Гвардеец Преображенского полка Иван Балакирев прошел путь от царского любимца до изгоя

Жаль только, что народный герой скончался за семь десятков лет до своей всероссийской славы.

Посмертная слава

Шут Петра Великого завершил свои земные дни в 1764 году. "Собрание анекдотов Балакирева" впервые вышло в 1830 году. А потом в одном лишь XIX веке переиздавалось более 70 раз под разными заглавиями, с дополнениями и новыми подробностями, в стихах и прозе, в толстых литературных журналах и дешевых сборниках, на лубочных картинках - "комиксах" того времени. И с оптовых ярмарок разлеталось по всей стране.

"Образ Балакирева в русской литературе" - отдельная тема. Персонаж этот продолжал еще не один век вдохновлять писателей и историков. Великого шута в своих книгах поминают Ксенофонт Полевой и Иван Лажечников, Анатолий Мариенгоф, Григорий Горин и Валентин Пикуль, многие авторы исторических романов и повестей XIX века, фильмов и даже мультфильмов советского времени. Когда в России в очередной раз наступали времена тягостные, вязкие и подцензурные, очень хотелось вспомнить историческую персону - лихого и бесстрашного "Ивана, который за словом не лез в карман", дерзил царям и говорил им горькую правду.

Между анекдотами и легендами

Историкам сложно разобраться, что в рассказах о знаменитом Иване Балакиреве при дворе Петра Великого правда, а что - более поздний художественный вымысел. Ему явно приписывают остроты и проделки шутов разных стран и народов. По-разному называют даже его отчество - то Александрович, то Алексеевич, то Емельянович. Впрочем, читателю это и не слишком важно. В исторических анекдотах царский шут неизменно кладет на лопатки надутых придворных и вельмож. Да и самому государю императору (сердце читателя сладко замирает) осмеливается возражать, не боясь ни оплеухи, ни опалы, ни чего похуже.

Например, увидев, как лошадь остановилась посреди лужи "для известной надобности", тут же замечает: "Точь-в-точь Петр Алексеевич!" А вспыхнувшему от гнева царю поясняет: "Мало ли в этой луже дряни, а она подбавляет. Мало ли у Данилыча (то есть Меншикова) всякого богатства, а ты все еще пичкаешь".

С Меншиковым Балакирев был на ножах - и в этой неприязни полстраны с ним было солидарно.

Приписывают Балакиреву и остроумное определение, какова на деле новая столица - Петербург. "Народ говорит: с одной стороны море, с другой - горе, с третьей - мох, а с четвертой - ох!" За эти дерзкие слова, если верить "Русской старине" 1871 года, царь чувствительно угостил шута дубинкой по ребрам.

Как и положено народному герою, в книжках Балакирев вступается за несправедливо обиженных "маленьких людей". Вот он ставит перед царем фактически в "одиночный пикет" бедную вдову чиновника, которая на просьбы о пенсии за мужа изо дня в день получала в Сенате ответ "приходи завтра". Табличку с этими словами, гласит анекдот, Балакирев прилепил ей к платью и дождался прихода царя. Тот спросил, что сие значит, разгневался, и Сенат долго не рисковал заниматься волокитой...

Приписывают шуту и знаменитое уподобление стряпчего (чиновника) тележному колесу: "их обоих надо чаще подмазывать".

А уж спесь с придворных Балакирев (к радости читателей) тем более сбивает влет. "Точно ли говорят при дворе, что ты дурак?" - спросили его однажды. Шут парировал: "Они только людей морочат. Они и тебя называют умным; не верь им, пожалуйста, не верь". Другому вельможе, известному болтуну, шут объяснил, почему у того болят зубы: "Оттого что ты их беспрестанно языком молотишь" (так пишут в "Полных анекдотах о Балакиреве, бывшем шуте при дворе Петра Великого", изданных в Москве в 1837 году).

Смело Балакирев, говорят, действовал, размашисто. При дворе - как в ярмарочном театре. Не успел царь присвоить ему (по его же просьбе) титул "Повелителя мух" - вооружился мухобойкой и шлепнул по лысине то ли вельможу, то ли немецкого министра. А как же иначе вредное насекомое убить? Рассказывают, что разыгрывал Балакирев целые мини-спектакли, главным зрителем которых, конечно, становился государь. Петр I с удовольствием эти импровизации подхватывал. Рассказывают, как с подачи Балакирева высмеивали любителей падать царю в ноги или носить длинные бороды (историки морщатся и поясняют, что к моменту появления Ивана при дворе в этом уже давно отпала нужда). Или как "потчевали стариной" староверов - на свадьбе шута Исайкова поднесли им вместо изысканных вин и яств "самый дурной полугар", жир и перец. Пришлось поборникам старины давиться, но есть и пить.

Версия тоже невеликой достоверности - зато доходчиво.

А вот реальных сведений об Иване Балакиреве не так много.

