Интерес Александра Сергеевича Пушкина к истории своего рода отчетливо проходит через все его творчество. Но в руках поэта практически не было архивных материалов, и он в основном опирался на устные семейные предания. Историки много потрудились, чтобы из недр различных приказов и канцелярий извлечь относящиеся к роду Пушкиных документы, осевшие там вместе с огромным количеством других бюрократических бумаг. Однако возможности поисков еще далеко не исчерпаны. Недавно* в Российском государственном архиве древних актов обнаружены два неизвестных документа петровского времени, повествующих об истории прославленного Пушкиным села Болдина Арзамасского уезда.
С 1698 года после смерти окольничего Ивана Федоровича Пушкина1 часть Болдина перешла к его сыну, стольнику Ивану Ивановичу. 25 декабря 1712 года, во время отсутствия хозяина, в селе случилась трагедия. Челобитная очевидца событий - приказчика Василия Шарапова - содержит просьбу произвести сыск по делу о разбойном нападении на боярскую усадьбу, грабеже и убийстве крестьян. Нападение, как следует из рассказа Шарапова, было совершено конным отрядом вооруженных людей. В Болдине находился боярский двор, а значит, хозяева приезжали туда и временами здесь жили. Именно этот двор и привлек внимание разбойников. Приказчик и несколько крестьян пытались оказать сопротивление, но были жестоко избиты; одного из них застрелили, жену и сына другого пытали огнем. Составив перечень похищенного и захватив с собой в качестве улики лошадь, опрометчиво оставленную грабителями, избитый Шарапов в январскую стужу направился с жалобой в Арзамасскую приказную избу, чтобы местные власти провели расследование. В ходе следствия все рассказанное приказчиком подтвердилось, однако найти преступников не удалось.
Перечень похищенного дает возможность узнать многие бытовые подробности о тогдашней жизни в Болдине. Пострадавших от воровства оказалось двое: сам И. И. Пушкин и его крестьянин Афанасий Терентьев, вероятно, брат приказчика Шарапова. Были захвачены деньги, собранные с крестьян Болдина в виде оброка, - 370 рублей, а также платежные документы и письма. Взяли и "мирские деньги", что крестьяне собирали "миром" для каких-то своих нужд по 40 алтын2 с каждого двора. Всего этих денег оказалось 136 рублей 6 алтын 4 деньги. Обратный подсчет показывает, что в Болдине насчитывалось 113 дворов - очень крупное по тем временам село, в котором была своя церковь, боярский двор с конюшнями и житницей, с зажиточными крестьянами, платившими высокий денежный оброк (около 3 рублей с двора). Болдино, как родовотчина рода Пушкиных, все время находилось в раздел между его членами. В 1699 году Иван Иванович делил село со своим родным братом Федором и дядей Федором Федоровичем, оба были бездетны3. Даты смерти последних нам неизвестны, и, возможно, к 1712 году Болдино уже полностью принадлежало Ивану Ивановичу как единственному и последнему представителю этой ветви пушкинского рода.
На боярском дворе в запертых на замки сундуках и коробьях хранилось хозяйское добро. Там лежали деньги, ювелирные украшения, одежда, отрезы тканей, посуда. Упомянутая в документе женская шапка - бархатная на собольему меху - очень дорогая, ценою в 20 рублей, что равно стоимости двух хороших лошадей; она явно принадлежала боярыне. Позволим себе предположить, что Иван Иванович Пушкин, семейное положение которого до сих пор оставалось неясным4, был женат. Украденная одежда Ивана Ивановича в основном зимняя, на дорогом меху. Особенно привлекают сшитые из четырех сортов меха рукавицы. Содержание сундука отражает двойственность моды того времени: тут и типичные для русской знати XVII века кунтуши с длинными разрезными рукавами, и немецкая одежда: предок Пушкина щеголял в васильковом немецком кафтане и красных коротких штанах на подкладке.
Из конюшни воры увели одиннадцать лошадей. Для боярского выезда явно предназначались первые четыре из перечня - их общая стоимость 42 рубля, в то время как остальные 7 лошадей стоили 28 рублей.
