Киевлянин Дмитрий Заборин называет себя предводителем Союза поисковых отрядов Украины. Называет в шутку, хотя руководит поисковиками давно и всерьез. На счету его команды сотни найденных и перезахороненных останков солдат Великой Отечественной. Многие павшие на той войне наконец обрели не только могилу, но и восстановленные имена на траурных обелисках.
Сначала мы с Дмитрием планировали встречу в Киеве, потом решили перенести рандеву в нейтральный Минск, но пандемия коронавируса не оставила выбора - лишь видеозвонок по Skype.
Время от времени в разговор врывался маленький сын Дмитрия, пока не уснул, убаюканный нашими голосами...
О деде Сергее
- Когда слышите традиционное ныне обращение "Слава Украине", как отвечаете, Дмитрий?
- Избегаю стандартных форматов. Если кто-то продолжает настаивать, нахожу что сказать.
- Например?
- Особо упорным товарищам популярно объясняю, что считаю себя слишком сложноустроенным существом, чтобы говорить речевками. Кроме того, меня воспитывали в советских традициях, когда фраза звучала иначе - "Слава героям". Вроде мелочь, изменен порядок слов, но и смысл становится другим.
Для меня герои - солдаты и полководцы Великой Отечественной. А до того - красные командиры Гражданской войны, Суворов, Кутузов и матрос Кошка. Как историк понимаю: все гораздо сложнее, и эти люди не были идеальными. Но моя картина мира предполагает наличие опорных точек. Нельзя повиснуть в пустоте, а потом вдруг начать восхищаться теми, кто еще вчера в общественном сознании героем не являлся...
- Вы называете себя советским человеком, хотя прожили при Союзе лишь тринадцать лет. Думаю, даже в комсомол не успели вступить.
- Нам предлагали, но мы отказались, поскольку не видели практического смысла... Однако дело ведь не в количестве лет, проведенных в СССР. Эта цифра не означает, будто я ничего не знаю о том времени, как и не отменяет наличия родителей, дедушек, бабушек, людей, которые учили меня и создали все, что делало нас страной.
- В Сети висит записанный вами к 75-летию Победы ролик, где коротко рассказываете про деда-фронтовика. Можно чуть подробнее?
- Сергей Иванович Заборин защищал Одессу осенью 1941 года... Вы смотрели сериал "Ликвидация" Сергея Урсуляка? Может, помните эпизод: главный герой Давид Гоцман слушает концерт Леонида Утесова. Тот поет песню "У Черного моря", а на экране показывают хронику обороны Одессы. Каждый раз, когда вижу, как моряки быстро разбирают оружие, строятся в колонны и отправляются на передовую, наворачиваются слезы, не могу сдержаться. Мне кажется, что сейчас в кадре промелькнет лицо моего деда...
После мореходки он ходил механиком на теплоходах "Клим Ворошилов" и "Армения", потом на танкере "Совнефть". Когда началась война, записался в добровольцы, попал во 2-й батальон морской пехоты 95-й стрелковой дивизии. Они держали оборону на подступах к Одессе. Я бывал на тех позициях, храню моряцкую военную пряжку, которую нашел там. Такую, знаете, потертую.
Когда из города выводили Приморскую армию, генерал Петров отдал приказ оставить в арьергарде по роте из каждого батальона. Дед вспоминал, что туда откомандировали одесситов. Положенное время стояли на позициях, отбили атаку, а 16 октября пришли в порт, где их никто не ждал. Вот морячки и разбрелись по домам, деваться-то было некуда. Вошедшие в город румыны всех и переловили. Отправили в лагерь для военнопленных.
Дед дважды сбегал. Сначала из Болграда Одесской области. Во второй раз вместе с товарищем ушел из-под Брашова, это уже территория Румынии.
Бежали по кукурузному полю, а местные крестьяне увидели их и давай гоняться с топорами на лошадях. Товарища забили насмерть. Деда ударили по голове, он потерял сознание. Вмятина на черепе навсегда осталась. После второго побега деда уже содержали в штрафном лагере. В 1944 году там было восстание, военнопленные захватили оружие, перебили охрану и оборонялись до подхода частей Красной армии.
Проверку СМЕРШа дед прошел легко, чем потом очень гордился. Его отправили в противотанковую артиллерию. Воевал в Венгрии, брал Вену, получил тяжелое ранение. В госпитале, когда из него осколки выковыривали, познакомился с бабушкой. Так вот дальше и пошло...
- Сергей Иванович сам вам это рассказывал?
- Ну, я маловат был, чтобы особо расспрашивать. Дед обычно отделывался шутками: "Да там все просто. Кричат: "Танки справа!" Мы, значит, пушку туда тащим. Следом новая команда: "Танки слева!" Мы опять крутим, заряжаем. Вот и вся война, внучок".
После Победы дед с тремя земляками-одесситами поехал через всю страну строить базу рыболовецкого флота в Холмске. Построил...
И отец мой родился на Сахалине.
О первых находках
- А вы, значит, из Донецка?
- Там жили родители мамы, к ним она и приехала, родила меня и вернулась к отцу на Дальний Восток. Через несколько лет мы все перебрались в Донбасс, где я, по сути, и вырос. Окончил школу, пошел служить в армию...
- Видимо, это конец девяностых?
- 1996-1998-е годы. Попал в 19-й дивизию РВСН в Хмельницком. Тоже важный кирпичик в формировании моего сознания. Я увидел колоссальную инфраструктуру ракетных войск стратегического назначения, которая закладывалась при Советском Союзе, а потом развалилась фактически на моих глазах. Когда уезжал на дембель, взорвали последнюю ракетную шахту в Первомайске. Я успел потрогать руками, почувствовать эту махину, хотя она уже трещала по швам. В стоявшей на боевом дежурстве дивизии ежедневно на час-полтора отключался свет. Под конец службы и казармы не отапливались...
Но именно в то время у меня в голове многое устаканилось, я понял кое-что важное за жизнь, как говорят в Одессе.
- А когда пришли к поисковой работе, Дмитрий?
- Интерес был с детства. Мне снился серый берег Охотского моря, заваленный пулеметными лентами, патронами, касками, ящиками. А я куда-то иду. Такой вот повторяющийся сон.
- Почему Охотского моря, а не, скажем, Черного или Азовского?
- Видимо, сказывались рассказы родителей о времени, проведенном на Дальнем Востоке, фотографии из маминых геологических экспедиций и отцовских походов. С пацанами мы пытались копать какие-то железки у себя во дворе. Однажды я принес домой такое, "что мама с папой плакали навзрыд".
- Что это было?
- Подозреваю, малокалиберный снаряд, но сосед дядя Гена все свел к шутке и утащил "трофей" от греха подальше.
Всерьез поисковой работой я занялся через несколько лет после армии. Поступил тогда во второй раз в университет, учился на истфаке и увлекся, увидев в интернете фотографии находок. Сразу навязчивый детский сон всплыл в голове. Подумал: надо ехать в лес, может, найду себе какой-нибудь пулемет.
Года с 2001-го и завертелось. В жизни так бывает: начинаешь чем-то упорно, с интересом заниматься, и постепенно все складывается. Я познакомился с человеком, который увлекался реконструкцией и раскопками. Он и вывел меня на интересные места, где я сделал свои первые находки.
Со временем влился в огромное сообщество поисковиков, реконструкторов, историков, фортификаторов. Это была шумная компания, которая активно общалась на форумах, дружила, в гости друг к другу ездила.
- Где вы начинали?
- Меня отвезли в своеобразную "песочницу", куда все новички ходили тренироваться с приборами. Это территория, прилегающая к донецкому аэропорту, теперь печально известному. Современную взлетную полосу проложили по позициям авиаполевых частей Люфтваффе, прикрывавших старый аэропорт, который активно использовался в годы оккупации. Вдоль бетонного забора хорошо просматривались окопы, где можно было отыскать кучу всякого добра.
Например, крышечки от бомбовых взрывателей с надписями на немецком, гильзы, обломки кокард. Словом, мелочевку, представлявшую невероятный интерес для начинающего копателя. Первый же металлоискатель, российский АКА "Кондор", был профессиональным. Мне его подарил хозяин сети ресторанов из Донецка Вячеслав Попов. Он мечтал создать лучший военно-исторический музей в регионе и впоследствии создал.
Потом стал выезжать на Северский Донец, где почти три года шли бои, на Миус-фронт.
Когда перебрался в Киев, начал участвовать в поисках павших солдат. Это оказалось точкой невозврата, я понял: железо хоть и представляет определенный интерес для меня, но это далеко не главное.
О "черных копателях"
- Расскажите о первом серьезном подъеме.
