"Мы с утра ушли в разведку..."

Да, здесь похоронен сын знаменитого советского композитора Микаэла Леоновича Таривердиева. Сын выбрал иной путь - профессионального военного разведчика, не сулящий известности и тем более славы.

У разведчика права на нее нет.

Последний разговор

Вот уже десять лет, как мне его не хватает. Хотя он умер девять лет назад. Дело в том, что Карен примерно за год до своей кончины умудрился со мной поссориться. На ровном месте. Он это умел.

Его уволили тогда из довольно успешной фирмы - учредители поменялись. А я в то время был главой управы московского района Кунцево. Собачья должность, должен заметить. Выходной один. Домой только спать.

Еду с одного совещания на другое, звонит Карен: "Меня уволили! Козлевич, помоги!!! Пропадаю!!!" Я пообещал сделать что смогу. Договорился вечером со своим знакомым, который работал топ-менеджером в известной немецкой фирме. Передал номер Карену. На следующий день, зная его несобранность, связываюсь: "Ну что, позвонил?" И слышу в ответ: "Нет! Мне некогда! Я занят! И вообще я пожалел, что связался с тобой!"

"Ну, извините, Карен Микаэлович, что я вас побеспокоил", - постарался спокойно ответить я. И больше не беспокоил.

Ссориться он умел, а вот извиняться - нет!

Из песни слово не выкинешь: человек он был очень непростой, с большим общежитием, как мы шутили, тараканов в голове. И когда его несло, голова отключалась.

Мы были близкими друзьями.

Урок отца

В день его похорон на кладбище было много народу. В основном, конечно, спецназовцы, афганцы. На поминках с грустной улыбкой вспоминали его титул "Внук великого армянского народа". Дело в том, что Микаэл Леонович абсолютно спокойно относился к "вопросу о национальностях". Но у армянских националистов еще тогда все великие люди были армянами. Даже Ленин. Во всяком случае, к Таривердиеву-старшему они подкатывали регулярно, прямо с порога запевая хвалебные оды: "Ты Великий Сын Великого Армянского Народа!" Он этого терпеть не мог. А Карен, когда об этом узнал, сразу же сказал: "Раз отец - Великий Сын, то я, соответственно, Великий Внук".

Так за ним это прозвище в кругу друзей и прилипло.

Отношения у них были непростые. Отец развелся с матерью Карена, когда тот был еще мальчишкой. Чувствовалось, что ему не хватало мужского воспитания. Но был эпизод в его пацанской жизни, когда отец сыграл определяющую, именно отцовскую роль.

...Московский двор в Черемушках, разношерстная компания. Приблатненные вожаки. Карик рассказывал, что лет с десяти стал воровать. Его поймали в магазине, привели к матери, а Елена Васильевна позвонила отцу. Тот не проводил душеспасительных бесед, а просто взял его за тоненькую шейку и придавил так, что свет в очах померк. А когда отпустил и сын судорожно глотнул воздуха, твердо и ясно сказал, глядя прямо в глаза: "Я не стану стреляться и вешаться от позора, что мой сын вор, как это делают другие. Я тебя просто придушу, если еще раз об этом узнаю!" И ушел.

Карен рассказывал, что слова эти запали в душу настолько, что "как бабушка пошептала". Больше он ничего без спросу ни у кого никогда не брал. Но и не стал "папиным сыном", живущим под прикрытием отцовской славы. Даже повода подумать так не дал ни разу.

Школа 9-й роты

Он прожил 54 года и начало взрослой жизни посвятил службе, хотя изначально о ней не думал. Все началось с того, что, оставив престижный филфак МГУ, Карен уехал работать на нефтеразработки в Тюмень. Сделал это, по сути, на спор со своей девушкой, стараясь доказать, что он не просто сын знаменитого композитора, но и сам чего-то стоит.

Это стало лейтмотивом всей его последующей жизни. И, думаю, доказывал он это не столько окружающим, сколько самому себе.

Потом был призыв в армию. Спустя полгода, окончив учебку, Карен поступил в Рязанское высшее воздушно-десантное дважды Краснознаменное командное училище имени Ленинского комсомола, в 9-ю роту, где готовили офицеров специальной разведки.

Коллектив непростой. Не скажу, что личностью был каждый, но очень многие. В таком коллективе нужно соответствовать. И Карен сумел.