На дворе крестьянина Афанасия Терентьева воры тоже поживились неплохо. Судя по тому, что Афанасий был сборщиком мирских денег, он был и мирским старостой Болдина, человеком состоятельным и облеченным мужицким доверием. Его жена и сын Фрол, видимо, пытались скрыть какое-то добро, за что и были пытаны грабителями. Состав украденного имущества этой семьи может многое поведать о тогдашней сельской жизни. Афанасий ссуживал односельчанам деньги под заклад имущества. Однажды какойто нуждающийся священник (возможно, и болдинский) заложил ему свою рясу. Крестьянин был богат лошадьми - воры свели с его двора пятерых коней. В его доме хранилось 15 пудов воска, который, судя по наличию вощаных котлов, здесь же и изготовлялся, скорее всего, на продажу. Другие вещи, в том числе конская упряжь, собачьи цепи, оружие, льняные холсты, одежда, представлены во множестве и также предназначались для продажи - 22 кафтана, 7 сермяжных зипунов, 12 расстегаев и 12 сорочек вряд ли могли быть личным имуществом семьи. Два безмена также свидетельствуют о торговой деятельности Афанасия, весьма крупного для села Болдина бизнесмена.
Известный факт о распространении разбойных нападений в тяжелые петровские времена в этой истории приобретает вполне конкретные очертания. Но в документе нет и намека на то, кем же были грабители Болдина. Ясно лишь, что эти хорошо экипированные жестокие люди были подготовлены к тому, чтобы увезти большое количество награбленного добра, и знали, что оно имеется в селе. Особенно примечательна заинтересованность злоумышленников в похищении платежных бумаг и писем Пушкина (совсем посторонних, случайных грабителей они не интересовали бы). Возможно, это был отряд разбойников, сложившийся из беглых крестьян и рекрутов. Но не менее вероятно, что так сводили счеты с Пушкиным его соседи.
В этой связи приходит на память герой пушкинского "Дубровского" Кирилла Петрович Троекуров, который, поссорившись с соседом, "вышел из себя и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня его соседа5), разорить ее до тла и осадить самого помещика в его усадьбе. Таковые подвиги были ему не в диковинку". Прошло пять лет. Иван Иванович Пушкин находился вдалеке от Болдина, на брегах Невы. Сюда, в строящийся Петербург, ему пришлось переселиться по велению Петра I.
Дом Пушкина находился на Санкт-Петербургском острове (район между Малой и Большой Невками). Здесь хозяин, чувствуя приближение смерти, написал свое "завещательное письмо", зарегистрировав его, как это было положено, в Санкт-Петербургской губернской канцелярии (29 марта 1717 года)6 и уплатив соответствующую пошлину. Именно эту копию завещания (подлинник остался у И. И. Пушкина) мы и обнаружили в составе Записной книги Санкт-Петербургской губернской канцелярии. Читая ее, замечаем, что писец, делавший копию, путался при ее написании, то излагая текст, как в подлиннике завещания, от первого лица, то - от третьего, пересказывая его от себя.
Иван Иванович просил похоронить его вдалеке от родовых могил, на петербургском кладбище у церкви Самсона Странноприимца, находящейся на Выборгской стороне, за чертой города. Это кладбище по велению Петра I должно было упокоивать души "странных", то есть приезжих людей, в том числе иностранцев. Позднее оно стало целиком "иноверческим". Может быть, Пушкин таким распоряжением хотел подчеркнуть, что в Петербурге он оставался "странником", заброшенным сюда против собственного желания из родных мест?
В завещании Иван Иванович назначает трех душеприказчиков - исполнителей своей последней воли, которым поручается поминовение его души и устройство финансовых дел. Первый душеприказчик - его духовный отец, пожилой священник кафедрального Троицкого собора Петербурга Иоанн Семенов. Следовательно, Пушкин был прихожанином этой крупнейшей в то время в Петербурге церкви, рядом с которой он жил.