- 2005 год. Бориспольский район. На поле у кургана Язвина Могила лежали моряки Пинской флотилии, погибшие в сентябре 1941-го, когда прикрывали отход 37-й армии от Киева. Первых я их "назвонил": офицер, матрос и девочка-санитар с трогательным пластиковым гребешком на голове. Они лежали в тяжелой глине, сохранились большие фрагменты шинелей и бушлатов, сапоги, личные вещи. Грунт законсервировал запах разложения, в головных уборах были волосы...
Увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление.
- Много народу с тех пор подняли?
- В среднем по сто человек в год. До последнего времени динамика сохранялась.
- Получается, ваша команда обнаружила останки полутора тысяч человек? Набирается на три мотострелковых батальона.
- Это коллективный результат, включая Вахты памяти в Карелии, куда периодически езжу с 2008 года. А там никогда меньше сотни не хоронили, самый большой подъем, в котором участвовал, - 145 бойцов из одной ямы.
Но специально всех никогда не подсчитывал. Не ставил такой цели.
- Поясните, чем "черный копатель" отличается от поисковика?
- Строго говоря, грань тонка, особенно если вспомнить, что в Украине до сих пор нет профильного закона, регулирующего поисковую деятельность. Поэтому при желании обвинить в "чернокопательстве" можно даже вполне приличных людей, тем более часть норм писалась в 1990-е годы для переноса немецких кладбищ, и нас пытаются загнать в требования, не имеющие ничего общего с реальностью. Но коль нет бумажки, формально ты - нарушитель.
Если же говорить понятийно, "черные копатели" интересуются железом, тем, что можно продать. В первую очередь - немцами, при которых и хлама всякого больше, и в цене он гораздо выше. При советском солдате что особенного найдешь?
"Черные копатели" могут, скажем так, по-человечески относиться к останкам, не потрошить их, а позвать нас, чтобы произвели расчистку, не потеряв медальон и подписанные вещи, по которым есть шанс установить личность погибшего.
Но встречаются и те, кто ведет себя по-скотски. Выкапывают бойца как картошку, забирают, с их точки зрения, все ценное, потом сваливают кости назад в яму либо бросают в мешок и лишь потом звонят нам, дескать, забирайте. Подобных уродов, к сожалению, много.
Основную же массу "черных копателей" составляют так называемые "старинщики" или "монетчики", которые ходят с верховыми приборами и ищут то, что имеет большую ценность, нежели ржавое железо. Они тоже периодически натыкаются на солдат, но эта категория людей обычно их не трогает, а связывается с поисковиками.
- Конфликты у вас с "черными" случались?
- Скорее, словесные перепалки. До драк на лопатах пока не доходило. Хотя тех, кто рубят кости либо делают собачьи захоронки под крестами из палок, я бы наказывал максимально жестко. Другое дело, что правовой механизм и тут не прописан. Законопроекты, которые я готовил и пытался протолкнуть, уже лет шесть болтаются где-то в Верховной раде. Никого эта тема в Украине особо не интересует.
О красноармейце Глазове
- У вас есть представление, сколько неупокоенных солдат лежит по полям да лесам?
- Думаю, еще десятки тысяч. Точнее никто не скажет.
- Среди тех, кого подняли, многих помните по именам?
- Скорее, по фамилиям или, что называется, в лицо. Самый, пожалуй, памятный для меня красноармеец - Иван Глазов. Он погиб в сентябре 1941 года на Черниговщине, недалеко от нынешней границы Украины и России.
Мы добрались до места уже ночью, измаялись в дороге, но все-таки вышли и по темноте нашли первого солдата.
- Это какой населенный пункт?
- Да нет там никаких пунктов! Глухомань! Ни связи мобильной, ничего - треугольник между селами, в которых осталось по десять стариков...
За оградкой площадью, наверное, метров десять квадратных стоял обелиск. Мол, здесь в бою погибли лейтенант Тарнов, рядовые Долгов, Горбачев и Хандучалов. Имена еще двухсот восьмидесяти павших неизвестны.
Мы начали искать и увидели, что в относительно недавно высаженном молодом сосновом лесу везде лежат верховые.
- Что это значит?
