Лаврентий Берия: "В Баку лично взялся за обработку Тагианосова..."

Якобы вредители

27 ноября 1929 г. вернувшийся с отдыха в Сочи Сталин разослал членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК ВКП(б) бумаги, полученные им почти два месяца назад, с сопроводительной запиской: "Рассылаемые документы о вредительстве в нефтяной промышленности (Грознефть) были переданы мне в Сочи в октябре этого года тов. Евдокимовым для личной информации. Полагая, что эти документы попадут в ЦК и будут разосланы членам Политбюро, я не принял никаких мер для осведомления ЦК о существовании документов. На днях я имел, однако, случай убедиться, что эти документы неизвестны членам ЦК. Ввиду этого считаю необходимым восполнить этот пробел и разослать эти документы (с приложениями) руководящим органам ЦК..."².

Вождь здесь явно слукавил, выставив самого себя виновником задержки более чем на полтора месяца важных для советского руководства сведений. Полпред ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Ефим Георгиевич Евдокимов (1891-1940) действительно вручил Сталину секретную машинописную брошюру о "вредителях" в "Грознефти" для личного пользования. Пустить эту информацию в ход "лучший друг советских нефтяников" решился лишь тогда, когда у него созрел четкий план ее использования в громком "Деле контрреволюционной, шпионско-вредительской организации в нефтяной промышленности СССР", приговор по которому Коллегия ОГПУ вынесет только 18 марта 1931 г.

Сталину торопиться было некуда. В условиях индустриализации добыча нефти была делом первостепенной важности, при этом опытных специалистов в этой области было мало, и подготовить их быстро за счет молодых советских "выдвиженцев" было невозможно. Присланные же Евдокимовым сведения по делу арестованных руководителей "Грознефти" содержали признания в том, что в нефтяной промышленности еще с начала 1920-х гг. якобы существует разветвленная вредительская организация. В нее входят все основные руководители отрасли из числа дореволюционных "спецов" - вредители прочно засели не только в "Грознефти", но и в московском Нефтесиндикате, Каспийском пароходстве, "Азнефти" в Баку. По директивам из-за рубежа вредителями якобы руководил московский центр во главе с директором нефтяной промышленности Главгортопа ВСНХ Иваном Николаевичем Стрижовым (1872-1953)³.

Музыка Дейча, слова Покровского

Арестовать скопом всех видных нефтяников было крайне рискованно: добыча и переработка нефти могли в этом случае получить очень серьезный ущерб. Чекисты хватали потенциальных "вредителей" небольшими партиями, чтобы их отсутствие на производстве не становилось критическим. А для ведения следствия по делам нефтяников привлекали самых образованных сотрудников - в отличие от других процессов "вредителей", где часто встречались следователи с четырехклассным образованием.

Материалы, переданные Сталину, лично добывал на допросах Яков Дейч, начальник экономического управления полпредства ОГПУ на Северном Кавказе. Он окончил гимназию в Петрограде и хорошо умел находить индивидуальный подход к интеллигентным нефтяникам. Из доставленных вождю фрагментов следствия видны сразу три тактики Дейча по извлечению показаний из трех главных инженеров "Грознефти" по различным областям производства.

Очень скучные свидетельства арестованного 13 августа 1929 г. Василия Степановича Утилова - это, по сути, ответ на вопрос, как можно улучшить и удешевить пятилетний план "Грознефти". Подследственный насчитал возможность экономии бюджета на огромную цифру в 28 млн рублей, что позволило чекистам вписать в его показания собственный вывод:

"И по пятилетнему плану была тонко проведена общая установка вредительской организации - скрыть, где можно, нефть и вести производство с таким расчетом, чтобы себестоимость добычи нефти в конечном итоге была бы возможно большая"⁴.

Арестованный в тот же день опытный нефтяник Вениамин Александрович Шаргин (1882-1937) давал сбивчивые, нервные показания в стиле интеллигента Груздева из "Места встречи изменить нельзя". Уверял, что работал честно, сам вредителем не был, но при этом "ни в малейшей степени и ни от кого, не исключая и партийцев, не скрывал своего отрицательного отношения к советскому строю и, особенно, к советским формам и порядкам управления промышленностью... Мои беседы, разговоры и разговорчики вполне соответствовали общей вредительской установке Стрижова..., но именно соответствовали, а не были выполнением чьих-то директив"⁵.