Второй душеприказчик - стольник Аврам Федорович Лопухин, родной брат опальной царицы Евдокии Федоровны. Кем он доводился Пушкину - неясно, но, возможно, был в родстве с покойной женой Ивана Ивановича. Наше предположение о том, что И. И. Пушкин был женат, еще раз подтверждается завещанием, поскольку в нем упоминаются его "свойственники", то есть родные по линии жены. Так или иначе, но назначение в душеприказчики Лопухина говорит о том, что Иван Иванович поддерживал близкие отношения с семьей, к которой царь Петр относился враждебно.
В конце того же 1717 года Петр начнет расследование о заговоре своего сына от Лопухиной Алексея, но смерть самого Ивана Ивановича избавит его от возможных подозрений в связях с Лопухиными.
Третий душеприказчик, он же и единственный наследник, двоюродный племянник Александр Петрович Пушкин, солдат лейб-гвардии Преображенского полка, прямой прадед Александра Сергеевича Пушкина.
Определив душеприказчиков, И. И. Пушкин обратился к вопросу о своих невыплаченных долгах, перечень которых является обычным разделом любого завещания. Их, однако, оказалось огромное количество: разным лицам заложены его вотчины на сумму 5500 рублей, взято взаймы денег без закладов 867 рублей, под заклад драгоценностей - 90 рублей, и не выплачены церковные деньги (так называемая руга), в том числе и болдинские 92 рубля. Всего долг составляет 6549 рублей - сумма по тем временам колоссальная.
Душеприказчиков Пушкин просит долги заплатить и выкупить заклады, а оставшимися деньгами "поминать душу ево и всякие церковные потребы отправлять". Откуда же они возьмут деньги?
Душеприказчику Лопухину заложены вотчины на четыре тысячи рублей. Из этой суммы, которую, видимо, Пушкин себе и не брал, Лопухин должен отдать заимодавцам 2549 рублей. Думается, что за финансовыми операциями Пушкина скрываются какие-то договоры, специально замаскированные и потому нечетко прописанные в завещании.
Весьма вероятно, что заклад вотчин, а также некоторые долги - хитрость, к которой прибег Иван Иванович, пытаясь обойти петровское законодательство о наследовании. Либо, не имея прямых наследников и близких родственников, он боялся, что о его душе не позаботятся должным образом, и под видом заклада продал указанные вотчины и драгоценности, а деньги при жизни отдал в монастыри на помин своей души.
Как известно, Петр весьма не одобрял вклады в монастыри, не желая их обогащения, и писать о них в завещании было рискованно. Тогда становится понятным, почему распоряжения о вкладах по душе в его завещании столь лаконичны. Возможно, Пушкин пожелал отдать под видом заклада часть своих имений некоторым лицам помимо своего основного наследника. Сделать это в открытую ему мешал указ Петра I о "единонасле- дии" (1714), направленный к тому, чтобы знать не дробила свои владения на мелкие части. О том, как дворянство всячески стремилось обойти этот указ, известно из донесения сенаторов царице Анне Иоанновне с просьбой его отменить. Чтобы уравнять детей-наследников, родители брали излишние подати с крестьян, продавали часть родовой недвижимости, писали в завещании несуществующий долг; обязывая наследника выплатить его младшим братьям и т. д.7 У Пушкина не было детей, но разделить наследство между родственниками в открытую он не смел, а обидеть их не хотел.
Среди "заимодавцев" Пушкина мы действительно встречаем его близких родственников. Во-первых, это Федор Петрович Пушкин (либо второй двоюродный племянник, брат A. П. Пушкина, либо его дядя - они тезки). Но скорее всего - это младший брат А. П. Пушкина, прапрадед Александра Сергеевича с материнской стороны. В год составления завещания у него родился наследник8. Во-вторых, двоюродные брат и сестра И. И. Пушкина - князь Иван Иванович Хованский и старица Александра Ивановна Хованская, о существовании которой мы впервые узнаем из завещания.