- По сути, на поверхности. Как погибли, так и остались, никто их не хоронил. Второго солдатика я нашел уже наутро. Разгреб хвою, а под ней - каска. Стал раскапывать дальше и отрыл бойца в неглубоком окопчике, голова вровень с землей. В лоб ударил осколок, вот мужик и остался сидеть на семьдесят с лишним лет...
Это был левый фланг 21-й армии Брянского фронта, заплутавший в лесах и болотах. Солдаты расположились на полянке, а немцы их вычислили и, охватив полукольцом, принялись крошить из пулеметов. Мы потом нашли несколько мешков настрела в точках, где сидели вражеские пулеметчики. Красноармейцам деваться было попросту некуда, они заметались, пытались окапываться, отбиваться...
Леса я никогда не боялся, но в тот раз мне впервые стало по-настоящему жутко. Ощущение, будто тебя постоянно сверлят чьи-то недобрые глаза. Страшно было ночью выйти из палатки, испытывал в темноте какой-то душераздирающий ужас. Все его чувствовали, не только я. Нехорошее место...
Но среди тех, кого мы нашли на поляне, почти девяносто процентов были с медальонами, а Иван Глазов еще и с партбилетом. Глава сельсовета из деревни Новоселки Сергиево-Посадского района Московской области стал первым солдатом, которого мы перевезли через границу, домой, к детям.
На оформление документов я тогда потратил год. Никто еще не знал процедуру, она попросту не существовала. А тут, значит, мужик тащит кости, оформленные непонятно каким образом... Сначала дрался с украинской таможней, потом с российской, но здравый смысл взял верх, и Ивана Васильевича встретили две его дочери и куча внуков...
Тогда же я познакомился с ребятами из Подмосковья, с Константином Смирновым из поискового объединения "Плацдарм". Мы до сих пор дружим, общаемся. На Вахты в Карелию я езжу к ним.
- Потом вы еще возили прах бойцов в Россию?
- Передавали очень много, но лично уже не ездил. Этим много лет занимается Андрей Лященко, земляк из Луганской области. Сейчас он живет в Питере, и это его основная работа в поиске. Сначала поездом доставлял, теперь машиной. Забирает сразу у нескольких поисковых отрядов останки солдат, развозит по России, по городам и весям, в дальние дали. Оттуда везет на родину украинцев. За эти годы сложилась определенная система, пограничники и таможня привыкли к необычному грузу, относятся с пониманием.
О Союзе
- Сколько народу в Союзе поисковых отрядов Украины?
- Списочного состава под шестьдесят человек, но в экспедиции выезжает меньше. Работают отряды в Киеве, Чернигове, Киевской и Донецкой областях. Хотят присоединиться ребята с Луганщины, оформляют документы. У нас партнерские отношения с ИПО "Неизвестный солдат" и давняя дружба с запорожским "Бастионом".
Возраст, профессии, род занятий у поисковиков самые разные. Есть отставной полковник, ему идет седьмой десяток. Из молодых - парни по двадцать с небольшим лет. Кто поопытнее учит новичков, помогает освоить технологию работы с останками.
- В чем ее особенности?
- Сначала нужно определиться, где копать. Собрать информацию, выйти на место. Потом организовать процесс в поле. Когда находят бойца, надо грамотно все расчистить археологическим методом, правильно выложить кости на баннер, чтобы ничего не потерять и не вручить родственникам, извините, чужие останки. Такие случаи были, и не раз.
Следующий этап - консервация медальона для передачи экспертам. Сами стараемся не крутить. Медальон - это судьба, шанс. Если удается установить имя бойца, начинаем поиск родных. Когда находим, всякий раз возникают совершенно особенные переживания. Описать словами их трудно, надо самому через это пройти.
- А что собой представляет медальон?
- Бакелитовый футляр с резьбой, куда вложен листок с фамилией. Бумага очень тленна, особенно если поля пахотные, а у нас основные подъемы идут именно там. Возьмем, к примеру, Донецкую область, южный край Барвенковского котла, май 1942 года. Верховые бойцы лежат там на глубине 20-30 сантиметров максимум. По всему полю разбросаны - с винтовками, гранатами, личными вещами...
И по их костям каждый год трактора ездят. Сеют, пашут. Вот так.
- Кто, извините, пускает вас на эти поля? Придет хозяин, скажет: "Алло, база, по какому праву тут ковыряетесь?"