Показания Утилова и Шаргина в итоге стали лишь фоном для откровений самого словоохотливого обвиняемого, арестованного 11 июня 1929 г. Ипполита Владимировича Покровского (1873 - после 1941). Он на следствии наговорил столько, что в очередной рассылке высшему руководству СССР о ходе следствия по "нефтяному" делу, докладной записке за подписью Генриха Ягоды от 24 января 1930 г., чуть ли не треть текста представляет собой цитаты из показаний Покровского или их изложение⁶.

Линия поведения Покровского вполне объяснима: Дейч на допросе внятно объяснил ему, что смертную казнь, на которую тот наговорит, к нему и другим опытным нефтяникам на деле применять не будут. Так оно и случится после приговора: вместо казни Ипполит Владимирович отправился в Ухту вместе со Стрижовым и другими коллегами разрабатывать новое нефтяное месторождение под контролем ОГПУ и даже получил нагрудный знак "Ударнику-ухтинцу". На следствии же именно Покровский обрисовал внушительные очертания "вредительской организации" нефтяников, убедившие Сталина поверить в ее существование.

Тоннель от Бомбея до Лондона

Сын челябинского городского головы и выпускник горного института в Петербурге Покровский обладал недюжинной фантазией, с которой мог бы преуспеть и на ниве изящной словесности. Без его откровений, не лишенных внутренней логики и симпатичных по стилю, чекистам вряд ли удалось создать впечатляющий на бумаге образ вредительской организации при очень слабых исходных позициях.

На самом деле все "вредители" действительно не любили советскую власть, и было за что: до революции эти крупные специалисты были людьми обеспеченными и теперь многое утратили. Покровский, потерявший с приходом большевиков акции на 35 тыс. руб. и зарплату в 3500 руб. (еще теми, царскими рублями), совершенно верно показал, что "кто имуществом владел, тот социалистическими чувствами не был обуреваем"⁷.

Но для организованного вредительства такой антисоветчины мало. Особо отмеченные в материалах следствия случаи получения нефтяниками средств из-за рубежа, в том числе от Нобелей, на предприятиях которых многие из них, в том числе Стрижов и Покровский, трудились прежде, в реальности случались. Но было это эпизодически и в гораздо меньших суммах, чем те, что называли в своих показаниях Покровский и другие "нобелевские вредители".

Настроениями против власти и редкими небольшими деньгами из-за границы истинные грехи опытных нефтяников и исчерпывались. С помощью фантазий Покровского такие исходные позиции удалось раздуть до нужных чекистам размеров. В итоге Сталину было доложено о существовании мощной вредительской организации - с тремя этапами ее развития, различными направлениями работы, включая "подрыв нефтяного хозяйства в СССР со ставкой на интервенцию", "организованный шпионаж", связь со шведскими, английскими, норвежскими и германскими дипломатами, "экономшпионаж" в пользу западных фирм "Шелл" и "Стандарт Ойл", финансирование в иностранной валюте через шведов и немцев⁸. Вплоть до устройства кризисов со снабжением керосином, а главное, по Покровскому, "создать у населения убеждение в том, что Соввласть не умеет хозяйничать"⁹.

Вранье здесь легко различимо даже при чтении тщательно отобранных лично для Сталина материалов следствия. Вот, например, такой вид "вредительства", как упомянутые Покровским "вредительские маневры с противоречивыми подсчетами запасов нефти в недрах"¹⁰. При тогдашнем уровне развития геологии подсчеты и должны были быть противоречивыми. В итоге получалось, что одни вредители запасы нефти завышали, а другие - занижали, создавая иллюзию истощения запасов...

На случай сомнений вождя чекисты приводили аргументацию опять же из показаний Покровского: мол, вредительство велось "под научным флагом" и было тщательно замаскировано: "...организация была настолько хорошо законспирирована, а вредительство велось такими тонкими методами, что этим только и можно объяснить ее длительное существование". Но при этом не было "конспиративного заговора с тайными собраниями, письменными документами и прочими атрибутами"¹¹.