Их мать - родная тетка Ивана Ивановича Анастасия Федоровна - была замужем за известным князем И. А. Хованским-Тараруем, предводителем стрелецкого бунта 1682 года. У Хованских в доме Пушкин держал свои сундуки с "пожитками". Очевидно, это было связано с переездом в Петербург и неустроенностью на новом месте. Эти родственники получили по завещанию Ивана Ивановича под видом отдачи долга вотчины и деньги. Московский дом И. И. Пушкина, находившийся "в приходе церкви Козмы и Домияна, что на Тверской" (неподалеку от современной мэрии на Тверской, 13 и Столешникова переулка), заложен некоему Гавриле Шарапову, вероятно, члену семьи его приказчика Василия Шарапова. Названы в завещании в качестве кредиторов и другие лица, отношения которых с Пушкиным не ясны. Иван Иванович предусмотрительно оформил "записи" на каждую из сделок, подтверждавшие, что собственность Пушкина принадлежит им до отдачи долга.
Лишь в конце завещания Иван Иванович определяет имения для наследника. Почему из четырех своих двоюродных племянников "Петровичей" Иван Иванович выбрал в наследники именно Александра, остается только гадать. Сам Александр Петрович не присутствовал при составлении завещания и, надо думать, был и обрадован тем, что получает дядюшкино наследство, и удручен тем, что из десяти его вотчин получает лишь шесть родовых - остальные четыре крупные вотчины "в закладе" у других лиц. Наследник был холост и небогат. Как свидетельствует та же записная книга губернской канцелярии, в мае 1717 года Александр Петрович заложил на год ярославскую вотчину за 224 рубля серебром9. Из этого же документа видно, что он сменил службу в Преображенском полку на драгунский Ростовский полк. Среди родовых вотчин дядюшки ему досталось и Болдино, перешедшее таким образом из одной линии рода Пушкиных в другую - прямую ветвь предков Александра Сергеевича.
Завещание, как было принято, Иван Иванович написал и обнародовал при восьми свидетелях - жителях Петербурга, затем поставил свою подпись. А вот когда делалась ее копия в губернской канцелярии, он уже был не в силах ее подписать "за своею трудностью", вместо него руку приложил его духовник. Вероятно, вскоре после этого Иван Иванович скончался.
Челобитная приказчика Василия Терентьева сына Шарапова, поданная в Арзамасскую приказную избу
Державнейший царь, государь милостивейший! В прошлом, государь, в 712 году декабря в двадесят пятый день прибежали в арзамасскую государя моего вотчину в село Болдино воровские люди многолюдствам, с ружьем и с копьи, и взяли воровски на боярском дворе оброчных денег триста семдесят рублев, да на боярском же дворе взяли узборщи- ка того села у крестьянина у Афанасья Терентьева мирских зборных денег, которые собраны были по сорока алтын з дворы, итого сто тритцать шесть рублев шесть алтын четыре денги. Да они ж, воровские люди, били меня и увечили смертными побои. И побив у сундуков и у коробьи замки, и побрали все без остатку. Денег уменя взяли сто семдесят рублев, чепочку залотую, цена тритцать семь рублев; двои серги золотые з бурмицкими зерны10, цена двадцать пять рублев; серги с ызумруды, цена десять рублев; серги с бурмицкими большими зерны, цена семь рублев; кунтыш11 камчатой бруснишна цвету на хрептовом меху бельем сибирском; круживо золотное с серебром, цена дватцать пять рублев; кунтыш камчатой12 зеленой на меху, черевьем бельеи, цена пять рублев, два кунтыша китайчетых на зайцах хрептовых, цена семь рублев; китайка13 лазоревая, китайка бруснишная, битая, китайка зеленая битая ж, китайка черная, пестрядь14 на занавес травчатая, другая на занавес черная, бурмет15 лазоревой, цена китайкам и занавесом семь рублев; камка на жаркой цвет, цена восм рублев, три рубахи мушских, рунковых, золотом шиты, цена девять рублев. Да посуды оловянной взято сорок блюд, пятнадцать тарелак, три сковоротки медные, цена восмь рублев с полтиною. Шапка женская соболья, верх бархатной вишневой, цена дватцать рублев; три шапки куньих, на одной верх бархатной, на другой отлас- ной красной, на третьей суконной алтай, цена шесть рублев; саян тафтяной бострок, камчатай зеленой, саян китайчатай зеленой, цена пять рублев; три шапки муских, цена шесть рублев. Одиннатцать лошадей: конь соловой, конь рыж, иноходец темносер, мерин темносер, цена четырем лошадям сорок два рубли; три мерина гнедых, мерин бур, кобыла сера, мерин гнедой, кобыла гнедая, цена дватцать восмь рублев. Три таза медных, цена два рубли; кафтан васильковой, немецкой, цена шесть рублев; штаны триковые красные на подкладке крашенинной, цена три рубли; штаны ж крежевые полосатыя, цена семь гривен; рукавицы волчьи, ладони оленьи, испод песцовой белой, опушены песцом голубым, цена сорок алтын.
