Теплым апрельским днем 1993 года я шел по Москве из Настасьинского переулка, где тогда размещалась редакция газеты "Труд", на Поварскую улицу, где и по сей день размещается Верховный суд страны. Я спешил на открытие процесса по делу ГКЧП, проще говоря, на судебное заседание о заговоре с целью захвата власти и об измене Родине.
Впервые в истории Отечества на скамье подсудимых оказалось всё высшее руководство Советского Союза, включая премьер-министра, вице-президента, министра обороны, председателя КГБ и председателя Верховного Совета. Их было двенадцать. Двенадцать апостолов режима, в августе девяносто первого года предавших своего президента - Михаила Горбачева.
Когда, спустя много месяцев, суд амнистировал их, все они стали убежденно излагать версию о том, что путч понадобился им, чтобы сохранить СССР. Почему для сохранения СССР нельзя было использовать легальные рычаги политической борьбы? Этот вопрос даже не задавался, поскольку всерьез, по-настоящему они верили в действенность только этого, закулисного, неслышного и незаметного для нормальных людей пути аппаратных согласований и кабинетных решений при закрытых дверях.
Этот стиль не ими был придуман. Он утвердился в недрах советской политической системы еще в тридцатые годы. Уже тогда только политически неграмотный полагал, что всё делается так, как говорится с трибун. Грамотный прочно усвоил: реальная советская политика вершится тихо, быстро и жестоко. Однако, говорить об этом с трибун - лучше не надо. Молчание тоже было показателем грамотности.
Вся настоящая политика советского периода - это сплошная и непрерывная цепь политических заговоров. Более того, заговор стал едва ли не единственным средством реформирования общества.
Этот политический алгоритм сохранился в полной мере и после смерти Сталина. Более того, он уже сформировал тип сознания, в котором политический заговор, кремлевская интрига на пути к власти были так же естественны, как рукопожатие при встрече. Спустя одиннадцать лет после смерти Сталина тот же механизм заговора привел в действие Октябрьский пленум ЦК, снявший Хрущева. Усилия той же пружины видны и в решениях о вводе войск в Афганистан, о взятии Вильнюсского телецентра, о вводе войск в Баку...
Особенность системы была в том, что она не оставляла ответственных. Их просто невозможно было обнаружить.
В нашем случае ответственные были обнаружены по простой и очевидной причине: система дала сбой, она проржавела и пришла в негодность, да и адепты её поизмельчали.
Теперь мало кто вспомнит, что большинство из двенадцати радетелей за сохранение Советского Союза уже на предварительном следствии полностью признали свою вину, раскаялись в содеянном и принесли свои извинения Горбачеву. Почему? Версий может быть много. У меня есть своя: они боялись, что суд будет скорым и в приговоре будет высшая мера. То есть, они боялись, что всё случится так, как было вчера и позавчера в рамках советской системы. Они боялись повторить судьбу Берии, Тухачевского или Кирова.
Но потом, спустя несколько недель с изумлением обнаружили, что состязательный процесс реален, суд не декоративен и не подчинен звонкам сверху.
Говорю же - система дала сбой.
И вот тогда они поняли, что ничего еще не потеряно, что их признания сделаны были сдуру. И с удовольствием вернулись к своему обычному циничному состоянию: все признания легко забылись и началась борьба за возвращение званий патриотов, спасавших Советский Союз.
Теперь, спустя много лет, общеизвестен факт записи председателем КГБ Крючковым телефонного разговора Ельцина и Горбачева накануне подписания Союзного договора. Из этого разговора становилось ясным, что председателем правительства обновленного Союза будет Назарбаев, а никто из двенадцати в высших эшелонах власти пребывать не будет. Крючков немедленно ознакомил товарищей с содержанием этого возмутительного разговора, и двенадцать тихих аппаратчиков мгновенно стали двенадцатью разгневанными мужчинами.
Так и возник ГКЧП.
Единственное, что во всей этой истории лично у меня вызвало чувство радости и некую надежду - это поведение детей подсудимых, которые тоже присутствовали в зале суда. Дети - молодые парни и симпатичные девушки - открыто поддерживали своих отцов, всячески заботились о них. Не было и тени того, что еще совсем недавно называлось "детьми врагов народа". Они не отреклись от своих отцов, остались с ними. А власть не изолировала их в спецдетдомах, не препятствовала публичному проявлению их сыновних и дочерних чувств.
Ну, я же говорю - система дала сбой.
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем