Место старшины Васкова в русской литературе

Все сказанное ниже суть наблюдения не литературоведа, а историка. Но историк (как автор уже отмечал на страницах "Родины") "должен быть немного и филологом"¹.

Оптимистическая трагедия

Военные повести Бориса Васильева (1924-2013) - это прежде всего трагедия.

Трагедия пяти девушек-зенитчиц ("А зори здесь тихие", 1969), которых старшина Васков повел ловить двух замеченных в мае 1942-го в тыловом районе диверсантов, - а диверсантов тех оказалось не два, а шестнадцать. Физически крепких и прекрасно обученных немецких десантников...

Трагедия 19-летнего лейтенанта Коли Плужникова ("В списках не значился", 1974) - в мае 1941-го выпущенного из училища, 20 июня покинувшего родную московскую квартиру (где успел пробыть всего полсуток), а через сутки с небольшим попавшего под немецкий удар в Брестской крепости.

И долгие месяцы воевавшего среди груд битого кирпича, в пыли и копоти, в подвалах времен Николая I, без командования, без соседей справа и слева, без снабжения, не зная, что происходит на фронте.

Под конец - в одиночку, обмороженным, поседевшим, почти ослепшим. И умершего в день своего 20-летия - 12 апреля 1942 года.

Да, трагедия - оптимистическая. Погибают все пять зенитчиц, остается без руки старшина Васков, - но и диверсанты не добираются до "Кировской железной дороги и Беломорско-Балтийского канала имени товарища Сталина".

А лейтенант Плужников успевает перед смертью узнать, что "германцев разбили под Москвой". Что зимой не просто "метель мела от Бреста до Москвы. Мела, заметая немецкие трупы и подбитую технику. И другие лейтенанты поднимали в атаку роты и, ломая врага, вели их на запад".

"И все же, все же, все же..."

"Внутреннее горение"

Трагедийное звучание уже "цепляет" читающего, а Васильев еще и из лучших среди авторов "лейтенантской прозы" стилистов.

Что есть стиль писателя? Это хорошо, на наш взгляд, объяснил писатель Викентий Викентьевич Вересаев. Стиль - это не "писательство", т.е. просто правильная литературная речь, а "художество" - благодаря которому тексты "полны" "внутренним горением"².

Вот так и писал Борис Васильев. Так подбирая и так расставляя обычные вроде бы слова и фразы, что текст был именно "горящим" - внутренне напряженным. Напряженным эмоционально, энергетически, "цепляющим" читателя этим напряжением.

Военная проза его - динамична (и потому легко читается), внешне обыденна - но каких только сторон жизни не передает.

"Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки. Подобные украшения старшина считал неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:

- Демаскирует.

- А есть приказ, - не задумываясь, сказала она.

- Какой приказ?

- Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.

Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись, хихикать будут до осени..."

Ни одного лишнего слова. Такое впечатление, что Васильев - как Гюстав Флобер - "повторял вслух каждую рождающуюся под его пером фразу". Ведь это только "массовый читатель проявляет равнодушие к звучанию прозы" - но не мастер слова³.

"Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал "Удостоверение личности командира РККА" и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной"...

Три фразы - а за ними два года курсантской жизни, где много чего приходится перетерпеть, прежде чем стать командиром. Питающимся "в комсоставской столовой - Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду"!

А когда надо, васильевская проза звучала поистине драматично.

"Иссушающая жара плыла над крепостью, и в этой жаре вспухали и сами собой шевелились трупы. Тяжелый, густо насыщенный пылью и запахом разложения пороховой дым сползал в подвалы. И дети уже не плакали, потому что в сухих глазах давно не было слез"...

"И ползали за водой под фиолетовым светом ракет, раздвигая осклизлые трупы. А потом те, кто остался в живых, ползли назад, сжимая в зубах дужку от котелка и уже не опуская головы. И кому не везло, тот падал лицом в котелок и, может быть, перед смертью успевал напиться воды. Но им везло, и пить они не имели права". Вода нужна раненым и пулеметам "максим" с их водяным охлаждением ствола.

Где три, где четыре фразы - а в них вся трагедия Брестской крепости.

Стилистика

Васильев вообще великолепный стилист. Абсолютно свободно воспроизводящий и лексикон, и манеру речи лейтенанта Плужникова - дитяти советской пропаганды 30-х:

- Почему он нас офицерами называет? Офицер, да еще - пан! Буржуйство какое-то...

- Как ты думаешь, будет война?

- Конечно, - уверенно сказал он. - Зря, что ли, открыли столько училищ с ускоренной программой? Но это будет быстрая война.

- Ты в этом уверен?

- Уверен. Во-первых, надо учесть пролетариат порабощенных фашизмом и империализмом стран. Во-вторых, пролетариат самой Германии, задавленный Гитлером. В-третьих, международную солидарность трудящихся всего мира. Но самое главное - это решающая мощь нашей Красной Армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар.

- А Финляндия? - вдруг тихо спросила она.

- А что - Финляндия? - Он с трудом скрыл неудовольствие: это все паникер папочка ее настраивает. - В Финляндии была глубоко эшелонированная линия обороны, которую наши войска взломали быстро и решительно. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения".

И манеру говорить по-русски западнобелорусских евреев - с их одновременно и приземленным, и философским взглядом на жизнь и ее невзгоды.

"Говорят, что мы, евреи, музыкальный народ. Да, мы - такой народ; станешь музыкальным, если сотни лет прислушиваешься, по какой улице топают солдатские сапоги и не ваша ли дочь зовет на помощь в соседнем переулке"...

"Добрый вечер, пан Глузняк [это извозчик. - Авт.]! Как заработок?

- Какой заработок в городе Бресте, пан Свицкий? В этом городе все берегут свое здоровье и ходят только пешком".

И речь и мышление старшины сверхсрочной службы Васкова Федота Евграфовича, 1910 года рождения, русского, из крестьян, члена ВКП(б), образование 4 класса, в армии с 1932 года, в прошлом охотника-промысловика.

Правда старшины Васкова

Федот Евграфыч уже один обеспечивает Васильеву место в русской литературе!

Невероятным эмоциональным воздействием, читаемостью "на одном дыхании" повесть "А зори здесь тихие" обязана прежде всего тому, что почти вся она - это мысли, чувства и слова старшины Васкова.

О том, как решить ему его командирскую задачу ("война - это ведь не просто кто кого перестреляет. Война - это кто кого передумает"). О множественных мелочах его дум и забот: для опытного старшины и охотника-лесовика нету мелочей, нету!

И вот Васков этот - весь, целиком и полностью из реальной жизни!

...План-то ему вначале ясен: места эти он еще в финскую облазил, и где двух фрицев легче прищучить, смекает быстро.

Но задачек все равно надо решить немало. Начать хоть с этой.

"- Разуться всем!..

Так и есть: у половины сапоги на тонком чулке, а у другой половины портянки намотаны, словно шарфики. С такой обувкой много не навоюешь, потому как через три километра ноги эти вояки собьют до кровавых пузырей".

"Сорок минут преподавал, как портянки наматывать. А еще сорок - винтовки чистить заставил. Они в них ладно, если мокриц не развели, а ну как стрелять придется?.."

Потом - довести этих городских через болота туда, где немцев перехватить.

"Он особо за последние метры боялся: там поглубже. Ног уже не вытянешь, телом дрыгву эту проклятую раздвигать приходится. Тут и силы нужны и сноровка. Но обошлось". Только боец Четвертак сапог в болоте оставила.

Это-то ладно, "чуню непутевой этой Четвертак соорудили: запасной портянкой обмотали, сверху два шерстяных носка (хозяйки его рукоделие и подарок), да из свежей бересты Федот Евграфыч кузовок для ступни свернул. Подогнал, прикрутил бинтом".

...Но вместо двух немцев из чащи выходят шестнадцать.

Надо быстро реагировать на резкое изменение обстановки.

А как, если всю свою армейскую жизнь был Васков чистым исполнителем и думало за него начальство? И четыре его класса - маловато для тренировки мышления...

"[...] Время шло, и мысли в его голове шарахались, как мальки на мелководье. Никак он собрать их не мог и все жалел, что нельзя топор взять да порубить дровишек: глядишь, и улеглось бы тогда, ненужное бы отсеялось, и нашел бы он выход из этого положения"...

...Не сразу, но вроде бы нашел: задержать немцев до прихода вызванной подмоги. Не боем, понятно, а - вспугивая их, заставляя идти кружными путями.

Тут, конечно, и охотничьи навыки в ход идут: "до боли вперед всматривался, ухом к земле приникал, воздух нюхал - весь был взведенный, как граната"!

...И все ж нарвался на фрицев, и "сколько тот бой продолжался, никто не помнил. Если обычным временем считать, - скоротечным был", "а если прожитым мерить - силой затраченной, напряжением, - на добрый пласт жизни тянуло, а кому и на всю жизнь".

И Васкову бы потянуло на всю жизнь, да огонь младшего сержанта Осяниной дал ему "ту секундочку, за которую потом до гробовой доски положено водкой поить"!

И таких вот секундочек до конца повести не одна еще будет.

