне платили не только стипендию, но и весьма приличную зарплату, около двух с половиной тысяч немецких марок, что по тем временам для России было астрономической суммой. Плюс - шестьсот марок стипендии. Кроме того, полагались студенческие купоны на еду...

- Подозреваю, домой вы вернулись на Mercedes?

- Почти угадали. В Москве купил 316-ю модель BMW. Я был вполне упакованным гражданином...

- Вы не объяснили, почему распрощались с Гейдельбергом?

- Дома ждал маленький сын, интересная работа. У академика Румянцева я продолжил заниматься иммунологией, исследованием клеток. Было очень интересное время! Через пару лет, году в 1994-м, в Москву стали приезжать разные хедхантеры и вербовать, звать на работу на Запад. Помню, пожаловал большой американский профессор, "динозавр" клинической иммунологии. Когда мы встретились, он сказал: "We ll take of your future". Мол, мы позаботимся о твоем будущем.

Румянцев всегда с удовольствием отправлял сотрудников за рубеж на стажировки, его идеология была проста: после обучения он получал обратно подготовленных сотрудников. В случае, если человек оставался за кордоном, "невозвращенец" испытывал естественное чувство благодарности к Александру Григорьевичу и продолжал сотрудничать с ним...

- Логично.

- Румянцев часто повторял: "Ребята, я зонтик. Ваше дело - работать". Поэтому и на Гарвард он меня благословил. В 1994-м пригласили, а через год я уехал вместе с коллегой Анной, которая позже станет мамой моего второго сына.

С Ольгой к тому времени мы уже разошлись.

- Вы провели в Штатах пять лет?

- Практически до конца 1999 года. Американцы не хотели, чтобы мы уезжали. Университет запросил у правительства США разрешение, и нам предложили оформить вид на жительство по графе "Outstanding researches". Как выдающимся исследователям. Но у нас не было задачи остаться. Вот у младшего сына Артема, который родился в Штатах, два паспорта - России и США. Он учится сейчас в городе Олимпия. Это столица штата Вашингтон.

О телесъемках

- А в телевизор когда вы попали, Андрей Петрович?

- Получилось как? Сводней опять выступил Александр Румянцев. Как-то позвонил и сказал: "Слушай, есть дама, которая ведет программу "Здоровье" по Первому каналу. Она собирается защищать докторскую диссертацию о ремоделировании воспалительного ответа макрофагов белкам типового шока..."

- Чуть помедленнее...

- Вот и Александр Григорьевич говорил примерно о том же. Мол, не можем найти достойного оппонента, поскольку даже тему диссертации мало, кто понимает. Я ответил: "Не вопрос. Буду рецензентом". Мне не жалко, я телевизор особо не смотрю.

Так мы познакомились...

Через какое-то время Елена Васильевна стала приглашать меня как эксперта в программу "Здоровье". А в 2010 году стартовал проект "Жить здорово", и буквально через два-три месяца после ее запуска я начал участвовать в передаче на более-менее регулярной основе. Сперва относился как к фану, со временем съемки превратились в серьезную и ответственную работу.

Я стал лучше и глубже разбираться в тех отраслях медицины, которые не являлись основными для меня, профильными. Неважно, что это - стоматология, акушерство, гинекология или хирургия. Понятно, подготовка к эфиру, сбор информации отнимает силы и время, с другой стороны, это обеспечивает мой собственный профессиональный рост. Лишних знаний не бывает.

- Значит, не жалеете, что согласились?

- Видимо, такой у меня характер, не зря еще в армии писал заявление с просьбой отправить в Афганистан, чтобы отдать "интернациональный долг". Стараюсь жить по принципу "Если не я, то кто?"

Напомню, что наша программа сменила небезызвестную передачу "Малахов плюс".

- Где пили мочу?

- А также косточки закапывали и потом ходили кругами...

- Но и у вас, извините, трэша хватает. Достаточно вспомнить танцующую матку и поющие яички.

- Знаете, к этому надо относиться как к шоу. Научно-познавательному. Был момент, я реально спорил с Еленой Васильевной, говорил, что не надо опускаться на столь упрощенный уровень. Она отвечала: "Мы должны работать, как для детей - третий класс, вторую четверть. Но не из-за неуважения зрителей. Если усложним информацию, в лучшем случае нас не поймут, переключат на другой канал, в худшем - мы будем бесполезны".

