Редкие фото Шукшина и его откровенные письма – выставка в честь 95-летия со дня рождения мастера

Полчаса у него ушло только на деревенскую прозу, хотя люди, подозреваю, как и я, пришли все же послушать про Шукшина. Синдром переподготовки – так много хочет рассказать и так мало времени. За обилием слов и формулировок, за анализом и препарированием текстов растворился и исчез сам Василий Макарович. Поначалу еще глядел на лектора и переполненный зал грустными глазами, а потом ухмыльнулся и растаял посреди торжественной атмосферы павильона. Он и при жизни-то пафоса не любил.

Ему тоже было отпущено мало – 45 лет, но главное он рассказал и показал. Успел. Хотя и это мы скорее проанализировали и препарировали, чем по-настоящему и всерьез поняли…

Выступление ученого лектора – проект «РОСИЗО», а в Музее кино на ВДНХ открыли выставку «Шукшин. Тоска по дому». Та самая неизбывная русская тоска, у которой нет ни явной причины, ни начала, ни конца. Бесконечная тоска во взгляде Василия Макаровича даже на тех кадрах, с которых он улыбается.

Сколько бы ни думал о Шукшине, сколько бы ни смотрел его фильмы и фотографии, всё мне кажется, что не жил он, а страдал. От бедности деревенской и от безотцовщины, от вечной тяги к искусству и знаниям, которые никак не вязались со скромным бытом родных Сросток на Алтае с их коровами, свиньями, вечной красотой равнодушной природы и таким же вечным алкоголизмом.

«Будем страдать. Страданиями душа совершенствуется. Папенька говорит, что одни радости вкушать недостойно». Это из «Формулы любви» Григория Горина, слова главной героини Машеньки. Так же словно бы говорил нам Шукшин.

Испытания изначально заложены в его судьбе, жизни, биографии, как и в персонажах его книг.

Выставка хорошая, хоть и совсем маленькая – одно помещение размером с зал в вашей квартире. Но и здесь та самая вечная неустроенность и русское разгильдяйство – самая ценная лично для меня часть экспозиции, фото из алтайского музея Шукшина, не подписаны.

Кто на них? Как и почему эти люди были в жизни писателя? Говорят, не успели к открытию. Торопились, мол, открыть выставку именно в день его рождения.

Какая горькая ирония! Ведь и сам Шукшин, и его герои, часто переживают как раз из-за этого – что не успели, не смогли, не получилось.

Вот что он писал первой жене Марии Шумской, с которой расписаться успел, а пожить – нет, уехал в Москву учиться на режиссера. «Здравствуй, милая! …мы опять на разных уголках земли. Родная моя, гнетет меня чувство несправедливости. Ведь можно подумать, что я просто обманул тебя. Маша, я думаю, что я учусь, работаю во имя нашего будущего счастья. Я не мыслю своего благополучия без тебя».

Из письма сестре Наталье. «Родная моя, я тоже не всегда прав, меня тоже носит по земле, я тоже еще не нашел покоя».

Из письма другу Василию Белову. «Тезка! Я тебя очень серьезно спрашиваю: а у тебя только тело болит или душа тоже? Потому спрашиваю, что судьба твоя такая же – и, может, тут какой-то общий грустный закон? Тело болит – это от водки, я знаю. Но вот я и не пью, а весь измаялся, нигде покоя – ни дома, ни в деревне, ни тут».

Ну и самое пронзительное письмо. За четыре дня до смерти Шукшин, измученный приступами язвы, писал матери со съемок фильма «Они сражались за Родину».

«Мама, родненькая моя! Я жив-здоров, все в порядке. Здоровье у меня – нормально. Вот увидишь в картине: я даже поправился. Все хорошо, родная… За меня не беспокойся, я серьезно говорю, что хорошо себя чувствую».