Не одна еще страница вот этого вот невероятно "живого великорусского языка" - на пальцах объясняющего и непростую технологию войны, и во что та война человеку обходится...

Разный 1941-й

А еще васильевские повести - большое для 70-х откровение.

Тут не просто масса реалий, которые послевоенные поколения уже не застали.

Все эти "хрусты" (новенькие рублевые купюры), кинозвезда Франческа Гааль, польские пластинки из Белостока (до осени 1939-го бывшего частью "капиталистического мира"), западнобелорусские железнодорожные станции - где "белые рубахи мешались с черными лапсердаками, соломенные брыли - с касторовыми котелками, темные хустки - со светлыми платьями"... Памятная всем изучавшим тогда марксизм-ленинизм "мудреная четвертая глава "Краткого курса истории ВКП(б)" - и забытая после войны песня 1938 года с цитатой из товарища Сталина: "Ночь пришла, и тьма границу скрыла, но ее никто не перейдет. И врагу мы не позволим рыло сунуть в наш советский огород!".

Тут еще и реалии, для советской идеологии неудобные.

Те же зенитчики, стоявшие на разъезде 171 до прибытия девушек, - и до самогонки поголовно охочи, и до внебрачных связей... Разве же это советский солдат-победитель, воспитанный Коммунистической партией?

А Западная Белоруссия - где еще в 1939-м царил проклятый капитализм, но где и в июне 41-го "с промтоварами очень просто"; часов - "вагон, и все дешевые"? Тогда как в коренном СССР "костюм бостоновый справить - большое дело. Серьезное дело"...

Это ж приговор советской директивной экономике - в принципе не способной удовлетворить людские потребности так, как в рыночной экономике частник. Тот ведь не получит своей пресловутой прибыли, если не удовлетворит запросы потребителей!

А пошедший сдаваться старший сержант Федорчук? Исправный служака - а за Советскую власть воевать не захотел: "Все! Поражение ей! Поражение ей, понятно это?"

А боец Волков? Который счел, что у Федорчука "могли быть свои причины для такого поступка, и причины эти следовало узнать, прежде чем стрелять в спину".

И "не понимал" выстрелившего Плужникова - "и потому не верил" Плужникову!

Это что же - "поколение, воспитанное Советской властью"?

Это - правда жизни. "Советский народ" - он в 1941-м разный был.

Одни в Брестской крепости - как одногодок Волкова Плужников - "умирали не срамя" (как с полным на то основанием выцарапывали на кирпиче казематов).

А другие уже 23-24 июня пошли и сдались в плен.

Съемочная площадка

Андрей Мартынов: рукопись пробила меня до слез!

Актер, сыгравший старшину Васкова в фильме "А зори здесь тихие", - о пробах на эту роль:

- Режиссер не сразу остановился на моей кандидатуре, хотел снимать Тихонова, но Татьяна Лиознова утвердила Славу на роль Штирлица в "Семнадцати мгновениях весны". Тогда Ростоцкий решил взять в картину молодых, никому не известных артистов, чьи лица не ассоциировались бы с прежними работами в кино. Лишь Федот Васков должен был выделяться возрастом, этакий дядька над девчонками.

Второй режиссер картины Зоя Курдюмова, видевшая мою игру в студенческих спектаклях, привела меня к Ростоцкому. Станислав Иосифович хмуро посмотрел исподлобья: "Мальчишка!" Я робко ответил, что отслужил три года в армии, окончил ГИТИС и с четвертого курса играю в московском ТЮЗе у Павла Хомского, своего институтского мастера. Объяснил Ростоцкому, что для солидности могу отпустить усы, их даже не придется клеить, сами быстро отрастут. Станислав Иосифович помолчал и нехотя согласился: "Ну, почитай сценарий, послушаю".

Я взял рукопись, открыл наугад, начал читать, увлекся и в какой-то момент... расплакался. Так сильно пробрало! Поднимаю глаза, а у Ростоцкого тоже слезы блестят.

Потом мы записали несколько проб с разными девочками. Я очень волновался, поскольку до того никогда не был на киностудии, понятия не имел, как вести себя перед камерой. В конце концов меня утвердили.

Беседу с Андреем Мартыновым читайте на сайте "Родины"

• _{1. Цит. по: Смирнов А.А. "Ты припомни, Россия, как все это было..." // Родина. 2023. N 3. С. 72.}
• _{2. Вересаев В.В. Из книги "Записи для себя" // Вересаев В. Собр. соч. В 5 тт. Т. 5. М., 1961. С. 476.}
• _{3. См.: Парандовский Я. Алхимия слова // Парандовский Я. Алхимия слова. Петрарка. Король жизни. М., 1990. С. 210.}