8 мая 1945 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль приехал к советскому послу в Лондоне Федору Тарасовичу Гусеву - отпраздновать победу над нацистской Германией. Понятный и достойный жест, свидетельство товарищества по оружию и сотрудничества держав антигитлеровской коалиции. Но был у этой встречи еще один подтекст...
из личного архива Елизаветы Гусевой
Без улыбок
Как вспоминал Гусев, Черчилль приехал без всякого предупреждения. Его сопровождала дочь Мэри. Она была в военной форме, а он в гражданском костюме, с цветком в петлице. Черчилль был очень возбужден и кричал: "Виктори! Виктори!"1.
Вместе они вышли на крыльцо резиденции - приветствовать восторженных лондонцев. Затем перешли внутрь, чтобы обменяться поздравлениями и поднять тост за Победу.
Сохранились фотографии. Обратите внимание: несмотря на всеобщую радость, британский лидер насуплен да и Гусев неулыбчив. В чем причина? Да, уже тогда появились первые признаки "холодной войны" и Черчилль не исключал вооруженного конфликта с СССР. Но подтекст глубже.
С первого знакомства этих людей разделяла взаимная неприязнь, и они не могли забыть о ней даже в такой день. Весовые категории премьера и посла несопоставимы. В боксе против "супертяжа" не выставляют соперника в "весе пера". Но Черчилль был политиком до мозга костей и не щадил тех, кого записывал в свои противники.
Что же не поделили аристократ, "величайший британец в истории", владыка огромной империи и простой крестьянский сын, который всего добивался своим горбом?
Выбор крестьянского сына
Гусев родился в 1905 году на Псковщине, в деревне Закрапивенье, которую сожгут гитлеровцы. Отец умер в 1925-м от травмы, полученной в Русско-японскую войну: при отдаче орудия шибануло лафетом. Долгое время в семье хранилась его медаль. Как вспоминал сын, "болталась в ящике с инструментами". Жили они с матерью, со старшим братом и сестрой.
Школа-семилетка - в трех с половиной километрах. Нет башмаков - их в первый год мальчишка потерял. Но окончил и семилетку, и среднюю, и совпартшколу, а в 1935 году - Институт советского строительства и права. Получив профессию экономиста-плановика, работал в областной плановой комиссии, в Смольном. Однажды бросилась в глаза заметка в "Правде": "Институт дипломатических и консульских работников НКИД2 проводит прием на первый курс. Принимаются лица с высшим гуманитарным образованием. Два года обучения".
Задумался - и написал заявление.
"Человек Литвинова"
Его почти сразу пригласили в Москву, на Кузнецкий мост - там тогда находился наркомат. Принял сам нарком Максим Литвинов. Говорили минут двадцать. "Вы нам подходите..." Два года учебы вместе со Степаном Кирсановым, Анатолием Кулаженковым, Яковом Маликом, Федором Молочковым и Борисом Подцеробом, - все они станут известными дипломатами. А среди лекторов - полпреды Александра Коллонтай, Иван Майский, Александр Трояновский, Борис Штейн. Английский осваивали под руководством жены Литвинова, англичанки Айви Вальтеровны...
В 1937 году его взяли в 3-й Западный отдел НКИД, который занимался странами Британской империи. Вскоре избрали секретарем партийной организации наркомата. Но успешно начавшаяся карьера могла прерваться в любой момент: за время "ежовщины" НКИД лишился 34 процентов своего состава. Литвинов тоже оказался под ударом. 3 мая 1939 года его сместил Вячеслав Молотов, с приходом которого наркомат захлестнула вторая волна чисток.
В тот день с утра Гусев проводил партийное собрание на НКИДовской автобазе, когда его срочно вызвали на Кузнецкий. Здание оцепили подразделения госбезопасности. Комиссия в составе Молотова, шефа НКВД Лаврентия Берии и его приближенного Владимира Деканозова (который стал заместителем главы НКИД) решала судьбу дипломатов. Молотов не беседовал, а скорее допрашивал. Как вспоминал Гусев, нарком исходил из того, как долго сотрудник проработал при Литвинове или его предшественнике - Георгии Чичерине.
Чем дольше - тем хуже.
Для Молотова Гусев был "человеком Литвинова". Но работал с опальным наркомом совсем недолго, а людей на ключевых направлениях катастрофически не хватало. Спустя неделю был подписан приказ о назначении Федора Тарасовича заведующим 2-м Европейским отделом (бывшим 3-м и 2-м Западным).
Между Молотовым и наковальней
Отношения с Молотовым складывались непросто. Народный комиссар (остававшийся к тому же председателем правительства) славился крутым нравом, часто бывал груб, кричал на сотрудников и даже на полпредов. "Вы не умеете работать" - расхожая фраза. Гусеву доставалось не меньше, а то и больше других: Молотов не забывал о его "литвиновском" прошлом. Могла раздражать наркома и манера поведения подчиненного: тот был несколько прямолинеен и начальству не кланялся. Но работал-то профессионально! Молотов не скрывал своей неприязни к нему, но назначил посланником, послом, потом заместителем министра - то есть своим заместителем...
Гусев оставался заведующим отделом НКИД в труднейшее для советской дипломатии время - предвоенные годы и начало войны. В середине 1942 года стал первым советским посланником в Канаде, где пробыл около года. А потом был срочно вызван в Москву, где услышал о новом и очень высоком назначении - послом в Великобритании.
Посетовал в разговоре с Молотовым на свою молодость, отсутствие достаточного опыта. Тот и слушать не пожелал: "Вот вас вызовут к Сталину, ему и объясняйте!"3.
В Кремль действительно вызвали. Сталин к аргументам Гусева не прислушался. Но приободрил, обещал всяческую поддержку.
И не забыл про свое обещание.
К тому времени советским послом в Лондоне уже больше десяти лет был Иван Майский. Он прекрасно ладил с англичанами, но в Центре сложилось впечатление, что в каких-то случаях посол следует их точке зрения. Молотов писал ему: "Нельзя давать пищу для разговоров, чей Вы посол - советский или английский"4. И Сталин, и Молотов считали, что Майский не проявлял достаточного рвения, чтобы повлиять на Черчилля в ключевом для СССР вопросе - открытии Второго фронта.
Медлительность британского лидера приводила Сталина в ярость...
Первая подножка от Черчилля
На первом этапе войны дипломаты "старой гвардии" - Майский в Великобритании, Литвинов в Вашингтоне - помогли восстановить доверие в отношениях с западными союзниками, утраченное в период советско-германского сближения. Теперь понадобились другие люди, способные оказывать жесткое давление в интересах своей страны. В американской столице таким человеком стал Андрей Громыко, в британской - Федор Гусев.
Высшие круги в Лондоне были раздосадованы отзывом Майского. Сам он отмечал, что на министра иностранных дел Энтони Идена известие об этом произвело "эффект разорвавшейся бомбы"5. К тому же британский посол в СССР Арчибальд Кларк Керр охарактеризовал Гусева как человека "грубого, неопытного и с дурными манерами". Оставим эту характеристику на совести британского дипломата. Но она, конечно, подлила масла в огонь: в столице Соединенного Королевства отношение к новому послу сложилось заведомо предвзятое. Более трех недель Лондон медлил с выдачей агремана. Когда же 2 октября 1943 года Гусев наконец прибыл в Великобританию, его заставили две недели ожидать вручения верительных грамот...
А через три дня его принял разгневанный Черчилль.
"Английский бульдог" не скрывал, что возмущен последним посланием Сталина, весьма резким по тону. Сталин выражал протест против сокращения британских военных поставок в СССР: "Такую постановку вопроса нельзя рассматривать иначе, как отказ британского правительства от принятых на себя обязательств и как своего рода угрозу по адресу СССР"6. К тому же перед встречей Черчилль выпил, Гусев обратил внимание, что от него "несло вином".
Покуривая сигару, премьер-министр объявил, что "получил с большой болью последнее послание Сталина" и не может его принять7. "После этих слов, - докладывал Гусев, - Черчилль взял из папки бумаг, лежавших перед ним, незакрытый конверт и положил передо мной"8.
Забрать письмо Сталина - значило сорвать выполнение важного поручения. Так это могли истолковать в Центре. Посол отказался принять послание! И тогда премьер, писал Гусев, "буквально ткнул мне пакет в руку, повернулся и пошел к столу". Дальше препираться не представлялось никакой возможности, и Гусеву пришлось взять конверт с собой9.
А вот интерпретация Черчилля: "Я не дал монсеньору Гусеву никакой возможности вернуться к вопросу о конвоях или попытаться отдать мне конверт, с которым он и удалился"10.
По всей вероятности, премьер, хоть и был "навеселе", тщательно рассчитал свое поведение. Во-первых, отвечал резкостью на резкость Сталина. Во-вторых, "подставлял" вновь назначенного главу советской миссии в расчете сделать его пребывание в Лондоне как можно кратковременнее. И дал Гусеву недвусмысленный сигнал: я вас не ждал, вы мне не по душе и не ждите от меня ничего хорошего!
Фронт без выстрелов
Можно представить состояние Гусева, возвращавшегося в посольство с посланием Сталина в портфеле. В те годы и за куда меньшее прегрешение можно было поплатиться головой. Однако обошлось. Молотов ответил: "В вопросе о пакете Вы вели себя правильно. Возвращение послания мы считаем очередной истерикой Черчилля"11. Сталин обещал послу поддержку и не захотел поддаваться на провокацию "английского бульдога".
"Черчилль не питал ко мне никаких симпатий, - вспоминал Гусев. - Но, тем не менее, в Англии у меня было много друзей. Среди них - главный маршал авиации, кавалер ордена Суворова первой степени сэр Артур Харрис, юрист Деннис Пратт. Было множество встреч и бесед с политическими и общественными деятелями, бизнесменами, которые выражали восхищение героической борьбой Советской Армии с фашизмом..."12 К новому послу доброжелательно отнеслась пресса, ему симпатизировал видный дипломат лорд Уильям Стрэнг, которому пришлись по вкусу "сардонический юмор" Гусева и его цепкая память. Стрэнг подчеркивал, что на слово посла всегда можно положиться13.
Большинству собеседников нравилось, как выглядел и как держался Гусев. Одна из газет так его описала: "Новый посол высокий, крупный мужчина. У него высокие скулы, крупный нос, тонкие волосы песочного цвета и голубые проницательные глаза. Это лицо игрока в покер, который ничем не выдает себя. Он свободно говорит по-английски".
Гусев доказал, что он - фигура не временная, с ним нужно считаться. Он внес свой вклад в открытие Второго фронта, участвовал в подготовке Крымской конференции "Большой тройки", продуктивно работал в Европейской консультативной комиссии (ЕКК) - вместе с англичанами и американцами. Эту важнейшую для послевоенного мира комиссию создали для разработки общих правил обращения с побежденной Германией.
Ну а что взаимоотношения с Черчиллем?
Вторая подножка от Черчилля
Гусев старался поддерживать с премьером деловое сотрудничество. Однако в марте 1944 года произошла очередная стычка - в связи с "польским вопросом", одним из наиболее чувствительных и болезненных в советско-британских отношениях. В Лондоне находилось польское правительство в изгнании, с которым Москва разорвала дипломатические отношения. Сталин категорически отказывался пойти навстречу "лондонским полякам". Он писал Черчиллю:
"Ознакомившись с подробным изложением Ваших бесед с деятелями эмигрантского польского правительства, я еще и еще раз пришел к выводу, что такие люди не способны установить нормальные отношения с СССР. Достаточно указать на то, что они не только не хотят признать линию Керзона (демаркационная линия между Польшей и РСФСР, предложенная главой МИД Великобритании лордом Керзоном в 1920 году. - Авт.), но еще претендуют как на Львов, так и на Вильно. Что же касается стремления поставить под иностранный контроль управление некоторых советских территорий, то такие поползновения мы не можем принять к обсуждению, ибо даже саму постановку такого рода вопроса считаем оскорбительной для Советского Союза"14.
Информация о послании Сталина просочилась в английские газеты, и советский вождь не упустил возможности попенять за это Черчиллю:
"Несмотря на то, что наша переписка считается секретной и личной, с некоторого времени содержание моих посланий на Ваше имя стало появляться в английской печати, и притом с большими извращениями, которые я не имею возможности опровергнуть. Я считаю это нарушением секретности. Это обстоятельство затрудняет мне возможность свободно высказывать свое мнение. Надеюсь, что Вы меня поняли"15.
Но Черчилль ничтоже сумняшеся свалил этот прокол на советского посла:
"Что касается поляков, то я ни в коей степени не виноват в разглашении Ваших секретных посланий. Информация была дана как американскому корреспонденту "Геральд Трибюн", так и корреспонденту лондонского "Таймс" Советским Посольством в Лондоне. В последнем случае она была дана лично Послом Гусевым"16.
Российский историк и архивист Владимир Соколов резюмировал: "Британский премьер, зная крутой характер "дядюшки Джо", попытался убрать его собственными руками не очень популярного в Лондоне советского посла"17.
Черчилль вновь - и теперь, казалось бы, наверняка - подставил Гусева!
Защита Сталина
Британский посол в Москве Арчибальд Керр при встрече с Молотовым подтвердил британскую версию - в утечке виновато советское посольство и прежде всего сам посол.
Однако ни Гусев, ни посольство не получали посланий, информация о которых попала в прессу. Скорее всего, в утечке были виноваты "лондонские поляки", которых англичане "втихомолку" знакомили с перепиской лидеров двух держав18. Гусев охарактеризовал обвинение в его адрес как "широко задуманную, но плохо подготовленную провокацию", чтобы "иметь в качестве советского посла в Англии другое лицо"19.
Сталин разгадал игру Черчилля. И в письме премьер-министру вновь поддержал посла:
"Мною произведена строгая проверка Вашего сообщения о том, что разглашение переписки между мною и Вами произошло по вине Советского Посольства в Лондоне и лично Посла Ф.Т. Гусева. Эта проверка показала, что ни Посольство, ни лично Ф.Т. Гусев в этом совершенно неповинны и даже вовсе не имели некоторых из документов, содержание которых было оглашено в английских газетах. Таким образом, разглашение произошло не с советской, а с английской стороны. Гусев согласен пойти на любое расследование этого дела, чтобы доказать, что он и люди из его аппарата совершенно не причастны к делу разглашения содержания нашей переписки. Мне кажется, что Вас ввели в заблуждение насчет Гусева и Советского Посольства"20.
Черчилль приказал провести дополнительную проверку - в надежде все же доказать вину Гусева. Однако результат его разочаровал. Проверка подтвердила непричастность посла к утечке секретных сведений.
Мы не знаем, что пережил Федор Тарасович в дни, когда карьера и жизнь опять висели на волоске. Возможно, в других обстоятельствах Сталин не стал бы с ним церемониться. Однако для советского вождя наказание Гусева стало бы равносильным признанию правоты Черчилля.
И вскоре он нашел возможность публично поддержать Федора Тарасовича в присутствии британского премьер-министра!
В октябре 1944 года, во время визита Черчилля в СССР, Сталин на приеме в Кремле предложил тост: "За моего личного друга, посла СССР в Великобритании товарища Гусева!"
Много позже Федор Тарасович рассказал об этом эпизоде начальнику Историко-дипломатического управления МИД СССР академику Сергею Тихвинскому:
"Дело было так ... я сидел рядом с Молотовым ... напротив Сталина. Сталин тихо сказал Молотову: "Скажи тост в честь нашего посла". Молотов так же тихо ответил: "Лучше тебе самому" (они были на "ты"). Черчилль внимательно слушал Павлова, который переводил, приставив даже ладонь к уху. Понял ли он, что это был дипломатический ход, или нет, но во всяком случае относиться ко мне он стал лучше"21.
На завершающем этапе войны Черчилль уже регулярно встречался с Гусевым, приглашал на приемы, завтраки и обеды и сам наведывался в посольство. Еще чаще это делала его супруга, Клементина, которая куда теплее мужа относилась и к Советскому Союзу, и к его официальному представителю. Эре Калмановне Гусевой, супруге посла, удалось наладить с ней добрые, человеческие отношения. А весной 1945 года по предложению Гусева Клементину Черчилль пригласили в Советский Союз и наградили орденом Трудового Красного Знамени за ту работу, которую она проводила по сбору средств в фонд помощи Красной Армии.
...8 мая 1945 года, чокаясь бокалами с Гусевым, премьер-министр много и хорошо говорил о вкладе Советского Союза в Победу. Однако к тому времени Черчилль уже отдал приказ разработать операцию "Немыслимое" - на случай вооруженного конфликта с СССР. Посол не знал об этом, но точно оценил настроение премьера, назвав его в донесении в Центр "авантюристом", "для которого война является его родной стихией", поскольку в условиях войны он "чувствует себя значительно лучше, чем в условиях мирного времени"22.
Гусев оставался в Великобритании до августа 1946 года. Свою работу выполнял честно и добросовестно - несмотря на все подводные камни. Того же требовал от подчиненных, создав в посольстве коллектив единомышленников, без казенщины и чинопочитания.
Покинув Великобританию, стал заместителем министра иностранных дел СССР. Заманчивые служебные перспективы, вся жизнь еще впереди - но сверхнагрузки и постоянное нервное напряжение не прошли даром. После четырех лет лечения и шести операций у Федора Тарасовича осталось одно легкое. А он, выйдя из больницы, снова встал в строй.
До последнего вздоха.
- 1. Из интервью Ф.Т. Гусева журналисту О.И. Обуховой (предположительно середина 1980-х гг.).
- 2. Народный комиссариат иностранных дел.
- 3. Из интервью Ф.Т. Гусева журналисту О.И. Обуховой.
- 4. Цит. по: В.В. Соколов. Посол Ф.Т. Гусев в Лондоне в 1943-1946 годах // Новая и новейшая история, 2005, N 4. С. 109.
- 5. Переписка Сталина с Рузвельтом и Черчиллем в годы Великой Отечественной войны. В 2-х томах. М., Олма-пресс, 2016. Т.1. С. 494.
- 6. Документы внешней политики СССР. 1943. Кн. 2. 1 сентября - 31 декабря 1943 г. МИД России, Майкоп, "Полиграф-ЮгВ", 2016. С. 148.
- 7. Там же. С. 164.
- 8. Там же.
- 9. Там же.
- 10. Переписка... Т. 2. С. 591.
- 11. В.В. Соколов. Посол СССР Ф.Т. Гусев... С. 110.
- 12. Из интервью Ф.Т. Гусева журналисту О.И. Обуховой.
- 13. W. Strang. Home and Abroad. L., Deutsch, 1956, P. 207.
- 14. Переписка.... Т. 2. С. 79-80.
- 15. Там же. С. 92.
- 16. Там же. С. 99.
- 17. В.В. Соколов. Посол СССР Ф.Т. Гусев... С. 113.
- 18. Переписка... Т. 2. С. 109.
- 19. Там же.
- 20. Там же. С. 109-110.
- 21. Запись воспоминаний посла Ф.Т. Гусева // https://idd.mid.ru/ru_RU/-/sovetskie-diplomaty-v-gody-vojny-posol-fedor-gusev
- 22. Переписка... Т. 2. С. 511.