Что-то нужно показывать в формате шоу. Хоть мытьем, хоть катанием, но рассказанные нами темы сидят в головах у людей, какую-то полезную оскомину мы аудитории набили.

- А случалось вам отказываться от участия в съемках особо жестких сюжетов?

- Уже говорил вам, что на раннем этапе возникали острые моменты, но за прошедшее время не только мы научились слышать Елену Малышеву, но и она нас.

О летающей гантели

- Участие в телешоу повысило вашу капитализацию?

- Знаете, я рассуждаю в иных категориях. Что касается профессии, я, извините, в тридцать пять лет стал одним из самых молодых заведующих клинической кафедрой на факультете педиатрии во 2-м Меде, ныне Российском государственном университете имени Пирогова. У меня нет проблем ни с количеством пациентов, ни с их качеством. Очередь всегда стояла отсюда и до горизонта.

Речь можно вести о другом, о системе лоббирования. Конечно, на ведущего Первого канала в каком-либо регионе реагируют иначе, нежели на обычного московского врача. По мере удаления от столицы это работает активнее. К "товарищу из телевизора" отношение иное. Иногда это приносило хорошие плоды. Скажем, в нескольких регионах удалось с помощью моей узнаваемости запустить и реализовать губернаторские программы помощи детям с заболеваниями иммунитета, открыть отделения аллергологии. В этом смысле административный ресурс работает, и я не вижу ничего зазорного в том, чтобы им воспользоваться в мирных целях.

Чиновники реже говорят мне "нет", поскольку не знают, не прилетит ли с какой-нибудь стороны гантель в случае отказа.

- Приходилось ее использовать когда-нибудь? Гантель-то...

- Часто оказывается достаточно того, что люди знают о существовании опции. Это делает ситуацию чуть-чуть более выигрышной. Все ведь понимают, что за десять лет работы с Еленой Малышевой я приобрел определенные возможности. Многие ли рискнут проверять серьезность моих связей с сильными мира сего? В этом смысле телевизор пока не растерял свой ресурс. И для меня, когда принимал решение о сотрудничестве с Первым каналом, данное обстоятельство тоже было одним из очень важных аргументов.

От такого инструментария обычно не отказываются.

Узнаваемость дает возможности, это факт. Когда приезжаю в регион, мне проще или, точнее, на меня проще собрать аудиторию врачей и специалистов. Они идут с интересом, рассчитывая послушать телевизионные байки. Это как бы творческий вечер. Я вынужден часто делать такой трюк: прямо заявляю, что мы не в программе "Жить здорово" и будем говорить про клинику и науку. Минут через пятнадцать обычно удается переключить зал на нужную профессиональную волну.

- А внутри команды ведущих шоу как складываются отношения? Или ничего личного, только бизнес?

- Исключительно благодарен Елене Васильевне за то, что дала возможность познакомиться с Герой Гандельманом. Наверняка знаете, что с возрастом сложно находить людей, близких по духу. Чаще дружба тянется из детства и юношества, а Гера стал моим ближайшим другом уже в зрелые годы. Хотя он живет в другой стране, уже много лет гражданин Израиля.

- Специально прилетает на запись программы?

- Разумеется. Гера вечером в четверг приезжает в Москву, отрабатывает на съемочной площадке пятницу, субботу и воскресенье, ночью садится в самолет и в понедельник с утра уже выходит на службу в медицинском центре "Каплан", известнейшей в мире клинике по интраваскулярным пересадкам клапанов сердца. Последние полтора года Герман Шаевич заведует отделением, считается ведущим специалистом в Европе, поэтому нагрузка колоссальная. Он же сам рутинно делает все - стенты, сосуды, ангиографию...

Увы, последний съемочный пул, проходивший в двадцатых числах марта, Гера пропустил. Он сейчас невыездной, не может покинуть территорию Израиля. Как, впрочем, и другие врачи. По сути, они мобилизованы. Гера дежурит в интенсивном отделении.

- "Спасибо" коронавирусу?

- Если только в кавычках...

О коронавирусе

- Вот мы подошли к горячей теме последних недель. Чего нам ждать, Андрей Петрович?

- Роста числа заболевших. Значительного...

- В Москве?

