Дело к полуночи. Небо померкло, хотя и не почернело, скорее подернулось вдовьей вуалью, кокетливо напоминая, что где-то по соседству, в Петербурге - белые ночи.
Юрий Лепский
Мы с сыном сидим на лавочке у самодельного костерка из березовых поленьев и слушаем Визбора. Пламя костерка отблеском скользит по забору, за которым наш дачный поселок. Своих соседей мы не видели довольно давно - месяца полтора.
Оно и понятно: у нас карантин, пропади он пропадом. А наше с Юркой бдение у костра и внимание Визбору - одна из приемлемых форм самоизоляции.
Сбор у столба
Так вот, сидим мы, смотрим на костер, слушаем песни. И вдруг в песенные аккорды вплетается новый звук. Такой, знаете ли, треск, как будто где-то рядом рвут белое сухое полотно. И тут же вслед за звуком сноп ярчайших белых искр брызнул с соседнего столба.
Фейерверк, что ли? - мелькнула мысль. Мелькнула и тут же исчезла, поскольку за искрами раздался оглушительный взрыв, вспышка и все стихло. Юрка, бедняга, испугался не на шутку, я тоже стоял остолбеневший и вяло соображал, что же это было, если не прилет инопланетян.
Впрочем, все выяснилось довольно быстро: на нашем дачном участке погасли фонари, исчез свет и в соседских домах. Мы с Юркой, дочкой Катей и женой Адой отворили скрипучую железную калитку в высоком заборе и выбрались на дорогу.
Калитки, надо сказать, заскрипели и в соседних заборах, и вскоре на маленькой площадке подле несчастного столба собралась наша знакомая закарантиненная и напрочь самоизоляционная публика. Мы быстро определили: сгорел трансформатор, что и обесточило наши дома, однако, как выяснилось, никого это особенно не расстроило: люди радовались встрече, здоровались, смеялись, обменивались новостями, и, честно говоря, расходиться как-то не хотелось, несмотря на полночь. Ну, мы-то с Юркой, наслушавшись Визбора и Городницкого, понимали: "Ах, как к друг другу мы добры,/Когда бесчинствует распутица на реках", поэтому домой особенно и не торопились. Но в конце концов простились с соседями и вяло удалились на карантин и самоизоляцию.
А удалившись туда, продолжали тихо сидеть у костра и вспоминать время, когда этот домик - впрочем, как и другие, соседние - не был обнесен забором.
Иван и Зинаида
Я и мои домашние знали, кто живет через полянку, кто за ручейком, кто в березовой рощице, а кто у магазина. Запросто, без предварительных звонков (мобильных телефонов тогда не было) каждый мог зайти к нам в гости просто так, а то и за солью, за хлебом или за бутылкой водки, например.
Ну, и я, конечно, мог сделать то же самое.
По утрам, перед отъездом на работу, соседи собирались в парилке небольшой одноэтажной баньки. Потом - душ, быстрые сборы, и в автобус, который довозил нас до центра Москвы, а вечером, после работы, привозил обратно. Веселой гурьбой мы покидали автобус и тут же становились в очередь к продавщице нашего магазинчика Зинаиде, у которой можно было купить все для веселого и сытного ужина. По праздникам Зинаида пекла для нас пироги и торты, а ее муж - отставной прапорщик Иван, отвечавший за безопасность нашего поселка, отдыхал от тяжкой военной службы, опустошая емкости с некачественными спиртными напитками, по окончании которых он зло пилил на чурки сухие деревья.
Однажды Иван заглянул к нам на дачу, вкрадчиво проник в мою комнату и, увидав на прикроватном столике туалетную воду "Шанель", строго поинтересовался: "Что это?" Ивану был дан вежливый и адекватный ответ. "Ты это спрячь", - по-доброму посоветовал Иван. "Почему?" - изумился я. Иван покачал головой, как бы сетуя на мою неосведомленность, а потом кратко заключил: "Кто-нибудь зайдет случайно и выпьет".
С тех пор на даче и дома туалетную воду мы убираем в самый дальний и незаметный уголок.
А однажды утром отставной прапорщик подошел, когда мы с моим приятелем и соседом рубили дрова на хоздворе. В столь ранний час его заметно покачивало (все-таки ощутимо уставал Иван в борьбе за нашу безопасность). Понаблюдав за трудовыми усилиями лесорубов, Иван решил, что мы достойны того, чтобы с нами поздороваться. Он откашлялся и заявил: "Добрый вечер, товарищи!" Потрясенные, мы сверились с нашими наручными часами, сориентировались по солнцу на востоке, но обоняв устойчивый и густой запах перегара, исходивший от нашего собеседника, покорно согласились: "Добрый вечер, Иван!"
Иван удовлетворенно кивнул, одобрив таким образом нашу осведомленность о порядке движения небесных тел.
Так жила наша прекрасная дачная коммуналка дозаборного периода. И хотя уже давно нет того Ивана, да и Зинаида затерялась где-то, но до сих пор, услышав в телефонной трубке утренний голос моего соседа по даче, я говорю ему: "Добрый вечер, Юрий Александрович!", и мы оба смеемся, хоть прошло немало лет...
Две жизни
Вот и еще один год пролетел. На зимних квартирах, среди холода, слякоти, снега и вьюги за окнами городского дома в мечтах о нынешнем дачном лете: об утреннем ветерке, осторожно шевелящем штору, о лесной тропинке, усеянной высохшими сосновыми шишками, о велосипедных прогулках на рынок, о старом мостике через болотце с камышами, о полуденном солнышке, едва пробивающем ярко-зеленую листву в кронах деревьев, о запахе чистого белья, которое сушится на веревке, натянутой меж двух берез, о струях дождя, стекающих с крыши и по стеклам окон, о ночной тиши, нарушаемой только постуком далекой электрички, о вкусных завтраках и обедах за нашим дачным столом... Да бог весть о чем еще!
Часто мы жалуемся на наш климат: не в меру суров. А меж тем нам дано счастье жить в четырех контрастных временах года. Индийцы или африканцы, к примеру, этого лишены. А у нас снежная зима, золотая осень, половодная весна и жаркое лето с грозами стали причиной великой поэзии Пушкина, Тютчева, Бунина, великолепного живописного пейзажа Левитана, Репина, Куинджи, Сурикова, блестящего кинематографа Довженко и Тарковского, зримых образов гениальной музыки Мусоргского, Чайковского, Римского-Корсакова и Рахманинова... Да и жить на два дома - в зимнем и летнем - это тоже наше, русское, веками устоявшееся.
Мы сами придумали себе две жизни - зимнюю и летнюю, возможно, продлив срок такой короткой русской жизни.
В той, зимней, - напряженная работа, простудные хвори, вечеринки и ужины с гостями, переезды из дома на работу, с работы домой, немного вечернего телевизора, командировки, елка, Новый год и Рождество...
В той, летней, - земляника, черника и малина в трех метрах от крыльца, костер с друзьями и песней под гитару, страшная гроза с молнией и громом, от которого дребезжат стекла в окнах, потоки ливня, утренний туман, жареные подосиновики с картошкой к ужину, жаркие дрова в печи, старые книги, старые мелодии, старые вещи, старые письма...
Мое любимое место на даче - крыльцо. Иногда я сажусь там в глубокое кресло и в полной тишине слушаю, как медленно течет время: вверху, за листвой берез плывут куда-то облака, мальчишеские голоса слышны с опушки леса, далекая электричка рванулась на Загорянку, дятел стучит клювом в ствол сосны...
Я прожил здесь много лет, возможно, больше, чем осталось. Знать, сколько зим, сколько лет - не может никто. Иногда нам позволено слышать, как течет время. Но не более того.