А раз так, обвинение можно предъявить по любому поводу, взятому с потолка или высосанному из пальца, не исключая и тоннель от Бомбея до Лондона. Именно в таком ключе Покровский с массой колоритных подробностей и рассказывал о своей будто бы длительной связи с прибывшим с Запада от Нобелей и владельца "Шелл" Генри Детердинга шпионом с вымышленной фамилией Нориль. Тот якобы передавал указания о вредительстве и деньги, встречаясь с Покровским в Ботаническом саду в Москве и в Ленинграде в Русском музее у картин Левитана. Поймать Нориля невозможно - из СССР он уехал, не узнать и его настоящего имени: "По происхождению он наполовину русский, сын какой-то титулованной особы, однажды обмолвился, что его фамилия также другая, по-русски говорил хорошо, по-французски и также по-английски"¹². Классический шпион! Такой же, как у Высоцкого в пародии на плохой детектив:

• Опасаясь контрразведки,
• избегая жизни светской,
• Под английским псевдонимом
• "Мистер Джон Ланкастер Пек",
• Вечно в кожаных перчатках,
• чтоб не делать отпечатков,
• Жил в гостинице "Советской"
• несоветский человек.

"После трех дней допроса..."

Не исключено, что именно признаки плохого детектива побудили Сталина почти два месяца не давать хода делу нефтяных "вредителей". К тому же для полноты картины не хватало признаний нефтяников из "Азнефти". Бакинские арестованные молчали, и вождь решился ускорить процесс дачи показаний. 22 января 1930 г. в записке Сталину, начинавшейся со слов "Дорогой Сосо!", полпред ОГПУ в Закавказье Станислав Реденс¹³ и его заместитель Лаврентий Берия рапортовали: "Неплохо обстоит дело и с выполнением другого Вашего поручения - о следственной разработке вредительской организации в Азнефти"¹⁴.

30-летний Берия только что вернулся из Баку, где по негласному сталинскому поручению с 16 по 18 января лично допрашивал главного бакинского "вредителя", 67-летнего Степана Сергеевича Тагианосова. До революции выпускник технологического института в Петербурге не только служил у Нобелей, но и был председателем Бакинского биржевого комитета, а в 1913 г. ездил в столицу империи для "принесения поздравления" Николаю II по случаю 300-летия Дома Романовых. Тагианосов, занимая в "Азнефти" скромную должность старшего инженера, был арестован еще летом 1929 г., но молчал.

А с молодым Лаврентием Павловичем разговорился, да еще в стиле своих поздравлений царю. Тагианосов уверял: "Я, почти семидесятилетний старик, клянусь моей сединой, моей честью, клянусь всем своим прошлым, клянусь любовью к дорогому мне Закавказью, где я родился и провел всю свою жизнь, клянусь жизнью близких мне людей, что я в своих показаниях ничего не скрою и расскажу все так, как это происходило в действительности"¹⁵. Далее следовал ворох фамилий, денежных сумм в валюте и рублях, масса эпизодов вредительской работы, в том числе и с участием Покровского, Стрижова и других видных нефтяников.

Берия не скрывал своего восторга добытыми показаниями. В письмах Сталину и Серго Орджоникидзе в конце января 1930 г. он отчитался о своих успехах:

"Значительным пробелом следствия являлось то, что главный обвиняемый по делу - Тагианосов упорно отвиливал от признания и отрицал свою виновность. Заставить его говорить было главной задачей следствия, т.к. он как глава Бакинской группы вредителей держал у себя ключ к раскрытию всего дела. На днях, будучи в Баку, лично взялся за обработку Тагианосова. И вот после трех дней допроса удалось в основном выяснить картину вредительства в Азнефти, многие детали которой раньше вызывали известное сомнение даже у нас. Старик сдался и, как сам говорит - весь пришел к нам. Его показания рисуют необычайный размах вредительства, участие в нем виднейших специалистов..., получение для вредительской работы огромных сумм из-за границы (выше 70 000 фунтов стерлингов и т.д."¹⁶.

Судя по всему, вместе с поручением ускорить следствие по "Азнефти" Сталин переслал Берии и показания Покровского. "Главному бакинскому вредителю" популярно объяснили, что его разговорчивость в стиле коллеги станет для него спасительной. А еще Лаврентий Павлович предусмотрительно указал в протоколе допроса Тагианосова не только себя и своего секретаря Соломона Мильштейна, но и "стенографа ЦК АКП(б) Р. Агароняна"¹⁷. Так вождю давали понять, что старого нефтяника на допросах не били, и показания на коллег он дал добровольно. Выбивать же признания у "вредителей" было приоритетной практикой.

Из 51 арестованного только 34 признались

Показания Тагианосова позволили Реденсу и Берии просить Сталина об аресте десяти видных бакинских нефтяников, среди которых были технический директор "Азнефти" Фатулла Рустамбеков и отец выдающегося физика Льва Ландау нефтяной инженер Давид Львович Ландау¹⁸. Добытые Берией сведения уже 24 января 1930 г. оперативно добавили в докладную записку Ягоды о ходе следствия по нефтяному делу¹⁹.

Задачи, поставленные чекистам Сталиным, были выполнены, можно было устраивать большой процесс. По данным Ягоды, "по делу о вредительстве в нефтяной промышленности... проходит 108 человек, из коих арестован 51 человек; из них призналось 34 человека"²⁰. Но раздувать дело во всесоюзном масштабе подобно процессу "Промпартии" в итоге не стали. Сталин прислушался к внешне льстивому, но логичному аргументу из показаний Тагианосова: "...все мы уже давно ясно видели, что советская власть сильна и прочна, укрепляется колоссально с каждым днем и никакие вредительства свергнуть ее не в состоянии и являются лишь булавочным уколом для великана"²¹.

Отныне аресты и приговор по "нефтяному делу" сознательно совпадали с газетной шумихой по поводу новых грандиозных успехов советских нефтяников: открытия нефтепровода, перевыполнения планов, награждения орденами. Как и было обещано Покровскому, вынесение в марте 1931 г. сразу 77 смертных приговоров "вредителям"-нефтяникам не сопровождалось массовым приведением их в исполнение: было казнено лишь 7 человек, из которых известным специалистом был лишь арестованный ранее как "английский шпион" А.В. Иванов из "Грознефти". Опытные нефтяные кадры Сталин тогда предпочел сохранить.

Зачем был нужен этот процесс? Для высшего руководства СССР и лично для Сталина это был не только важный этап борьбы с нелояльными старыми специалистами, но и обкатка приемов и методов фальсификации дел, которая в 1936-1938 гг. получит широкое применение во время массовых репрессий.

• _{1. Подробности участия высшего советского руководства в следствии по делу нефтяников-"вредителей" не были известны, при этом историкам были доступны другие архивные материалы по этой теме. См., например: Евдошенко Ю.В. Дело нефтяников-вредителей 1929-1931 гг. и судьбы нобелевских служащих в СССР. К вопросу о генезисе "экономической контрреволюции" // Экономическая история. Ежегодник. М., 2014. С. 331-389.}
• _{2. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 335. Л. 1.}
• _{3. О нем см.: Евдошенко Ю.В. О ведущей роли И.Н. Стрижова в организации геологоразведочных работ на нефть в Урало-Поволжье в 1926-1929 гг. // Ветераны: из истории развития нефтяной и газовой промышленности. Вып. 35. М., 2022. С. 63-111.}
• _{4. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 335. Л. 77-78.}
• _{5. Там же. Л. 81-82.}
• _{6. Там же. Л. 117-144.}
• _{7. Там же. Л. 8 об.}
• _{8. Там же. Л. 5 об.}
• _{9. Там же. Л. 29 об.}
• _{10. Там же. Л. 6 об.}
• _{11. Там же. Л. 9 об.-10.}
• _{12. Там же. Л. 51.}
• _{13. Реденс Станислав Францевич (1892-1940) приходился Сталину близким родственником, он был женат на Анне Аллилуевой, старшей сестре жены вождя Надежды. Арестован в ноябре 1938 г. уже при Берии во главе НКВД, репрессирован, расстрелян.}
• _{14. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 335. Л. 114.}
• _{15. Там же. Л. 89.}
• _{16. Там же. Л. 111, 114.}
• _{17. Там же. Л. 108.}
• _{18. Там же. Л. 115.}
• _{19. Там же. Л. 132.}
• _{20. Там же. Л. 144.}
• _{21. Там же. Л. 107.}