Граф Арсений Закревский: Забочусь и хлопочу по холере...

Как в 1830-1831 годах верховная власть боролась с первой в истории Российской империи вспышкой холеры - самого смертоносного в то время инфекционного заболевания?

Пришло время задать прошлому этот ранее не задававшийся вопрос.

Министр без связей

4 сентября 1830 года министр внутренних дел, генерал от инфантерии граф Арсений Андреевич Закревский (1786-1865) был назначен председателем Комитета по борьбе с холерой. Граф получил чрезвычайные полномочия. Он не стал медлить и уже 10 сентября покинул Петербург. Ему предстояло провести в непрестанных разъездах пять долгих месяцев и объехать 12 охваченных холерой губерний. И вот энергичный администратор в сопровождении группы медиков скачет по плохим дорогам на почтовых, чтобы в режиме ручного управления заставить начальников губерний выйти из состояния привычной бюрократической спячки и подать первую помощь страждущим.

Для этой нелегкой работы он подходил идеально. Потому что выходец из очень бедного тверского дворянского рода Закревский - это государственный деятель, который сделал себя сам. Сделал даже не с нулевой, а с отрицательной отметки.

Резкие обличения герценовского "Колокола" создали Закревскому в высшей степени нелестную репутацию крайнего реакционера, самодура, "грубого и неотесанного", по словам Герцена, солдафона.

Справедливо ли это? Постараемся разобраться.

Он не имел ни связей, ни покровителей, ни состояния. "...Ты не из того класса, который в колыбели валяется на розовых листах, и в зрелых летах не сходит с атласного дивана, а из наших братьев перешедших на диван (и то кожаный, и по милости Царя и верной службы) с пука соломы"¹, - так 1 мая 1815 года написал Закревскому его добрый приятель Денис Давыдов.

Сын отставного поручика, ставший генералом в 27 лет, хорошо знал реальную жизнь и интересы простых людей - солдат, армейских офицеров, заурядных чиновников. Чуждался придворных интриг. Сторонился большого света. Не клянчил имений. Был превосходным управленцем и не имел себе равных в ответственных делах, требовавших безотлагательного исполнения, скрупулезности и пунктуальности.

Денис Давыдов очень точно охарактеризовал деловые качества Закревского: "...Сердце твое русское, твердость английская, а аккуратность немецкая, единственное доброе качество сей нации"².

Это было феноменальное соединение выдающихся качеств.

Интриги III Отделения

Восшествие на престол Николая I генерал-адъютант и генерал-лейтенант Закревский встретил на посту финляндского генерал-губернатора и командира Финляндского отдельного корпуса. Генерал твердо держал в своих руках все нити управления Великим княжеством Финляндским. И край, и корпус без малейших эксцессов присягнули новому императору. Никаких членов тайного общества в корпусе Закревского выявлено не было. И нет ничего удивительного, что генерал-губернатор был взыскан монаршей милостью.

В декабре 1826 года Закревского назначили сенатором, а апреле 1828 года - министром внутренних дел и членом Государственного совета. В апреле 1829 года произвели в чин генерала от инфантерии (II класс Табели о рангах, выше - только генерал-фельдмаршал), в 1830-м он получил титул графа Великого княжества Финляндского. Чего же боле?

Но при этом Николай I относился к выдвиженцу настороженно. Между царем и министром установились сугубо официальные отношения, исключающие доверительность. За все эти годы граф только два раза приватно обедал у государя, хотя другие генерал-адъютанты, занимавшие гораздо менее значимые служебные посты, постоянно приглашались Николаем I разделить с ним трапезу. Ближайшее царское окружение настороженно взирало на сына отставного поручика, ставшего графом, а сам Закревский так и не смог приучить себя к большому свету.

Конфликт был неизбежен.

В конце 1829 года враги нанесли первый удар. В годовом отчете III Отделения императору читаем: "Согласно общественному мнению, министр внутренних дел должен быть человеком образованным, знакомым с ходом дел в других европейских государствах и говорящим на иностранных языках. Господин Закревский деятелен и враг хищений, но он совершенный невежда. ...В целях достижения некоторой популярности и репутации великого государственного человека в русском смысле этого слова, господин Закревский полагает свою честь в том, чтобы незаметно оказывать покровительство своим подчиненным"³. Действительно, Закревский считал несправедливым, что жалованье чиновников Министерства финансов в два раза превосходит жалованье чиновников МВД, которые фактически обречены на нищету и за получаемые деньги "едва существовать могут"⁴.

Говоря языком сегодняшнего дня, тайная политическая полиция обвинила главу МВД в неприкрытом популизме. Это был форменный донос, впрочем, оставленный пока царем без внимания.