Да того же села Болдина у Афанасья Терентьева они ж, воры, взяли денег сто пятнадцать рублев, да закладного су- тужного серебра на пятнатцать рублев, да закладную ж ряску суконную на кирпичной цвет, кругом та ряска опушена пухом бобровым, мех мерлушетной, ожерелак16 бобровой, цена той ряске шесть рублев; да унего ж, Афанасья взято воску пятнадцать пуд по цене на шестьдесят на восмь рублев, да шелку розных цветов, цена четыре рубли два котла медных вощаные, цена шесть рублев; сорок холстов льняных, цена пять рублев; дватцать два кафтана шубные, цена дватцать два рубли жа; сермяжных семь зипунов, цена три рубли; восм узд ременных, цена рубль; два безмена медные, цена полтора рубли; восмь хомутов ременных, цена четыре рубли; двое железа конские, цена полтина; три цепи собачьи, цена полтина ж; две шубки женские, мехи заячьи, цена пять рублев; двенатцать растегаев крашенинных, лняных, в том числе пять растегаев с кружевом мишурным, цена пятнадцать рублев, двенатцать сорок17 женских, шесть золотных, шесть шелковых, золотным сорокам цена три рубли, а шелковым сорокам цена рубль; два бердыша, цена четыре гривны, две рогатины, цена семь гривен, да винтовку, цена шестьдесят алтын; два котлы медные, весом один полпуда, другой - десять гривенок, цена шесть рублев. Да лошадей у нево ж, Афанасья Терентьева, взято - мерин сер, мерин саврас, леты срослы, мерин карь шти18 лет, мерин гнед шти ж лет, кобыла сивожелеза семи лет, тавро по обеим окорокам, одно Спасское, что на Суре, другое - черкасское; цена тем лошедям пятьдесят рублев.
Да те ж воры взяли в селе Болдине на боярском дворе из житницы, которые были на прошлые годы во всяких податях платежные, с села Болдина да Алаторского уезду села Кунеева деревни Тимашевы всякие отписки и иные всякие письма; и те отписки и письма они, воры, побрали с собою. Да Афанасьеву ж жену Терентьева и сына ево Фрола жгли огнем, да крестьянина Дениса Лаврентьева сына убили из ружья до смерти и то убитое тело поставлено в церкву; да они ж, воры, Никиту Силаева копьем покололи. И покинули у нас они ж, воры, воровскую свою лошедь, мерина гнеда, уши пороты, и тое лошедь я, нижайший твой раб, привел в Арзамас к записке.
Всемилостивейший государь, прошу Вашего величества, вели, государь, сие мое челобитье в Арзамасской приказной избе записать, а для досмотра мертвого убитаго тела так же и иных раненых вели, государь, из Арзамаса послать служилых людей, а воровскую лошедь вели осмотреть и записать, и от записки отдать тое лошедь мне, нижайшему твоему рабу, с роспискою.
Вашего величества нижайший раб, стольника Ивана Ивановича Пушкина Арзамасские ево вотчины села Болдина прикащик Василей Никитин сын Шарапов. 1713 го генваря в… де[нь].
К сей челобитной Яков Шупилов вместо Василья Шарапова по ево веленью руку приложил. Резолюция на челобитной:
"1713 го генваря в 3 де[нь] челобитье записат в книгу, а для убитого крестьянина, другой ранен, послать по наказу подьячего; и приводную лошадь, осмотря в шерсть и в лета и в приметы, записав, отдать до указу за пристава".
РГАДА. Ф. 1103. (Арзамасская приказная изба).
Оп. 1. Д. 2508. Л. 1-3.
Завещание стольника Ивана Ивановича Пушкина
Во имя Отца и Сына и Святого духа аминь. Я, раб Божий стольник Иван Иванов сын Пушкин, пишусие завещательное письмо в целом уме своем и разуме и приказываю при пастыре своем душевном Живоначальные Троицы при священнике, да при душе своей прикащикам, комуон приказывает, буде Господь ево переселит мя от века сего в будущую жизнь, всяко по нем отправи[ть] душевное и церковное и в разделении домовом, и в пожитках, и вдеревнях при плижнем |так!/ стольнике при Авраме Федоровиче Лопухине да при племяннике ево лейб-гвардии Преображенского полку при салдате при Александре Петровиче Пушкине, которым он приказал душу свою строити и поминати и всякое отправление чинить. Им, и пастырю, и души при- кащиком пожаловать приказать тело свое погрести у церкви Самсона Странноприимца, по обычею доброго христианского поминовения по церквам, и нищим, и в тюрьмы милостыня роздат[ь]; и в пожитках ево по усмотрению своему на поминовение на Москве; и от святых икон благословил, а оставшие образы душеприкащикам комунадлежит роздать, и свойственникам ево, которых имян им написано, а что за раздачею останетца, послать в деревню Дмитровскую и Коломенскую пожитки ево, которые есть и поставлены за печатью ево и за ерлыками в доме князь Ивана Ивановича Хованского. Долгов на нем, Иване, по письменным и не по письменным займом, которые до сих чисел займовал и не платил, по писменным: Григорью Рожнову - тритцать семь рублев, Федору Григорьевичу - тридцать рублев неписменно по душевным займам, военной канцелярии подячему Ивану Чекину - пятьдесят рублев, а вместо крепости заложил жемчуху болшого девять золотников, да обручи обложены серебром с каменьи, и с яхонты, и с алмазы, Гаврилу Шарапову-сорок рублев, а заложено жемчугу одиннатцать золотников. Да мною ж взято из деревень своих церковных денег, а не заплачено из села Болдина шестьдесят два рубли, да из Шатцкие села Устоя тридцать рублев. А кому что из движимого, которое писал выше сего, роздать и тому пастырю ево душевному и душе приказчикам за рукою своею дана роспись. А на поминовение души ево и на расплату долгов ево, которые в сем писме написаны, и писеменные и безписменные душевные, и то пожаловал приказщикам заплатить и заклады выкупить, а достатными поминать душу ево и всякие церковные потребы отправлять. Священником и церковником, которым на рухе не дано со свидетельством, заплатить по свидетельству, которым не заплачено и за прошлой год из заемных моих денег, которые я занял у душеприкащика своего Аврама Федоровича Лопухина, денги четыре тысячи рублев, а в тех денгах заложил вотчины свои и поместья в Коломенском уезде в Песоченском стану на Пре реке, село Зилмойское, деревню Давыдову, да во Брянском уезде в селе Молоткове, да деревню Дорохову, и в Сарчыве Конце, со крестьяны и с деловыми людми19 и с заводы и со всяким иными принадлежащими угодьи и с пустошами, и с беглыми крестьяны. Да преж сего занял он у Федора Петровича Пушкина денги пятсот рублев и в тех денгах заложил в Епифаниевском уезде в жеребью20 деревню Красные Слабодки со крестьяны и со всеми угодьи и з заводы21. Да двор московской в приходе церкви Козмы и Домияна, что на Тверской, у Гаврила Шарапова запись же пятсот рублев, а в тех денгах за… [?]: в Донском уезде на реке Дону деревню Старую Городище со крестьяны и со всеми угодьи, запись у Василья Федоровича Леонтьева, денги пятсот рублев, у князь Ивана Ивановича Хованского денги - семсот рублев, у сестры своей у старицы Александры Ивановны Хованской - сто рублев. Итакие долговые денги душе прикащиком ево отдать. А родовые свои поместья и вотчины в наследие отдаю родственнику своему Александру Петровичу Пушкину в Дмитровском уезде село Семеновское, Симово тож, да деревню Филатово в Московском уезде на реке Истре, деревню Раково в Шацком уезде на реке Мокше, в Подлесном стану село Устье и з деревнями, в Алаторском уезде деревню Тимашево да село Кунеево на реке Суре, да в Арзамасском уезде село Болдино, со крестьяны и с деловыми людьми и с беглыми тех всех деревень, которые преж сего бежали, кроме выведенных, которые при нем выведены в другие деревни, и тем быть по выводу. И во всех моих селах и деревнях [называю] наследником племянника своего Александра Петровича Пушкина. К той духовной он, Иван Пушкин, сам руку приложил, да свидетели: Троецкого собора, что в Санкт Питербурхе, иерей Иоанн Семенов при душе сидел; капитан Раман Иванов сын Немков; порутчик князь Иван Мещерской, княж Андреев сын; оберпровиантмейстер Иван Петров сын Строев; ландрат Лука Богданов сын Каблуков; архангелогородской губернии камиссар Михайло Михайлов сын Дементьев; стряпчей Василей Григорьев сын [Жабов]; стольник Иван Федоров сын Теляковский руку приложили. Духовную писал Санкт-Петербурхской губернской канцелярии подьячий Иван Трунилов.
(От письма и по записи двадцать пять алтын, писаны в приходной книге под статьею марта 29 дня. Подлинною духовную сын мой духовной Иван Иванович Пушкин взял, и по ево прошению вместо ево руки писалотецево духовной Троицкого собора, что в Санкт-Петербурге иерей Иоанн Симеонов, потому что росписатца он, Иван Пушкин не смог за своею трудностию).
РГАДА. Ф. 412. Оп. 1. Ед. хр. 249. Л. 56 об. -59.
- * Впервые статья Ольги Кошелевой и Юрия Эскина "Ограбление стольника Пушкина" опубликована в журнале "Родина" №5 1999 года.
- 1. Б. Л. Модзалевский и М. В. Муравьев ошибочно указывали, что Иван Федорович Пушкин умер после 1715 года (См.: Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В. Пушкины, Родословная рос- пись//Род и предки А. С. Пушкина, М. 1995. C. 412). В боярских списках его имя последний раз упоминается в 1698 году (РГАДА. Ф. 210. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 5).
- 2. Алтын равен трем копейкам или шести деньгам.
- 3. Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В. Указ. соч. C. 412, 417.
- 4. Там же. С. 417.
- 5. Так называлась и деревня рядом с Болдином//Род и предки А. С. Пушкина. С. 202.
- 6. Модзалевский Б. Л. и Муравьев М. В., упоминая завещание И. И. Пушкина, ошибаются в его датировке, назыкая 1718 год. Записная книга, в которой зарегистрировано завещание, относится к 1717 году.
- 7. ПС3, Т XVIII, СПб, 1830, № 5717.
- 8. Вегнер М. О. Предки Пушкина//Род и предки A. С. Пушкина, С. 187-188 .
- 9. РГАДА. Ф. 412. Ед. хр. 249. Л. 113 об. - 114.
- 10. Бурмицкие зерна - крупный жемчут.
- 11. Кунтыш - верхняя одежда с длинными, иногда до полу, разрезными до локтей откидными рукавами,
- 12. Камка - тонкая шелковая ткань с блестящими узорами на матовом фоне, обычно одноцветная.
- 13. Китайка - шелковая гладкожращеная ткань, ввозившаяся из Китая.
- 14. Пестрядь - ткань домашней выработки из остатков пряжи разного качества.
- 15. Бурмет - персидская хлопчатобумажная ткань.
- 16. Ожерелок - ворот одежды, горловина.
- 17. То есть сорочек.
- 18. То есть шести.
- 19. Деловые люди - крестьяне-мастеровые разных специальностей.
- 20. То есть часть наследства, доставшегося по жребию.
- 21. Заводы - то, что было в усадьбе заведено (пруды, мельницы и проч.).
Читайте нас в Telegram
Новости о прошлом и репортажи о настоящем