- Во-первых, у нас есть разрешительные документы, и мы стараемся заранее договариваться с фермерами, предупреждаем, что будем копать, искать бойцов. Попадаются, конечно, тупые персонажи, упираются, начинают орать. В таком случае есть два варианта: послать их подальше либо как-то по-мирному разрулить ситуацию. Чаще ждем, когда закончатся сельхозработы, урожай уберут, и все - поле наше.
Но главная проблема - застройщики, которые вокруг Киева отгрохали новый город. И все на земле, в которой лежат солдаты. С бизнесом договориться практически невозможно, это люди с пустыми глазами, не понимающие, как можно что-то делать бесплатно и от души. Была пара конкретных случаев, когда нас с боем не пускали, - охрана, угрозы, пугалки. В одном из таких мест сейчас стоит огромный торговый центр, траншея с солдатами закатана под асфальт...
Сельские власти относятся лояльнее, пока дело не доходит до захоронений. Это хлопотно, деньги какие-то надо тратить... Кроме того, опасаются советской символики или что не та песня зазвучит на церемонии.
Пару лет назад мы делали захоронение в Киевской области, нам выделили землю на кладбище рядом с могилами героев АТО. Собралось местное руководство, стало заворачивать политическую петрушку, мол, наши хлопцы и тогда воевали, защищая родную землю, и сейчас за нее гибнут. У меня есть медаль за поиск, где колодочка с георгиевской лентой. Она вызвала шок, моим парням устроили скандал с криками. Хотя всем известно, что еще шесть лет назад те же чиновники ходили на 9 мая с черно-оранжевыми ленточками и клали цветы к Вечному огню. О таких у нас говорят: "Кто при немцах жил, тот и сейчас живет".
Если завтра, к примеру, власть поменяется, эти перевертыши первыми выйдут в буденовках и скажут, что хоронили советских солдат. Поэтому на следующую церемонию я приехал в командирской фуражке со звездой.
О "Прощании славянки"
- Троллите, на грубость нарываетесь?
- С одной стороны, можно и так трактовать, но должно же быть хоть какое-то самоуважение. Почему я должен прятаться? Стараюсь, чтобы на захоронениях всегда звучало "Прощание славянки". Местные музыканты обычно играют какие-то марши, гимн Украины, а я подхожу и говорю: "Мужики, когда гробы будем опускать, исполните "Прощание славянки". Сыграете?" Они говорят: "Сделаем". Вот и все.
Конечно, не везде так. Чем выше начальство, тем больше проблем, но сельские головы чаще помогают. Памятники ремонтируют, за захоронениями следят. Да, звезды рисовать нельзя, теперь это считается пропагандой тоталитарного режима, за георгиевскую ленточку предусмотрен штраф, но в целом люди нормально относятся. Правда, боятся, что приедут какие-нибудь активисты, начнут бить, жечь и громить. Никто не хочет проблем.
- А вы, значит, их ищете?
- Повторяю, это попытка сохранить собственное достоинство и общую память в тяжелое время, когда ее целенаправленно уничтожают. Мне часто бывает стыдно, когда нас хвалят люди из других государств, охают и делают круглые глаза: "Вот не подумали бы, что в Украине еще кто-то этим занимается". Будто все разумные, честные, цельные люди здесь исчезли. Словно наше родство, идущее от тех воинов, прекратилось. А ведь это не так.
Например, по боям 1943 года у реки Тетерев мы нашли в лесу казаха. Выехали с ночевкой, вечером у костра водку пили, и один из наших пацанов говорит, мол, кто хочет домой вернуться, давай к нам. Есть такой обычай: когда пьем третью за павших бойцов, чуть-чуть водки на землю проливаем. Так надо.
- Для тех, кто в ней лежит, да?
- Именно! А на следующий день вышли в лес, где нас интересовала конкретная высота, смотрим, вокруг нее все перекопано. Кто-то плотно отработал. В 1943-м там наступала кавалерийская дивизия с приданым полком легких танков Т-26. Немцы здорово их расколошматили. И вот ходим мы удрученно вокруг окопов, и вдруг под сосной - сигнал. Начинаем копать, а там боец, завернутый в плащ-палатку, в ногах - подписной котелок. Мухамадиев Сатыбалды. И по форме черепа видно, что азиат...