- В том числе. В крупных городах. Потом будет стабилизация ситуации и снижение новых случаев заражений. В общем-то, существуют определенные математические модели инфекционных процессов в пандемических состояниях.

- В апокалиптический сценарий верите?

- Абсолютно нет. Чтобы так случилось, вирус должен мутировать, стать более злым. Мы встречали и более тяжелые ситуации. И в 2012-м, и 2014-м тяжелый грипп гулял. Тоже с дыхательной недостаточностью. Ничего, справились.

- Тогда чем вызвана нынешняя всеобщая паника и мобилизация?

- Пытаюсь рассуждать как врач, опираясь не на эмоции, а на знания, которыми располагаю. Понимаете, с медицинской точки зрения, мы имеем дело с новым подтипом вируса, против которого у нас нет никакого иммунитета. Прослойка популяции людей, имеющих защищенность от коронавируса, очень мала. Поэтому и нельзя допустить пикового роста числа заболевших, всплеска по экспоненте. Иначе число летальных случаев начнет быстро расти. Мы же знаем, что от коронавируса люди умирают. Большая часть, к сожалению, это старики, те, кому за 65. В первую очередь, эту категорию надо защитить и поберечь. Особенно тех, у кого имеются отягощающие патологии. Поскольку полиорганная и дыхательная недостаточность являются основной проблемой.

Об этом все сейчас говорят.

Что касается всемирного шухера из-за пандемии, думаю, есть минимум два аспекта.

Первое. Действительно, быстрое распространение вируса по планете таит определенную угрозу. Раньше люди так много не двигались, не летали, поэтому и не могли столь стремительно разнести заразу по свету. А иммунитета, повторяю, нет, никто пока не знает, как вирус будет развиваться. Это медицинская часть истории.

Второе. Не обойтись без политики и экономики. Об этом мне сложно судить, но, уверен, данный аспект тоже нельзя сбрасывать со счетов. Не зря ведь уже говорят, что по глобальным последствиям нынешнюю пандемию можно сравнить с войной. По сути, идет передел мира. Каким он будет завтра?

Конечно, мне проще говорить о медицинской составляющей. Повторю, были и более тяжелые инфекции за последние годы. Взять, скажем, атипичную пневмонию. Количество смертей было зашкаливающим. До сорока процентов от заболевших погибало. Другое дело, что контагиозность того вируса была другой, его удалось обуздать.

И вспышку Эболы погасили. Тоже штука весьма неприятная, но способность распространяться у нее была ниже, чем у нового коронавируса. Мировое сообщество и тогда приподнялось.

Важна контагиозность, иными словами, способность инфицированного заразить другого человека. Коронавирус может перекинуться от одного больного к двум-трем здоровым.

При этом, посмотрите: если взять даже не самый тяжелый грипп, гуляющий в этом году, окажется, что количество смертей от заболевания, для которого есть вакцина и лекарства, пока выше, чем от коронавируса. Я регулярно мониторю информацию американского центра по контролю за заболеваниями. Он примерно раз в неделю публикует официальные данные. И вот, пожалуйста: к середине марта в США от гриппа погибло более двадцати тысяч человек. С 1 октября - 32 миллиона заболевших, 14 миллионов медицинских визитов, 310 тысяч госпитализаций... И общество не паникует, не бьет в набат, нет такой ажитации, как из-за коронавируса.

Другое дело - чего мы сейчас и опасаемся - если распространенность COVID-19 будет, как у гриппа, количество смертей окажется выше. Раз в пять минимум. Это много.

- Для себя лично какие-то оргвыводы сделали? Запаслись тушенкой, гречкой и туалетной бумагой?

- Не вижу необходимости и смысла. Надеюсь, истерика со скупкой товаров впрок в какой-то момент закончится.

- Когда?

- Я оптимист по натуре, но не гадалка... Власти, СМИ должны постоянно работать с людьми, объяснять, не скрывать информацию.

Да, патоген нас опережает, мы в погоне, а желательно быть впереди... Думаю, еще месяца полтора-два рост заболевших будет идти вверх, потом ситуация стабилизируется. Обычно к лету эпидемии затухают естественным путем. Но сложно сказать, как дела станут развиваться осенью, в следующий эпидсезон.

- Значит, расслабляться рано?

- Но и в панику ударяться не стоит. Человечество обязательно победит и приобретет новый полезный опыт. Это главное. Поскольку жить - здорово!