Белые нитки в процессе о текстильщиках

Расхитители со стажем

6 апреля 1930 г. заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода и начальник Экономического управления (ЭКУ) ОГПУ Георгий Прокофьев доложили товарищу Сталину, что в текстильной промышленности раскрыта контрреволюционная вредительская организация. По словам чекистов, организация действовала с 1921 г. в льняной, хлопчатобумажной и шерстяной отраслях и включала в себя "крупнейших профессоров и инженеров-текстильщиков"¹.

В то беспокойное время очень сложно отыскать значимую отрасль советской индустрии, в которой не выявили бы матерых и коварных врагов советской власти с террористическим уклоном. Кампания по борьбе с вредительством не обошла стороной и легкую промышленность. Криминогенность ее, как известно, не вызывала сомнений все советские годы. Герои киношных детективов (вспомним персонажей ныне здравствующих Александра Збруева и Леонида Каневского) изобретательно выявляли не менее витиеватые козни расхитителей народного добра. Но хищения и терроризм в послевоенную эпоху, в сравнении с 1930 годом, были все-таки явлениями разного порядка.

Ягода и Прокофьев в своей записке ссылались на инициативного товарища. Они сообщали, что 2 апреля в ОГПУ обратился консультант Главного хлопкового комитета Владимир Герсон, и прилагали его заявление с перечислением множества фамилий, написанное "под впечатлением от неизбежного ареста". По его словам, в 1921 г. его вовлек в организацию ответственный работник текстильной отрасли инженер Измаил Лопатин, бывший до революции директором правления Товарищества мануфактур Ивана Коновалова с сыновьями. Тот в 1922 г. якобы рассказывал, что была получена "директива из-за границы о всяческом торможении пуска фабрик с целью увеличить мануфактурный голод". Потом фабрики было, наоборот, велено запускать "бесплановым форсированием", делать ставку на иностранный хлопок в ущерб советскому среднеазиатскому².

Герсон знал и о финансировании вредительской деятельности из Берлина, которой занимались эмигрировавшие текстильные фабриканты Карпов, Рабенек и Неведомский. Из Парижа, по словам раскаявшегося вредителя, организацию спонсировали куда более известные лица - бывший министр промышленности и торговли Временного правительства Александр Иванович Коновалов и Рябушинские. Кое-что перепало и самому заявителю: Герсон признал получение двух сумм по 400 рублей. В 1927 г. Лопатин умер, Герсон с тех пор в организации не участвовал, но состояние хлопковой отрасли убеждало его в том, что вредители по-прежнему орудуют вовсю³.

Во всем виноваты нереальные планы?

10 мая 1930 г. покаянное письмо под заголовком "Саморазоблачение вредителя Герсона" прочли миллионы читателей "Известий". К тексту прилагался длинный комментарий редакции "о переходе старого инженерства... к активной борьбе за социалистическое строительство"⁴. Но к концу лета выяснилось, что не все вредители в легкой промышленности были склонны саморазоблачиться. 28 августа за подписью председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского и помощника начальника ЭКУ Арона Молочникова Сталину были направлены две большие записки о выявлении вредительских организаций в области заготовок шерсти и в шерстяной промышленности, а также в промышленности лубяных волокон (лен, пенька, кунжут)⁵.

В каждой записке для удобства чтения вождя, а также Молотова и Микояна, которым разослали копии текстов, все было разложено по полочкам: состав группы, цели и задачи, методы вредительства. Шерстяное дело было немного пресноватым по сравнению с деяниями в других отраслях промышленности. Чекисты по сути дела выявили нарушения, уместившиеся в две цитаты из "Кавказской пленницы": "Вы даете нереальные планы" и "А ты не путай свою личную шерсть с государственной!". Нереальные планы стояли на первом месте в списке методов вредительства, после них значились искривление политики цен и дезорганизация заготовительного аппарата⁶.

Шерстянщики признавались, что "желали реставрации прежнего строя и возвращения прежних фабрикантов", но в их показаниях доказательства таких намерений отсутствуют напрочь. Признавались они в вещах более приземленных, например, "устанавливали цены, которые, с одной стороны, содействовали передаче лучших шерстей в руки частника, с другой, стимулировали убой на мясо и овчины вместо настрига шерсти". Ущерб казне в итоге выражался в том, что "происходил ежегодный ввоз шерсти с восточных рынков", прежде всего из Маньчжурии, на что приходилось тратить дефицитную для СССР валюту⁷.

Среди семнадцати упомянутых в записке вредителей фигурировал и подчиненный Анастаса Микояна по наркомату внутренней и внешней торговли некто товарищ Бендеров. "Двенадцать стульев" уже были опубликованы и расхвалены в "Правде" еще не опальным Бухариным, но следствием подвиги почти однофамильца предприимчивого Остапа отдельно не выделялись, и организация вполне уместной по шерстяному делу конторы "Рога и копыта" не значилась.

Рыцари льняного плаща

Вредителей по льняному делу выявили в разы больше - почти 50 человек. Выделялся из них "бывший барон" 49-летний Александр Александрович Нольде. Сделать из дореволюционного председателя Костромского комитета торговли и мануфактур врага советской власти было не так-то и просто, ведь в 1921 г. Нольде, в тот момент член Госплана, встречался с Лениным. Их беседу в послесталинской советской пропаганде рисовали в восторженных тонах. Подчеркивали, что Ильич полностью поддержал проект Нольде по восстановлению льняной отрасли и что именно по предложению Ленина барон был назначен председателем "Льнотреста"⁸.

Поэтому вниманию Сталина предъявили леденящую душу картину. Чекист Молочников в 1915-м не зря оканчивал в Москве Строгановское училище, из-под его пера вышли поистине художественные детали вредительской работы на льняном фронте. Приемов чисто расхитительских (от недотрепа льна до намеренного занижения качества отправляемой на экспорт продукции) тут было явно недостаточно. Дело представили так, что вредителями были едва ли не все поголовно руководители льняной отрасли, а цели у них были самые злодейские.

Нольде и сообщники якобы поставили дело так, что сырьем, финансами и продовольствием снабжались прежде всего льнофабрики, ранее принадлежавшие именитым эмигрантам: Рябушинским и Третьякову. По мнению ОГПУ, делалось это с целью подготовить фабрики "к нормальной работе после ожидавшегося участниками организации падения соввласти и возвращения фабрикантов"[9]. В делах о кознях вредителей встречается много чего интересного, но объявление вредительством нормальной, хорошей работы предприятий, чего с санкции самого Ленина и добился Нольде уже в первой половине 1920-х гг., - это был новый прием для выявления врагов.

Далее в записке приводились громадные, по сравнению с названными Герсоном, суммы денежных поступлений из-за границы. "Установлено следствием, что фирма "Малькольм" через главу фирмы генерала Малькольма, ведавшего одно время английской разведкой в Германии и поныне связанного с "Интеллидженс Сервис", тесно связана с Торгпромом и передает ему большие денежные средства для вредительской работы в СССР. Общая сумма денег, полученных для распределения среди участников вредительства за 4 последних года, составляет около 400 т[ысяч]. р[ублей]"¹⁰.

Откат или вредительство?

В конце записки по льняному делу три страницы специально посвящены политическим планам Александра Нольде и компании. По словам чекистов, вредители надеялись как на перерождение большевизма в период нэпа, так и на английскую военную интервенцию с целью реставрации в России старого строя¹¹. Примечательно, что в документе ни разу не упомянут младший брат лидера организации - флотский офицер Борис Александрович Нольде (1885-1936), живший в ту пору в эмиграции в Бельгии, а до революции плававший на императорской яхте и проявивший себя в качестве полярного исследователя. Не исключено, что чекисты из ЭКУ о нем ничего не знали, в противном случае налицо было бы еще одно доказательство "порочащих связей".

Но и без того из показаний инженера И.И. Аигина и работавшего в Эстонии сотрудника наркомата торговли К.В. Суздальцева складывается подробная картина получения специалистами льняной отрасли значительных денежных сумм. Скорее всего, деньги действительно поступали, для их передачи были и каналы связи, один из них, по словам Суздальцева, ревельское, то бишь таллинское, отделение фирмы "Малькольм"¹². Аигин подробно рассказывает, как распределяли пришедшие в 1925-1929 гг. из-за рубежа 370 тыс. руб., полученные из трех источников: "за экспорт льна передано было 280 000 руб., от английских и германских машиностроителей... около 40 000 руб., вознаграждение от б. фабрикантов 50 000 руб.". Вредители, оказывается, настолько глубоко проникли в свою льняную отрасль, что раздавали деньги понемногу, но масштабно и по квоте: по словам Аигина, "примерно 30-35% от общего поступления следует отчислить промышленности, 50% сырьевщикам и 15-20% первичникам и разным"¹³.

Стало быть, самые большие деньги получались не от эмигрантов типа Рябушинских, которые, заметим, могли быть заинтересованы в поддержании в приличном состоянии их бывших прибыльных предприятий. Советский лен в двадцатые годы продолжал оставаться весьма прибыльным предметом экспорта. Ведь не из любви же к советской власти хитроумный Нольде в 1921-м ходил со своим проектом к Ленину. Потому-то большую часть финансовых потоков барон и его соратники вполне закономерно получали за "информацию инофирм о состоянии экспортных контингентов и предположительных ценах на лен"¹⁴. На современном языке это деяние именуется откатом за инсайдерские сведения, к вредительству оно имеет весьма притянутое за уши отношение.

Столь же хлипким было и отношение к вредительству импортных закупок, которые в записке Сталину объявлялись "торможением советского льняного машиностроения"¹⁵. За предпочтение их продукции англичане и немцы наверняка платили те же самые откаты, но делалось это в отсутствие качественной отечественной техники.

Спонсоры из-за границы?

А где же тут терроризм? Махинации в текстильной отрасли налицо, материальная помощь себе любимым выявлена, антисоветчину пришлось дорисовывать. Руководство ОГПУ не растерялось, и 16 сентября 1930 г. в новой коротенькой записке Сталину за подписями Менжинского и Прокофьева свои доказательства предъявило.

Следствием было установлено нечто невероятное: "Начиная с 1922 года белая эмиграция и ее пресса (в частности, газета "Последние новости") содержится на деньги Советского Союза. Равным образом из этих же средств финансируются антисоветские кампании белоэмигрантов. Эти средства получались путем повышения цен при импортных закупках и понижения цен при экспортных продажах. Между участниками контрреволюционных организаций, командированными за границу для проведения экспортно-импортных операций, и иностранными фирмами на этот предмет существовало специальное соглашение. Часть (меньшая) отчислений через разные посольства переводилась в СССР и распределялась между вредителями, а большая часть переводилась в распоряжение деятелей "Торгпрома". По показаниям проф. Федотова - руководителя контрреволюционной террористической организации в текстильной промышленности - лишь по одному текстилю поступило в распоряжение белой эмиграции около двух миллионов рублей и около 800 тыс. рублей для финансирования к.-р. организации в текстильной промышленности. По показаниям того же Федотова, отчисления для белой эмиграции имели место и по другим отраслям народного хозяйства. Так, наибольшие отчисления производились по нефтяной промышленности, второе место занимает текстиль, затем металл и транспорт"¹⁶.

К записке прилагались выдержки из показаний арестованных вредителей, в том числе Александра Нольде и Константина Суздальцева. Текстильному делу нашли активное применение в более представительной вредительской компании. Инженер-текстильщик Александр Александрович Федотов (1864-1940)¹⁷ стал одним из восьми главных обвиняемых по громкому процессу "Промпартии". Из разрозненных и разнокалиберных следственных данных к сентябрю 1930 г. удалось слепить ужасную картину многолетней враждебной работы текстильщиков. Впрочем, достоверность сентябрьских показаний мог бы очень кратко оценить еще здравствовавший тогда Станиславский своим любимым "Не верю". Масштабная фантастическая картина по выявлению вредителей в советской экономике пополнилась феерическим текстильным эпизодом.

_{1. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 361. Л. 2.}

_{2. Там же. Л. 3-5.}

_{3. Там же. Л. 5-6.}

_{4. Саморазоблачение вредителя Герсона // Известия. 1930. 10 мая. С. 3.}

_{5. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 361. Л. 12-20, 21-37.}

_{6. Там же. Л. 13.}

_{7. Там же. Л. 13, 15, 19.}

_{8. См.: Заславский И. Пометки Ильича // Молодая гвардия. 1965. N 7; Степаненко В.И. Сказ о голубом цветке. М., 1983.}

_{9. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 361. Л. 24.}

_{10. Там же. Л. 32-33.}

_{11. Там же. Л. 35-37.}

_{12. Там же. Л. 35.}

_{13. Там же. Л. 34.}

_{14. Там же. Л. 29.}

_{15. Там же. Л. 29.}

_{16. Там же. Л. 38-39.}

_{17. Подробнее см.: Иртенина Н.В. Русский инженер, один из "Промпартии" // Историческое обозрение. Вып. 20. М., 2019.}