Кинули клич - поднялась вся казахская диаспора от Харькова до Питера, встали на уши посольство, органы власти, нашли родственников в глубинном Казахстане. По осени прилетела племянница, мы ее отвезли в лес, на место гибели солдата. Она там села, помолилась, а дома парня похоронили по исламским обычаям на местном кладбище. Интересно, что у родственников не осталось фотографий Сатыбалды, и на семейном совете они решали, кто, по воспоминаниям старших, больше других похож на погибшего. Выбрали молодого пацана и постановили, что он будет вместо Сатыбалды. Сделали фотографию в пилотке и гимнастерке, повесили на почетном месте в доме.
Так вот. Все эти люди - те, кто искал, помогал, организовывал доставку, решал проблемы, провожал в последний путь, - все они в какой-то момент ощущали себя большой семьей, думающей и переживающей одинаково. И так бывает почти каждый раз.
О "Бессмертном полке"
- Вы на "Бессмертный полк" ходите, Дмитрий?
- В прошлом году был, но с 2014-го стараюсь уезжать из Киева на 9 мая. Боюсь не сдержаться.
- В смысле?
- В буквальном. День Победы теперь проходит в невыносимой атмосфере и оформлен как... зверинец. Место, где собирается народ, обнесено сетчатым забором, на входе стоят полицаи с овчарками и куча активистов, которые начинают дергать людей на выходе из метро, срывать с них символику, которая кажется кому-то неправильной. При молчаливом согласии правоохранителей. В 2019-м с первого шага мне пришлось защищать какую-то барышню...
Никто не руководит собравшимися, нет программы, неорганизованная масса валит куда-то. У Вечного огня уже ждут заряженные "патриоты", хором орут любимые речевки про москалей и ватников, оскорбляют, провоцируют. Я хотел их разорвать, ребята еле сдержали, сказали, что этим мерзавцам ничего не будет, а меня однозначно "закроют". Долго потом испытывал чувство стыда - ну, вроде как струсил.
За шесть лет не привык к подобному отношению, не научился спокойнее реагировать.
- Как домашние воспринимают вашу поисковую работу?
- Нормально, с пониманием. Правда, старшие дети у меня девочки, а занятие все же для мужчин. Жду, пока сын подрастет. Думаю, и для него дел хватит. Лопату передам по наследству.
- У вас есть любимая?
- Добротная садовая "американка", цельнометаллическая. Но есть и Fiskars, культовая марка среди поисковиков. В любом случае лопаты на прямой ручке, которыми по весне на дачах грядки ковыряют, мы не используем, инструмент должен быть профессиональный, а копать мы умеем стоя, сидя, лежа и даже вниз головой.
В багажнике постоянно три лопаты и "кошерный совочек" для работы в яме, на него подгребается земля.
- Последняя ваша находка?
- В начале апреля подняли бойца на рубеже обороны Киева, в местах, которые считаются "выбитыми". "Монетчики" проходили по склону недалеко от легендарного 205-го дота и "вызвонили" солдата. Видимо, его смыло вешними водами в крутой яр, а погиб он где-то наверху. Пробитая осколком каска, пара патронов в кармане, целлулоидный воротничок - вот и все имущество.
- Имя вряд ли удастся установить?
- Шансов мало. Если бы была база ДНК, теоретически опознавать можно было бы всех, не осталось бы неизвестных солдат. Но не в наших условиях. Пока все делается по старинке - при наличии медальона или документа, подписанных вещей, хотя и они не дают стопроцентной уверенности.
О Дне Победы
- И что делать, если останки найдены без опознавательных знаков? Ваши дальнейшие шаги?
- Бойцы накапливаются до захоронения, которые обычно проводим 8 или 9 мая.
День Победы у нас всегда либо на кладбище, либо в поле. Садимся с ребятами и едем прочь из Киева. В каждом селе идем к братской могиле, кладем цветы. Где-то проходят местные мероприятия, собираются люди, мы с ними стоим.
В селах ведь все иначе, чем в больших городах. Старики-ветераны прожили век на глазах у земляков, работали, были учителями или механизаторами. Односельчане их помнят, для каждого это личный праздник.
Хотя, конечно, пропаганда делает черное дело, телевизор годами промывают мозги, и люди неизбежно начинают повторять то, что слышат. Но обвинять в беспамятстве их можно меньше всего.
- Как обычно проходит захоронение?
- Всегда с отпеванием и залпом над могилой. Если приезжают родственники, плачут все. Долгое время мы хоронили солдат на специально отведенном участке под Киевом, потом вернулись к практике захоронений там, где бойцы погибли. В этом году нам предложили помощь монашки из Ольшанского женского монастыря. У них есть крипта, они готовы принимать останки и молиться о павших воинах.