Тихая реформа шутовства

Точно известно, что родился он в 1699 году. Был потомком древнего, но обедневшего рода из Костромской губернии. В 15 или 16 лет его отправили в Петербург "на смотр", записали в гвардейский Преображенский полк для обучения "по инженерному делу". А дальше обстоятельства сложились так, что юный гвардеец Иван оказался в царском дворце.

Почему царь одарил его своей благосклонностью? Снова "литературная версия", которую живо и в красках описал, например, Григорий Горин, автор суперпопулярной пьесы "Шут Балакирев" в московском театре "Ленком". Вроде бы стоял юный гвардеец в карауле на солнцепеке, полез купаться в Неву, а тут некстати - царь с проверкой постов. И сидеть бы Ване на гауптвахте или битым быть, но он живо схватил винтовку, суму, шапку, перевязь, второпях нацепил на себя. И прямо в голом виде, но при оружии лихо отсалютовал государю.

Петру "истинно русская удаль" понравилась: "Хоть гол - да прав!" И взял он Ивана служить во дворец.

Так оно было или нет - бог весть. А вот историки указывают на куда более любопытный факт. Участвуя во всех забавах Петра I, будучи его любимым шутом, Иван Балакирев официально в шутовской когорте, куда входили 24 человека, не числился. В отличие, например, от "короля самоедов" португальского происхождения - шута Яна Лакосты и других потешников. Балакирев оставался по-прежнему военным, гвардейцем, позже - получал различные вполне серьезные должности в царской свите. Это никого не удивляло.

Точно так же в "потехах" государя участвовали и другие персоны, заслуги которых в истории очень весомы (например, будущий адмирал Иван Головин). Да и само слово "потешный" при Петре имело примерно тот же смысл, что сейчас - "экспериментальный", "опытный", "пилотный". Потешный флот, потешные полки - с них начинались великие дела петровской эпохи. А крутые перемены в нравах и устоях вели начало с балов, машкерадов, розыгрышей, различных новомодных забав и ломки старых обычаев даже не об колено, а о тот самый шутовской зад.

Облик Ивана тоже не соответствовал привычной роли шута. Смешным в те времена считалось в первую очередь что-то "диковинное", отталкивающее. Сильных мира сего развлекала целая толпа уродцев - карлики, горбуны, косноязычные, пришлый народ странной наружности в нарочито нелепой одежде. Но Балакирев был (судя по немногим портретам) весьма недурен собой - светлоглазый, рослый, статный.

В чем заключалась его тихая реформа шутовства? Да в том, что смеялись в петровские времена не над ним. Смеялись его шуткам, плодам острого ума и актерского дара. Мастерски разыгранным сценкам - нынешние скетчи и стендапы их бледное подобие. Как бы сейчас назвали Балакирева - шоуменом? Режиссером и продюсером придворных постановок?

Его не любили и побаивались, как истинного сатирика, за способность талантливо, хлестко и точно высмеять любого, невзирая на титулы и доходы. И, конечно, ему завидовали. Не каждый вельможа мог похвастаться полным доверием и расположением государя при его-то крутом нраве и далеко не безобидном чувстве юмора.

Для Петра Великого Балакирев был не просто шутом - сподвижником, приближенным, отчасти даже другом, несмотря на 27-летнюю разницу в возрасте и несоизмеримый статус.

Шутки в сторону

Все бы хорошо, не сыграй над шутом шутку сама судьба. Исполнительный и расторопный Балакирев был назначен в ездовые (гонцы) к императрице Екатерине I. Женщине привлекательной, но ветреной. Екатерина Алексеевна приблизила к себе красивого и хваткого камергера Виллима Монса. Интрига закрутилась быстро, и Балакирев, сам того не желая, оказался в нее втянут. К тому времени он стал уже камер-лакеем и доставлял послания любовников друг другу. О чем однажды, в ноябре 1724 года, сверх меры выпив, проболтался некоему обойного дела ученику Ивану Суворову. Что, мол, отвез письмо "одно синенькое". И вроде бы добавил - "любовь, она, вишь, указу не ведает и царя в дураки поставит".

Дальше - перешептывания и в итоге анонимный донос в Тайную канцелярию. По распоряжению ее начальника Андрея Ушакова Балакирев, Монс, а также его помощники статс-дама Матрена Балк и подъячий Егор Столетов были арестованы и допрошены с пристрастием.

Разбирательство было быстрым, тихим и яростным. Петр I любил свою жену со всей страстью абсолютного самодержца. В письмах обращался к ней не иначе как "Катеринушка, друг мой сердешнинькой". Сильная натура, сильные чувства, страшный удар от предательства. Официально Виллима Монса обвинили во взяточничестве (благо поводов хватало). Отрубили ему голову перед зданием Сената на Троицкой площади и водрузили на шест. Матрену Балк в Сибирь сослали пожизненно, Столетова - на 10 лет, перед ссылкой вырвав ноздри.

Балакирев же отделался сравнительно легко: "всего лишь" допрос на дыбе с выворачиванием суставов в присутствии царя (об этом, изучив дело Монса и прочих, в 1862 году написал историк М.Н. Семевский). Приговор - 60 ударов батогами и высылка на три года на строительные работы в Рогервик (ныне город Палдиски в Эстонии). Царь, похоже, своего любимца в последний момент пожалел. Любопытный факт: в обвинительном заключении фигурировала фраза "принял на себя шутовство". Для историков это подтверждение двух фактов: что Иван Балакирев - реальное лицо и что официально шутом при Петре он и правда не числился. Хотя звучал этот пункт приговора чистым абсурдом.

Трех лет на каторге шуту отбыть не пришлось. В январе 1725 года император скончался. Взойдя на престол, Екатерина I вернула из ссылки всех пострадавших за ее измену. Тут же сослала на Соловки и в Сибирь всех неугодных. 26-летний Балакирев вновь оказался при дворе. Некоторое время послужил рядовым в Преображенском полку, затем ему пожаловали чин прапорщика. В свое время Петр наградил Ивана Алексеевича во время посещения города Касимова шутовским титулом "царь Касимовский", но имения дарить отказался. Императрица их ему отписала - с несколькими сотнями душ крепостных.

Удержался Балакирев и при Петре II, сменившем Екатерину Алексеевну после ее внезапной кончины. А после его недолгого царствования на престол взошла Анна Иоанновна. Ей тоже шут при дворе был нужен. Но - в совершенно другом амплуа.

Второе пришествие шута

Шутки у судьбы - злые. Самое большое унижение ждало Балакирева не от порки батогами и не на каторге, а при "втором пришествии" в шутовскую профессию и даже официальном назначении на эту должность. Ни в чем не нуждавшийся, обласканный монаршьей милостью, чувствовал он себя ужасно. "Старик Балакирев - кто не знал его при великом образователе России? - дошучивает ныне сквозь слезы свою жизнь между счастливыми соперниками", - писал Лажечников в "Ледяном доме".

"Старику", кстати, в момент воцарения Анны Иоанновны был всего-то 31 год.

Что произошло? А просто сменился правитель - и с ним эпоха. Новая императрица особым умом не блистала, развлечения предпочитала простые, шутки - "ниже пояса". Чтобы бабы-шептуньи, едва царица откроет глаза, в ее спальне трещали без умолку, карлы кривлялись и кувыркались, шуты потасовки устраивали да садились с размаху в корзинки с куриными яйцами.

Сатира закончилась. Стоило Балакиреву по старой памяти пошутить над кем-то из придворных, следовал окрик и наказание. За шутку над всесильным "временщиком" герцогом Бироном его даже побили палками. Высказался с сарказмом о самой императрице - сразу донос и допрос в Тайной канцелярии. Не понравился царице и ответ Балакирева, почему народ ропщет из-за слишком высоких налогов: "Напрасно гневаешься, матушка-государыня! Надо же народу иметь какое-нибудь утешение за свои деньги!"

Русский человек знает одно верное средство от тоски и уныния. Балакирев стал пить горькую. Анна Иоанновна даже издала специальный указ, повелев штрафовать гостей и приятелей шута, если они будут его спаивать. Правда, сама же ему на дом и присылала каждый день "вина по бутылке, один день красного, а на другой день рейнвейну, пива три бутылки..." Решил жениться на дочери посадского Морозова и не получил обещанных двух тысяч рублей в приданое - императрица эти деньги тут же "доправила". Но весной 1740 года императорская особа ушла в мир иной, а Анна Леопольдовна в шутах не нуждалась.

Придворных забавников уволили

Содержание Балакиреву, правда, сохранили. Раз в три-четыре года шили мундир за казенный счет. При дворе он занимался хозяйственными делами. Уже при императрице Елизавете Петровне ушел в отставку и удалился в город Касимов. Имение его было запущенным, но шуту и его жене (брак был бездетным) много и не требовалось. Говорят, была у него забава. Купит у крестьян воз сена, лошадь выпряжет, а телегу велит пустить с обрыва в реку. И смотрит, как ломаются колеса, летит по ветру сухая трава фейерверком. Слова, слава, вся жизнь - без следа. Умер он в возрасте 64 лет. Земля и имущество Балакирева отошли участнику дворцового переворота 1741 года, суздальскому дворянину и гвардейскому сержанту Дмитрию Александровичу Симонову.

P.S. Написано о Балакиреве много. Нет только надписи на могильном камне. Сохранилась ушедшая в траву и землю надгробная плита за алтарем Георгиевской церкви в Касимове. Буквы на ней давно стерлись. Считается, что именно там и похоронен знаменитый шут Петра Великого. И, возможно, в саван из рогожи ему и правда положили - как он просил - знаменитую царскую дубинку, которая не раз гуляла по его бокам.