Как мы познакомились? Я был на четвертом курсе, а он поступил на первый с нашивками младшего сержанта. Тогда мы тесно не общались, слишком большая разница между курсами, но он знал меня. Я был заметной личностью, частым нарушителем воинской дисциплины, а это всегда привлекает внимание младших. Я же знал, что он сын Таривердиева. Вот и все отношения.

В 9-й роте готовили разведчиков, и потому углубленное изучение иностранных языков входило в программу. Здесь он стал изучать фарси - язык, который впоследствии помогал на войне. Именно туда, в Афганистан, Карен попал после училища. Воевал в составе 177-го отдельного отряда специального назначения, который стоял в Газни. Должность - начальник разведки отряда - по сути штабная. Знаю немало офицеров, которые именно так ее понимали и так ее исполняли.

У Карена за плечами более 60 боевых выходов и два тяжелых ранения.

Он рассказывал мне про первое. Ехал с колонной, которая попала в засаду. Возглавил разрозненную группу бойцов, пытался совершить обходной маневр, чтобы зайти атакующим во фланг. Был ранен в ногу...

Кто-то из друзей однажды спросил Таривердиева-старшего: "Мог ли ты сделать так, чтобы сын не попал в Афганистан?" Он ответил вопросом: "А что, вместо моего сына на войну должен был поехать сын уборщицы?"

И, конечно, держал сына в поле зрения. Когда весной 1985 года Карен оказался с тяжелым ранением в московском госпитале, отец приехал к нему сразу. И потом бывал часто. Узнав, что Карик намерен вернуться в Афган, спросил: "Что, не навоевался еще? Может быть, уже хватит?" Карен возразил: "Я за эти месяцы на войне уже что-то понял, получил опыт. Прибывший вместо меня офицер будет вынужден пройти этот путь с начала".

И уехал, несмотря на то, что именно тогда у него родилась первая дочь да и здоровья после ранения не прибавилось. Зато на груди появилась первая награда - орден Красной Звезды. Потом было еще два ордена.

Война и мир

Орден Красного Знамени он получил за захват китайской РСЗУ, которую духи везли на ремонт. В тот день Карен с группой совершил длительный ночной переход и, выйдя на Гардезскую равнину, нашел нужную дорогу и организовал засаду. А в три часа ночи пошел трактор с прицепом. Охраны было всего шесть человек, и пятерых расстреляли из автоматов с приборами бесшумной и беспламенной стрельбы. Шестой попытался сбежать, но его перехватили и тоже бесшумно ликвидировали.

А когда осмотрели трофей, поняли, что это 12-ствольная реактивная пусковая установка китайского производства. Утром вызвали "вертушки" и доставили ее вместе с группой в отряд. Сейчас эта установка стоит в Центральном музее Вооруженных сил.

Второе ранение, за которое Карен получил второй орден Красной Звезды, сильно подорвало его здоровье, но службу он не оставил. После Афганистана служил в бригадах специального назначения в Крыму, Германии, Московском военном округе. Во время совместной службы в Крыму мы и сдружились. И я уже тогда убедился, что он был далеко не ангелом и не отличником боевой и политической подготовки...

В штабе мы с ним служили вместе и парашюты тоже укладывали вместе. Один раз я сказал ему в шутку: "Если бы я тебя не знал в училище, подумал бы, что ты турецкий шпион, который убил лейтенанта Таривердиева и завладел его документами, потому что такие ошибки при укладке парашюта допустимы для солдата первого полугодия, но не для выпускника десантного училища". Документы, которые он отрабатывал в штабе, приходилось после него править. Не зря однокашники звали его Торопыжка.

Но он был беззаветно смелым человеком и кристально порядочным.

Это проявлялось и после Афгана. Мы были молодые. И в Феодосии у нас были конфликты с местными. До нас там стояла пехота, и в "кабаках" частенько били пехотных офицеров. Когда появились мы, местные подумали, что так же можно бить и десантников. Оказалось, что нельзя. В таких драках Карен не пасовал, несмотря на ранения и субтильное телосложение. Ну и мы, конечно, старались, чтобы ему не перепало.

Но храбрость в уличной драке - это одно. Она может проявиться на порыве, когда нельзя спасовать, чтобы не уронить себя в глазах товарищей. Карен обладал и храбростью иного порядка. Не боялся сказать начальству правду в глаза. И эту правду отстаивал до последнего.