Командировка в ад

Эпидемия холеры дала в руки недоброжелателей графа мощное оружие, которое они, как им казалось, с успехом против него использовали. Императору как бы случайно подали мысль: а не отправить ли на борьбу с холерой в провинции энергичного главу МВД. Николай I нехитрую интригу разгадал, расставаться с Закревским на долгий срок не намеревался и дал Арсению Андреевичу возможность подумать несколько дней. По умолчанию предполагалось, что граф никуда не поедет. Министр мог ответить, что он будет полезнее в Петербурге, что в провинцию следует командировать чиновников рангом ниже, снабдив их чрезвычайными полномочиями, - да мало ли что можно ответить, когда тебе предлагают рискнуть жизнью?

Закревский играть с царем в поддавки отказался. В сентябре 1830 года он покинул столицу.

Граф оставил Петербург столь поспешно, что даже не успел соответствующим образом выправить себе выдачу подъемных и прогонных денег. (Как сказали бы в наши дни, граф поехал в провинцию, не оформив командировочное удостоверение, маршрутный лист и не получив аванс в бухгалтерии). И потому ему предстояло спасать Россию от холеры за свои собственные деньги. За пять месяцев Закревский истратил 50 тысяч и, чтобы свести концы с концами, был вынужден заложить богатые имения жены Аграфены Федоровны, в том числе знаменитое Ивановское, что в двух верстах от Подольска.

Это был поразительный поступок!

Для сравнения: назначенный в 1812 году главнокомандующим князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов поспешил испросить у Александра 110 тысяч рублей подъемных и придворный экипаж. Во время похода Кутузову готовил царский повар, вся посуда была от двора, а обед подавался фельдмаршалу на серебряном сервизе⁵. Ничего подобного не было у министра внутренних дел, привыкшего в юности питаться яичницей собственного приготовления.

Лишь князь Волконский, министр Императорского двора, от себя снабдил Закревского привезенным им из Парижа новейшим антисептиком - уксусом⁶.

Антисептик пригодился. 3 октября 1830 года Закревский написал князю из Саратова: "Подаренным вами мне, при отъезде моем из Петербурга, уксусом я теперь ежедневно, при прочих предохранительных средствах, опрыскиваю мой платок, натираю руки и нахожу состав сей полезным"⁷.

Карантин - и никак иначе!

Впрочем, Закревский меньше всего заботился о собственной безопасности. Не думая о том, как это скажется на его репутации при дворе, он властью министра стал организовывать многочисленные карантины, парализовавшие торговлю и создавшие чувствительные проблемы для путешествующих. Поначалу суровость новоявленных карантинных правил смягчалась необязательностью их исполнения. Сошлемся на Пушкина, который 2 октября 1830 года при попытке добраться из Болдина в Москву столкнулся с карантинной заставой. "Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь да учрежден карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду, и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета"⁸.

Но уже через месяц повсеместно учреждаемые министром карантины, хотя и создали ощутимые неудобства для торговли, промышленности и обывателей, принесли свои плоды. Закревский обстоятельно написал об этом князю Волконскому:

"Холера быстро разнеслась по той причине, что в начале появления ее в Астрахани, а скоро потом и в Саратове, не токмо карантинные, но даже и полицейские меры не были приведены в исполнение. Теперь она всюду ловима будучи на каждом шагу своем, делается менее пагубна и находит себе менее жертв. Однако, достигнуть сего нельзя было иначе, как оцеплением постигнутых холерою мест и учреждением карантинных застав в одной губернии от другой. Средства сии, конечно, тягостны, и без сомнения найдутся люди неблагомыслящие, которые бранят меня; но я не уважаю их ропота, заботясь единственно о благе общем и об исполнении моего долга, ибо уже на самом деле дознано, что где благоразумные помещики оцепляли свои деревни и никого в них не впускали и из оных никому не позволяли отлучаться, там не было ни больных, ни умерших от холеры, хотя эта эпидемия в то же время и существовала в соседних местах"⁹.

Приказ уклонисту Пушкину

В письме из Казани к "любезному другу" генерал-адъютанту Павлу Дмитриевичу Киселеву 22 октября 1830 года Закревский написал о творящихся в регионах безобразиях:

"Я забочусь и хлопочу по холере и благодарение Богу, во всех местах уменьшается и не так свирепствует, как прежде; но жаль, что впустили сию болезнь в Москву и, при появлении оной никто не хотел верить и оттого предприняли меры поздно.

