"Нам целый мир чужбина..."

Они оказались в полной зависимости от правительств европейских стран, и в первую очередь Франции.

Уже спустя несколько недель среди эмигрантов началась паника, стали раздаваться отчаянные призывы вернуться в Россию.

Из дневника казака Шаповаленко. "Распыление армии на о. Лемносе" 20 января 1921 года.

"Сегодня в лагере мне рассказывали следующий случай: с берега заметили, что какой-то казак бросился с мостков в воду и поплыл по направлению к выходу из бухты в открытое море. "Ты куда плывешь?" - спросили его. "В Новороссийск, домой", - ответил казак. Пловца задержали и отправили в госпиталь. Первый возвращенец! Говорят, что казак очень тосковал по жене и детям..." ¹.

По лагерю русских в Галлиполи, турецком городке, хаотично перемещались толпы голодных и хмурых, с оборванными пуговицами и без погон на шинелях бывших офицеров, которые занимались поиском щепок для костра. Гордые, еще недавно самодостаточные люди...

Из доклада представителя Русского Красного Креста П.П. Перфильева о положении военнослужащих генерала Врангеля и русских беженцев на Лемносе и в Галлиполи. 16 июня 1921 года.

Генерал П.Н. Врангель выступает перед войсками.

"Лемнос - одно из тех мест на земле, где зимой очень холодно, дует постоянный, сильный норд-ост, а летом очень жарко. Два небольших городка, два-три десятка деревень, плохие дороги, унылый вид местности. После крымской эвакуации казачьи части были размещены здесь французами на двух противоположных сторонах этого огромного залива, на одной - кубанские, на другой - донские. (...)

Галлиполийский памятник в день освящения. 16 июля 1921 года.

Недостаток пищи, плохая вода, отсутствие дров, удовлетворительных помещений - все это в течение семимесячного пребывания на Лемносе не могло не отразиться на душевном состоянии казаков. Люди не хотели оставаться в строю, военные лагери таяли, в особенности у кубанцев (...) Велась агитация за поездку в Россию, был пущен слух, что в Баку на нефтяные промыслы требуются тысячи рабочих, которые будут там получать достаточное количество мяса, хлеба, жалование, где сулились казакам разнообразные блага (...)

Русские эмигранты в Стамбуле. 1920 - 1923 годы.

В другой части, в Галлиполи, ели и недоедали. Чувство голода пришло не сразу. Сначала просто хотелось есть, но еще было, что продать и купить, был добавочный кусок хлеба... постепенно ощущение временного недоедания сменилось чувством постоянного сосущего голода. А тут паек еще был уменьшен. Теперь хлеба хватает только до обеда. Суп из одних бобов похож на мыльный настой, и в нем плавает считанный не раз порцион - 72-113 фасоли на чан. Полторы чайных ложки сахару и немного консервов дополняют картину дневного пропитания. Это продолжается седьмой месяц; и я вижу теперь ежедневно утомленных и голодных людей, говорящих с мечтательными глазами: "ВОТ бы этот паек, да три раза повторенный" (...) Вода плохая. За дровами приходится ходить за семь верст, керосина нет, свечей тоже. Среди болезней - острое малокровие, ослабление зрения, туберкулез, фурункулы, дизентерия и т.д" ².

В то же время у Врангеля усиливались трения с иностранными союзниками, в первую очередь французами и англичанами. Французский комендант в Галлиполи разместил объявление, что армии генерала Врангеля больше не существует. По международным законам она должна была разоружиться, что само по себе стало сильнейшим унижением для русских. "Союзники" забрали весь остававшийся в распоряжении Врангеля флот, в том числе новейшие линкоры. В Лондоне и Париже прекрасно понимали: многотысячная армия способна повлиять на политическую ситуацию в неспокойном регионе. И, пользуясь бедственным положением русских военных, французы начали активно вербовать их в Иностранный легион, суля большие перспективы и огромные заработки. Многие солдаты и офицеры вынуждены были записываться в отряды, отправляемые в Африку.

Паек в Галлиполи. Март 1921 года.

Узнав об этом, разъяренный Врангель высказал все накопившиеся претензии французскому командованию, даже не поставившему главкома в известность о вербовке его подчиненных. Русский штаб издал ряд приказов, запрещавших военным чинам вступать в Иностранный легион. Врангель был уверен в скором возвращении в Россию...

Надо ли говорить, что барон стал главной головной болью "союзников", для которых его армия стала обузой.

Реклама в эмигрантском издании. Стамбул. 1921 год.

Из телеграммы министра иностранных дел Франции А. Бриана Верховному французскому комиссару в Константинополе генералу Пеллё. 16 июня 1921 года.

"...я плохо могу объяснить себе, почему вы не приняли до сих пор мер, о которых я просил от Вас еще с марта месяца, по удалению генерала Врангеля, о котором Вам известно (...) Его присутствие в Константинополе является главным препятствием для роспуска его армии. Недостаточно только предчувствовать его отъезд. Я рассчитываю, что в самое ближайшее время это станет реальностью. Военный министр сообщил мне, что запасы продовольствия для русских беженцев подходят к концу. Мне трудно предписать их пополнение. Необходимо все сделать, чтобы избежать этого" ³.

10 ноября 1921 года в беседе с председателем Всероссийской Чрезвычайной комиссии Ф.Э. Дзержинским белогвардейский генерал Я.А. Слащёв, добровольно вернувшийся в Россию, признал: 80 процентов офицеров и солдат Русской армии "хотят вернуться домой, но боятся, а 100 процентов ненавидят Англию и Францию". На вопрос об отношении последних к Русской армии "Слащёв-Крымский", названный так бароном Врангелем за личный героизм во время боев на полуострове, ответил "о желании властей этих стран использовать русских солдат исключительно как наемную силу" ⁴.

Сам Врангель емко и точно отразил первые итоги Крымского Исхода в письме бывшему сенатору Н.Н. Чебышеву, написанному 25 января 1923 года, в дни, когда эмигранты начали покидать "берег турецкий":

"Никогда еще за весь наш крестный путь не было более тяжких испытаний, как те, которые унес с собою прошедший год. (...) Офицерству, в главной массе своей исповедующему монархические убеждения, плохо разбирающемуся в обстановке сложной политической игры, казались соблазнительными выбрасываемые правыми демагогами лозунги и великое смущение закрадывалось в души многих. (...) Ко всему этому прибавилось полное оскудение последних остатков находившихся в моем распоряжении средств. Армия бесконечно болезненно переживала переход на трудовое положение, столь чуждое ей по самому духу своему, черный физический труд, одинаковый для офицера и солдата, тягостную зависимость от работодателя, большей частью низкого культурного уровня селянина, снятие дорогих каждому воину воинских отличий, новый непривычный уклад жизни - все это было бесконечно тяжело и глубоко потрясло русские души. Было несколько случаев самоубийства. (...) Большинство и в этих новых политических испытаниях проявило неизменное величие духа, безропотно и достойно неся свой крест. Терпя лишения и унижения, они остались верными той идее, ради которой шли на страдания и смерть на родной земле. Они не поддались соблазну советского золота и не изменили своим вождям. Армия осталась верной своей идеологии, крепко спаянной внутренне, и сохранила полностью свою политическую независимость" ⁵.

Парижский таксист. 1930-е годы.

Они уедут во Францию, в Болгарию, Сербию. И даже переметнутся на другую сторону Атлантики, создав русские колонии в Аргентине и Перу. Но это уже другие, не менее драматичные сюжеты.

_{1. ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 808. Л. 1-2а.}

_{2. ЦА (Центральный архив) ФСБ РФ. Ф.2. Оп.1. Д.498. Л. 192-196.}

_{3. РГВА(К). Ф. 198. Оп. 17. Д. 401. Л. 132-133.}

_{4. ЦА ФСБ РФ. Ф.1. Оп.5. Д.144. Л.95-98.}

_{5. ГА РФ. Р-5955. Оп. 1. Д. 100. Л. 137-139.}