Бой за друга

Я помню, как он не побоялся поддержать друга, когда меня "жрали" комбриг и иже с ним. Я написал тогда рапорт в академию, и комбриг, чтобы не пускать меня, выдал характеристику, с которой и в исправительно-трудовом учреждении могли отказать в приеме. Но особенность советской поры была в том, что требовалась еще и партийная характеристика, которую утверждает партийное собрание. Формальность, конечно. Проектом партийной характеристики была, разумеется, служебная, подписанная командиром, что, само собой, являлось негласной рекомендацией коммунистам, какое решение следует принять.

И приняли бы по инерции.

Но тут на собрании встал Карен и резко выступил в мою защиту. Ему попытался возразить начальник штаба, обвинив меня в некомпетентности и неграмотности. Но Карен парировал наотмашь: "Если Козлов неграмотный офицер, то почему же вы ему поручили писать для вас конспекты лекций?" Начальник штаба собирался уходить преподавателем на Центральные курсы усовершенствования офицеров разведки, и я действительно писал ему конспекты с учетом боевого опыта в Афганистане, который лично собирал еще на войне. Начштаба стушевался и больше не выступал.

А вслед за Кареном поднялись за меня и другие офицеры управления и штаба бригады...

Надо понимать, что с его стороны это действительно был Поступок с большой буквы. Далеко не каждый был готов открыто выступить против командования, тем более в одиночку. Например, мой однокашник по училищу перед партсобранием честно признался, чтобы на него я не рассчитывал.

Но Карена я, конечно, ни о чем не просил.

Ука ля!

Я уже уволился из армии, а Карен продолжал служить в Чучково, в Рязанской области, когда мы с женой решили к нему приехать в день рождения 28 мая. Сказано - сделано. Чучково - редкая дыра в средней полосе России. Жили они в старом доме, на первом этаже, а в подвале стояла вода, и полчища комаров, естественно, летели на огонек открытых кареновских окон.

Нас встретила маленькая Ленка в одних трусиках, вся в комариных укусах, и сразу пожаловалась: "Ука ляка! Ука Лену попу ам!" Нам пояснили, что "уками" она называет комаров. Но почему? Карик лишь плечами пожал. Все разъяснилось на следующий день, когда он бродил в тренировочных штанах по квартире со сложенной газетой и уничтожал комаров, сопровождая каждый удар комментарием: "Сука! Б**!"

Именно в тот наш приезд он и принял решение уйти из армии, которая разваливалась вместе со страной. Мой приятель предложил мне создать предприятие по производству туристического снаряжения, и мы с Кареном принялись за реализацию этой идеи. По сути, это были военные рюкзаки. Карен идеей загорелся и стал мне активно помогать. Он умел нравиться, умел обаять нужного человека, сумел заключить несколько выгодных контрактов...

Некоторые спрашивают: мог ли Карен пойти по стопам отца?

Он обладал абсолютным слухом, любил петь под гитару. Но всю жизнь доказывал, что чего-то стоит сам. После войны, когда у многих щемило в душе, стал писать рассказы. Несколько очень приличных были опубликованы у Григория Бакланова в журнале "Знамя". С подачи друзей отца, уже ушедшего из жизни, стал работать в "Дорожном патруле". Был неплохим телерепортером, однажды даже номинировался на "Тэфи"...

Но меньше всего я хочу рисовать нимб над головой Карика.

Как поется в известной песне Михаила Анчарова:

• Он грешниц любил, а они его.
• И грешником был он сам!
• Но где ты святого найдешь одного,
• Чтобы пошел в десант?

Влюбчивый, с женой в итоге развелись. А девчонок у них уже было две, и переживал сильно. Как-то пришел ко мне пьяненький и реально в слезах. С порога: "Козлевич, что мне делать? Я девок люблю!"

Я, естественно, не понял. Говорю: "Карен, в чем проблема? Я их тоже люблю! Это нормально! Не мальчиков же!" А он: "Я своих люблю! Дочек!"

P.S. Дочки Карена уже взрослые. У старшей Лены подрастают сыновья Артур и Демид. Я сделаю все, что смогу, чтобы внуки узнали о своем деде как можно больше и гордились им.

Наши отношения закончились странно, во всяком случае, для меня. Как же мне сейчас его не хватает!