- Сколько у вас сейчас таких, ждущих своего часа?
- С ноября мы с коллегами подняли по боям июля 1941-го более десятка. У черниговцев уже пятеро, двоих установили. У Александра Федоровича Филина нашли дочь в Хмельницкой области, хотя мужик с Рязанщины, а призывался из Малоярославца. Иван Андреевич Шишков из Подмосковья. Примерно оттуда же, откуда и Глазов. И воевал на левом фланге Брянского фронта.
Плюс в Донецкой области подняли более двух десятков.
Из-за карантина пока все замерло, но весь сезон впереди.
- Это уже потребность?
- Кто-то ездит на рыбалку или охоту, а мы в поле - копать. В любую погоду. В прошлом году я месяц дома отсутствовал. Сначала поехал под Питер к друзьям, там по болотам лазал, оттуда отправился в Эстонию, на острове Вилсанди подняли моряка.
Потом - еще на десять дней в Карелию. Сто тринадцать человек с той Вахты...
О кургане
- А бывали в вашей практике какие-то труднообъяснимые истории, не поддающиеся логике?
- Отношусь к этому очень серьезно. Один боец даже у меня по дому бродил. Душа его...
Нашли мы солдата по 1941 году. Дядечка был хозяйственный, запасливый, судя по костям и зубам, в возрасте. Имел при себе кучу всего - пару запасных ремней, зеркальце, бритву, штык, немецкий котелок, еще какие-то трофейные штучки. Тогда мы еще не определились с местом, где депонировать останки, поэтому я вывез мешок в глухое место, чтобы забрать перед захоронением, а железки и прочее добро взял домой, положил у дверей, чтобы никто случайно с прибором не наткнулся в лесу и не разворошил кости.
А в коридоре стоял мешок картошки, поверх него лежали какие-то другие железки. И вот ночью все это с грохотом рухнуло. Сначала подумал, что случайность, но еще месяц в коридоре и ванной все без конца падало, развешанные на просушку вещи вечно валялись по полу. На мои уговоры солдат не реагировал. Сигарету ему клал, наливал пятьдесят граммов - ни в какую! А когда поехал забирать, он два часа кружил меня по лесу. Только после захоронения отвязался.
- Значит, ничего из находок не оставляете на память, Дмитрий? Кроме той моряцкой пряжки из-под Одессы, о которой рассказывали в начале?
- Брать солдатские личные вещи у поисковиков считается дурным тоном. Лишь в особых случаях, когда чувствуешь, что можно. Например, у меня есть значок "Отличник РККА" с отломанным винтом. Его носил солдат, погибший в окружении в киевском котле.
Это память о том подъеме. Сборной бригаде окруженцев некуда было деваться. Команда бронепоезда, пехотинцы, кавалеристы, химики попали в безвыходную ситуацию. Тогда среди непроходимых рек Трубеж и Недра было наперечет дорог и переправ, за спиной - немцы, справа - болото, а им нужно было прорываться. Вот парни и поперли в самоубийственную атаку на курган с вражеским опорным пунктом...
Его, кстати, описал Тарас Шевченко в стихотворении "Разрытая могила":
"Начетверо розкопана,
Розрита могила.
Чого вони там шукали?
Що там схоронили..."
На место нам указал дед-пастух. Бойцы лежали практически через каждые несколько метров - с оружием, личными вещами... Мало того, они перли кучу всякого железа, боясь потерять казенное имущество. Совершенно фантастические вещи, которые вряд ли кто-то тащил бы, когда есть реальная угроза жизни. Цельнометаллическое кавалерийское седло для перевозки минометов или блок с противовесом килограммов на двадцать от приспособления для подъема воды...
У меня возникло чувство, будто вижу бойцов со спины. Загоревшие на солнце шеи, линялые пилотки, грязные подворотнички, зачуханные гимнастерки с соляными разводами под ремнем... Они идут на курган, откуда им в лицо несется рой пуль. А я читаю на их спинах не страх, нет - упорство и желание дойти во что бы то ни стало.
У одного из безымянных остался значок отличника РККА. Когда беру его, снова вижу тех парней. И вот честно: понимаю в такие минуты, что не зря топчу землю, не даром провожу время, отпущенное на жизнь...
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем