Польша-бабочка

Никакой равноудаленности

На словах Юзеф Пилсудский и его соратники придерживались не лишенной здравого смысла линии на равноудаленность от двух самых опасных соседей Польши - Германии и Советского Союза¹. На самом деле даже важные дипломатические соглашения, к числу которых, несомненно, относится заключенный 25 июля 1932 г. советско-польский договор о ненападении, подписанный в развитие Рижского мира 1921 г., не отменяли главного основания варшавской политики, основанной на безоговорочном антисоветизме.

Давайте посмотрим, какую инструкцию получил 6 сентября 1932 г., через месяц с небольшим после договора о ненападении, польский военный атташе в союзной Варшаве Румынии подполковник граф Роман Михаловский (1895-1974) от самого начальника Генерального штаба Войска Польского бригадного генерала Януша Гонсёровского (1889-1949). Генерал, будучи близким соратником Пилсудского, по-военному четко объяснил подчиненному, как надлежит реагировать на новый договор с "Советами":

"В беседах на тему пакта о ненападении вы должны строго опираться на инструкции нашего посольства. Если речь идет о комментариях с военной точки зрения, то в этом плане принципиальным аргументом, указывающим на целесообразность нашего шага, является удержание единого антисоветского фронта от севера до юга"².

То есть в совершенно секретной бумаге открытым текстом говорится о том, что, по мнению варшавских стратегов, договор с СССР в реальности обязан лишь укрепить антисоветскую коалицию в Восточной Европе.

Как известно, с этой коалицией, которую с подачи французов именовали "санитарным кордоном", на практике были большие проблемы. Даже румыны, бывшие единственными из географических соседей Польши, кто состоял с Варшавой в союзных отношениях, сомневались в некоторых аспектах польской антисоветской политики. Гонсёровский предлагал Михаловскому проявлять в отношении Бухареста настойчивость:

"Практическое значение факта удержания единого антисоветского фронта должно быть достаточно понятно и для Румынии. Польша, представляющая собой центральный участок этого фронта, должна обращать внимание на соседние его участки как с севера, так и с юга. Если Румыния не оценивает этот факт должным образом, то потому, что она лично заинтересована лишь польским участком как непосредственно прилегающим к ее фронту и пренебрегает дальнейшими участками балтийских государств и Финляндии, чем Польша пренебрегать не может и не хочет"³.

Щербатый антисоветский фронт

Пикантность письма начальника польского Генштаба в том, что официальная Варшава в тот момент активно поддерживала идею скорейшего подписания пакта о ненападении между СССР и Румынией и вместе с Францией была посредником в переговорах между Москвой и Бухарестом. Так и не подписанный договор, несмотря на целых четыре раунда советско-румынских переговоров в одном только 1932 г., в итоге оказался недостающим звеном в антисоветских планах польской дипломатии. Склонить румын к соглашению с Москвой было очень непросто по двум важным обстоятельствам: во-первых, между СССР и Румынией тогда еще не было дипломатических отношений (они будут установлены только в июне 1934 г.); во-вторых, с 1924 г. советская сторона однозначно не признавала за румынской законность владения Бессарабией, которая войдет в состав СССР в июне 1940 г.

Правда, мощный нажим союзных Франции и Польши в начале октября 1932 г. привел к тому, что власти в Бухаресте оказались очень близки к заключению договора с СССР⁴. В поезде, едущем в Женеву на конференцию по разоружению, нарком по иностранным делам М.М. Литвинов и наделенный полномочиями своего правительства посол Румынии в Польше Виктор Кадере согласовали текст соглашения, 4 октября его одобрило и Политбюро ЦК ВКП(б). Но в пакте ничего не говорилось о признании Москвой границ Румынии с Бессарабией, и этим публично возмутился известный румынский дипломат Николае Титулеску, склонивший власти в Бухаресте к отказу от уже достигнутой договоренности.

Для СССР и такой вариант развития событий был на руку - как пишет историк В.В. Репин, "не достигнув договоренности с Румынией, СССР получил более значимый пакт о ненападении с Польшей от 25 июля 1932 г., который ослабил роль польско-румынского союза, а также договор о ненападении с Францией от 11 ноября 1932 г., пакты о ненападении с Латвией, Эстонией и Финляндией"⁵. А вот полякам пришлось пережить свое локальное дипломатическое поражение, хотя признавать они его не собирались. Генерал Гонсёровский еще в начале сентября не исключал именно такого развития событий, но инструктировал графа Михаловского в том ключе, что советско-польский договор "в достаточной мере защищает интересы польско-румынского союза даже в том случае, если Румыния, недооценив практическое значение монолитности антисоветского фронта, пакт с Россией не заключила бы"⁶.

В итоге никакого непрерывного "санитарного кордона" против СССР в Восточной Европе так и не удалось создать, сколотили лишь щербатый антисоветский забор, одним из основных звеньев которого непременно была Польша.

Расчеты и просчеты

Не поколебали верности ведущих польских политиков и военных проекту "Анти-Россия" ни приход к власти в Германии Гитлера в январе 1933 г., ни агрессивная внешняя политика нацистов в первые два года их правления. Внешне варшавская "равноудаленность" просматривалась хорошо - 26 января 1934 г. в дополнение к полноценному договору о ненападении с СССР появилась польско-германская декларация о неприменении силы, подписанная в Берлине польским послом Юзефом Липским и главой МИД Германии Константином фон Нейратом. Декларация обладала крайне существенным недостатком - стороны так и не обозначили в ней признание границ друг друга, что открывало перед Гитлером весьма заманчивые перспективы в будущем. Пока же, в 1934-м, поляки вполне резонно могли считать себя все еще сильнее только начинавших свой путь к большой войне немцев, но их уже беспокоило, кто из соседних держав опаснее.

Наиболее реалистично сложившуюся ситуацию, в которой оказалась Польша, расценивал сам маршал Пилсудский. Именно он еще с осени 1933 г. стал требовать от Гонсёровского и польского МИД аналитических оценок о реальности военной опасности со стороны Берлина и Москвы. 7 марта и 12 апреля 1934 г. Пилсудский провел два представительных совещания, по итогам второго из них в течение месяца был оперативно проведен секретный опрос среди высшего военного руководства Польши. 19 военачальников и примкнувший к ним министр иностранных дел полковник Юзеф Бек должны были самостоятельно, не советуясь ни с кем, ответить на вопрос польского диктатора: "Какое из этих государств более опасно для Польши и скорее может стать опасным? Россия или Германия?"

К 12 мая 1934 г. офицер для особых поручений при Пилсудском подполковник Казимеж Глябиш (1893-1981) подготовил интереснейшую сводную таблицу ответов двадцати именитых прогнозистов. Список открывает общее мнение министра иностранных дел Юзефа Бека и его единственного заместителя Яна Шембека, далее следуют точки зрения 15 генералов, четырех полковников и одного подполковника. Сразу 13 военных, в том числе 9 генералов, оказались сторонниками большей опасности со стороны Гитлера, их мнения очень похожи. Руководивший во время государственного переворота 1926 г. в пользу Пилсудского мятежными войсками генерал Густав Орлич-Дрешер (1889-1936) высказался так: "Со стороны Германии мы можем ожидать нападения на нашу территорию значительно раньше, чем со стороны России". Глава военной разведки полковник Теодор Фургальский (1893-1939) почти точно предсказал советский потенциал в 1939 г.: "В период ближайших десяти лет бо'льшая опасность будет нарастать со стороны Германии. Россия может быть готова в военном отношении через 5 лет, но лишь глубокие перемены в соотношении общественных сил Европы могли бы ее когда-нибудь склонить к тому, чтобы отвергнуть мирную политику на Западе"⁷.

Лабораторная работа

Однозначно в пользу российской угрозы высказались только два участника анкеты, но притом весьма высокопоставленных. Начальник Генштаба Гонсёровский написал: "Скорее опасной может стать Россия". Генерал Эдвард Рыдз-Смиглы, который уже через год, после смерти Пилсудского 12 мая 1935 г., станет его преемником на важнейшем посту генерального инспектора вооруженных сил, дал совершенно нереалистичный прогноз: "Россия на протяжении нескольких ближайших лет будет опаснейшим противником. Будущее нельзя предсказать на долгие годы. Улучшение германской ситуации может происходить медленно"⁸.

Оставшиеся пять ответов отмечали большую опасность как со стороны Москвы, так и со стороны Берлина. Советская угроза при этом неизменно ставилась на первое место, как в отзыве Бека и Шембека: "В течение 3-4 лет Россия может быть первой опасностью. Весьма вероятно, что потом положение вещей может перевернуться"⁹. Генерал Тадеуш Каспшицкий (1891-1978), дежурно отметив, что "более опасна в дальнейшем будущем Россия", продолжил уже пророчески: "Удар по Польше может произойти сначала со стороны Германии"¹⁰. В сентябре 1939 г. сам Каспшицкий, будучи к тому времени уже четыре года министром обороны после кончины Пилсудского, на собственном горьком опыте почувствует правоту своих слов.

Польский диктатор анкетой не ограничился и повелел глубже исследовать вопрос о том, кто же из двух больших соседей опаснее и почему. В июне 1934 г. в Генеральном инспекторате вооруженных сил было создано совершенно секретное бюро стратегических исследований под скромным названием "Лаборатория". Деньги на проект, впрочем, были выделены совсем не скромные - Пилсудский поставил задачу оперативно и углубленно изучить внутреннее положение СССР и Германии, контролируя при этом работу традиционной разведки из II отдела Генштаба. "Лабораторию" возглавил близкий к Пилсудскому генерал Казимеж Фабрици (1888-1958), уроженец Одессы, его ближайшим помощником стал подполковник Глябиш¹¹. Они и приданные им сотрудники с лета 1934 г. активно путешествовали по Германии и Австрии, щедро тратя казенные деньги - Фабрици был твердо убежден в том, что главная опасность исходит от Гитлера, примечательно и его мнение в упомянутой анкете: "Германия опаснее и скорее может стать опаснее"¹².

По советской же тематике плотно работал лишь один сотрудник "Лаборатории" - родившийся под Лодзью майор Станислав Пстроконьский (1897-1952). Он путешествовал по СССР под видом дипкурьера, но основную информацию добывал весьма оригинально, слушая по ночам московское радио¹³. Учитывая тогдашний советский уровень защиты секретной информации, получить значимые сведения майору-радиолюбителю было практически невозможно.

"Запад нынче паршивенький..."

В конце ноября 1934 г. "Лаборатория" отчиталась о своей работе на специальном совещании при Пилсудском. В докладах Фабрици и Глябиша однозначно подчеркивалась гораздо большая опасность гитлеровского режима, но в краткосрочной перспективе указывалось и на угрозу из Москвы: Глябиш предполагал, что "Россия может быть опасной раньше, Германия же будет позже безусловно всё опаснее и опаснее"¹⁴. Разведчики из II отдела Генштаба доложили, что Гитлер будет готов к войне через 6-8 лет, а вот СССР - не раньше чем через 15-20 лет, когда достигнет экономической самодостаточности¹⁵.

Однако большинство участников совещания привычно сочло главным врагом Польши Москву. Пилсудский в кулуарах объяснял Глябишу, что он все понимает и немцам не доверяет (тогда же, в 1934-м, он сделал удивительно точный прогноз, что хорошие отношения Польши и Германии могут продлиться ровно четыре года). Весьма проницательно понимал польский маршал и немощь своих главных союзников: "Запад нынче паршивенький. Если он вдруг не прозреет и не заматереет, нужно будет перестраиваться"¹⁶.

Маршал как в воду глядел - после его смерти Запад прозревать не пожелал, а поляки не пожелали перестраиваться. Усилия "Лаборатории" пришлись не ко двору, а деньги на нее были фактически потрачены зря: уже осенью 1935 г. Рыдз-Смиглы закрыл этот перспективный разведывательный проект. Главным противником вплоть до роковой осени 1939-го Варшава, одержимая идеей "Анти-России", продолжала считать СССР.

_{1. См.: Kornat M. Polityka rо"wnowagi 1934-1939. Polska mie‚dzy Wschodem a Zachodem. Krakо"w, 2007. Нельзя сказать, что Польша не пыталась балансировать между двух стран. Только были это не СССР и Германия, а Германия и Франция. Эту игру поляков в 1934 г. раскусил марсельский журналист Р. Майар, близкий к французскому МИД: "Маршал Пилсудский твердо решил продавать свое сотрудничество за более высокую цену и не сильно беспокоиться, будет ли это Париж или Берлин… Он отчасти поощряет мечты о Польше, превратившейся в политического товарища Гитлера…" - AAN. Ambasada RP w Paryz.u. 2/463/0/-/241. S. 30.}

_{2. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-39. S. 50.}

_{3. Ibidem.}

_{4. См.: Проект договора о ненападении между СССР и Румынией. 26 августа 1932 г. // Советско-румынские отношения 1917-1941: Документы и материалы в 2 тт. Т. 1. 1917-1934. М., 2000. С. 388-390.}

_{5. Репин В.В. Бессарабская проблема как элемент дипломатического диалога СССР и Румынии в рамках попыток создания системы коллективной безопасности в Европе (1928-1938 гг.) // Российские и славянские исследования. Вып. 8. Минск, 2013. С. 56.}

_{6. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-39. S. 50а.}

_{7. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-21. Rosja czy Niemcy? Zestawienie odpowiedzi z V 1934 r. S. 2.}

_{8 Ibidem. S. 1-2.}

_{9. Мнение главы МИД Польши стоит оценивать с учетом точки зрения М. Волоса и М. Корната, в 2021 г. опубликовавших более чем 1100‑страничную биографию Бека; известные польские историки указывают на то, что министр не любил заниматься "российской политикой" и обычно перекладывал ее на плечи руководителей Восточного отдела МИД. - Kornat M., Wol‚os M. Jо"zef Beck. Biografia. Warszawa, 2021. S. 244.}

_{10. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-21. Rosja czy Niemcy? Zestawienie odpowiedzi z V 1934 r. S. 1-2.}

_{11. Оба в 1950‑е гг. напечатали воспоминания о "Лаборатории": Fabrycy K. Komorka specjalna // Niepodlegl‚os"c". T. V. 1955; Glabisz K. "Laboratorium" // Niepodlegl‚os"c". T. VI. 1958.}

_{12. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-21. Rosja czy Niemcy? Zestawienie odpowiedzi z V 1934 r. S. 2.}

_{13. Kol‚akowski P. "Laboratorium" - komorka analityczna marszal‚ka Jozefa Pil‚sudskiego // Sl‚upskie Studia Historyczne. T. 16. 2010. S. 124-125.}

_{14. AAN. Instytucje wojskowe. 296/III-21. Referat ppl‚k. Glabisza. Rosja czy Niemcy? S. 2.}

_{15 Kol‚akowski P. Op. cit. S. 120.}

_{16 Glabisz K. Op. cit. S. 220, 225.}