Не могу от тебя скрыть, что теперь насмотрелся я на правителей губерний, которые в бедственных случаях ни распоряжаться, ни найтиться не могли. Не смотря, что дал им подробные на все наставления в те губернии, где показалась холера, но за всем тем были нерачительны и о всяком вздоре, как ефрейторы, спрашивали. С такими правителями не далеко пойти можно при всем усердном желании и ничего от них путного ожидать нельзя"¹⁰.

Как видим, министр, не опасаясь перлюстрации, дал волю негодованию. Он вовсе не сгущал краски. Даже тайная политическая полиция, живописуя государю "Картину общественного мнения в 1830 году", была вынуждена отметить: "Появление в Астраханской губернии холеры и быстрота, с которой эпидемия распространялась во внутренних губерниях, преисполнили всех ужасом и вызвали упреки по адресу министров. На них сыпались нападки, и правительство подвергалось осуждению за то, что дело управления поручается людям, которых общество считает неспособными"¹¹.

Глава МВД не сидел на одном месте. Наладив карантины в одной губернии, он незамедлительно перебирался в другую. И сам удивлялся скорости своих перемещений по необъятной империи. "Я никак не ожидал, чтобы в течение месяца из Або попал в Казань"¹².

Министр не щадил себя и требовал служебного рвения от местных властей - от начальника губернии до уездного предводителя дворянства. Живущих в своих деревнях помещиков граф обязал принимать должности, сопряженные с надзором над карантинными заставами. Попал в их число и живущий в Болдине Пушкин.

Владимиру Васильевичу Ульянину, предводителю дворянства Лукояновского уезда Нижегородской губернии, был поручен надзор за холерными заставами со стороны Пензенской и Симбирской губерний: "А.С. Пушкин в это самое время, будучи женихом, находился в поместьи отца своего в селе Болдине. Я отношусь к нему учтиво, предлагая принять самую легкую должность. Он отвечает мне, что, не будучи помещиком здешней губернии, он не обязан принимать должность. Я опять пишу к нему и прилагаю министерское распоряжение, по коему никто не мог отказаться от выполнения должностей. И за тем он не согласился и просил меня выдать ему свидетельство на проезд в Москву. Я отвечал, что, за невыполнением первых моих отношений, свидетельства выдать не могу. Он отправился так, наудалую; но во Владимирской губ. был остановлен и возвратился назад в Болдино. Между тем в Лукоянов приехал министр (гр. А.А. Закревский). - "Нет ли у вас из дворян таких, кои уклонились бы от должностей?" - "Все действовали усердно за исключением нашего стихотворца А.С. Пушкина". - "Как он смел это сделать?" - Пушкин получил строгое предписание министра и принял должность"¹³.

Заплатить врачам!

В это суровое время медики находились в группе риска. Им было обещано добавочное жалованье, которое, однако, очень часто забывали выплачивать¹⁴. Они могли пострадать не только от холеры. "...В некоторых уездах чернь покушалась на неистовства, а в одном селении несчастный врач томился в ужасе, прикованный к трупу человека, умершего от холеры"¹⁵.

Министр обращался к медикам, прося их ускорить работу по отысканию действенного средства от холеры. Но при этом не гнушался спрашивать советы и у рядовых обывателей. Корочанский помещик коллежский секретарь Александр Николаевич Попов не замедлил отозваться на столь любезное обращение графа. "Для мужеска пола особ: вечером принесенною холодною водою мойте лицо и руки до локтей; мойте главу и ноги до ладыжек; полоскание рта, ноздрей; омытие ушей и за ушами единожды в день облегчающагося таким образом"¹⁶. Закревский счел совет дельным и представил письмо Попова Николаю I. Государю, привыкшему к спартанскому образу жизни, рекомендации понравились. Он повелел советы Попова напечатать и разослать по империи. Как видим, средства борьбы с пандемией за 190 лет не сильно изменились!

В течение пяти месяцев граф Закревский объехал 12 губерний из 16, где была выявлена холера и учреждены карантины, совершив сопряженное с риском для жизни, но в высшей степени результативное путешествие по маршруту: Або - Петербург - Саратов - Казань - Тамбов - Москва - Тула - Москва - Петербург.

"Повсеместный испуг овладевал тогда всеми: но я, возложа упование мое на Бога, отправился в места, в коих в то время сильнее свирепствовала сия эпидемия. Труды мои были не напрасны: во всех губерниях, в коих я лично распоряжался, жертвы заразы были немногочисленны и действие ее скоро прекращалось"¹⁷.

Травля победителя

1 февраля 1831 года Закревский вернулся в столицу победителем. Как того требовал закон, он пробыл неделю в карантине и 9 февраля вступил в управление министерством.

23 февраля 1831 года П.Д. Киселев написал ему из Бухареста: "...Истребление холеры есть подвиг, коим ты гордиться можешь и за которое Россия должна быть признательна"¹⁸.

Даже III Отделение констатировало: "Посылка графа Закревского в принципе не одобрялась: общество к нему не питало доверия... Но проявленная министром деятельность оправдала выбор Государя и заставила вскоре общество изменить свое мнение в пользу гр. Закревского..."¹⁹.

Но недоброжелатели графа не угомонились. Клеветники распространили слух, что родной брат министра ржевский городничий полковник Закревский, испугавшись холеры, самовольно покинул свою должность. Царь не стал разбираться (шла война в Царстве Польском) и в назидание другим без всякого предварительного следствия велел предать полковника военному суду. Выяснилось, однако, что городничий "на несколько дней оставлял город, имея отпуск, данный от губернатора"²⁰. В конечном итоге полковника милостиво простили (помогли хлопоты боевых товарищей графа), но нервы и полковнику, и его брату потрепали изрядно.

Когда на Сенной площади в Петербурге 22 июня 1831 года начался холерный бунт, Николай I прямо спросил главу МВД: "Отчего родился мятеж?" Закревский ответил по-солдатски прямо: "Оттого, что полиция брала в холерные больницы пьяных и здоровых и грозила тащить туда из домов больных другого рода, а за деньги выпускала первых и оставляла в покое последних"²¹.

Царю ответ не понравился. Он не стал скрывать, что слова министра ему неприятны. За борьбу с холерой Закревский не получил никакой награды. Ему даже не компенсировали путевые расходы. Правда, шеф жандармов граф Бенкендорф приватно объявил графине Аграфене Федоровне, что государь намеревается пожаловать министру 50 тысяч рублей "в виде милости"²². (Напомню, что именно эту сумму Закревский издержал во время поездки.)

Граф счел себя оскорбленным.

Его заместитель, управлявший МВД в те пять месяцев, что Арсений Андреевич боролся с холерой, получил 100 тысяч рублей. Закревский заявил "любезному другу" Александру Христофоровичу, что он отказывается от царской милости: "никак не желаю быть в тягость государству"²³. Что и было доведено главой III Отделения до сведения императора.

Закревскому оставалось только одно - подать прошение об отставке. Николай I посетовал на упрямство графа, но прошение подписал. Прошло всего-навсего девять месяцев после триумфального возвращения министра в столицу Российской империи, население которой он спас от холеры.

PS. 16 мая 1848 года император вновь призовет графа на службу, пожалует своим генерал-адъютантом и назначит Московским военным генерал-губернатором. Пройдет менее года. Чувствуя свою давнюю вину перед Закревским, 3 апреля 1849 года, в день Пасхи, Николай наградит его орденом Св. Андрея Первозванного, к которому по статуту прилагался и орден Белого Орла. Это были запоздалые награды за давние "хлопоты по холере".

Спустя 18 лет...

^{1. Бумаги графа Арсения Андреевича Закревского // Сборник Императорского Русского исторического общества (далее - Сб. ИРИО). Т. 73. СПб., 1890. С. 508.}

^{2. Там же. С. 512.}

^{3. Россия под надзором. Отчеты III отделения. 1827-1869. М.: Российский фонд культуры; Российский архив, 2006. С. 51.}

^{4. Сб. ИРИО. Т. 78. СПб., 1898. С. 535.}

^{5. Левенштерн В.И. Записки: 1790-1815. М.: Кучково поле, Икс-Хистори, 2018. С. 268.}

^{6. Сб. ИРИО. Т. 78. С. 98-99.}

^{7. Сб. ИРИО. Т. 73. С. 186.}

^{8. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. в 19 т. Т. 12. М.: Воскресенье, 1996. С. 310.}

^{9. Сб. ИРИО. Т. 73. С. 186-187.}

^{10. Сб. ИРИО. Т. 78. С. 323-324.}

^{11. Россия под надзором. Отчеты III отделения. 1827-1869. С. 68.}

^{12. Сб. ИРИО. Т. 78. С. 324. Або - ныне Турку в Финляндии.}

^{13. Языков М.П. Из записок // Русский архив. 1874. Т. I. N3. С. 799.}

^{14. Сб. ИРИО. Т. 78. С. 500.}

^{15. Там же. С. 537.}

^{16. Там же. С. 533.}

^{17. Там же. С. 536.}

^{18. Там же. С. 177.}

^{19. Россия под надзором. Отчеты III отделения. 1827-1869. С. 68.}

^{20. Сб. ИРИО. Т. 78. С. 541.}

^{21. Там же. С. 539.}

^{22. Там же. С. 538.}

^{23. Там же. С. 512.}