Евгений Шкаруба: Пили воду из луж на льдинах, когда нас на неделю заперли льды

До 18 ноября карбас можно увидеть в Музее Москвы на выставке "Мангазейский морской ход: технология открытий". Здесь и сама лодка, и инструмент, при помощи которого она была сшита, и снаряжение путешественников, и прекрасные фотоснимки. А еще - смоляной дух, которым карбас наполнил музейное помещение. Чем пахнут ремесла? В данном случае - просмоленным деревом, которое напиталось морем, солнцем, дождями.

Да, здесь русских дух, здесь Русью пахнет.

Примечательно, что поднимали на верхний этаж Музея Москвы карбас вручную при помощи подкатных бревен, которые доставили специально из Архангельска.

- Получилось, что это наш третий волок - после канинского и ямальского - московский. Так как мы все лето тренировались, справились нормально, - говорит Евгений Шкаруба.

Карбас называется "Матёра". Это отсыл к Матёре Валентина Распутина - деревне которая была затоплена при строительстве водохранилища?

Евгений Шкаруба: Не совсем. Название - от слова "материк", что означает материнский берег. Собственно, отсюда и название распутинской деревни. Название придумал наш маэстро Саша Антонов. Ну, а мы согласились - понравилось.

Ваш материнский берег - где?

Евгений Шкаруба: Я путешествующий человек, у меня их много. А назвать один не могу.

Во время путешествия на реке Мезень ваша команда установила православный крест на высоком угоре. Каково это - нести крест?

Евгений Шкаруба: Был период во время нашей экспедиции, когда погода совсем не способствовала продолжению пути. Пока невозможно было идти дальше, мы поставили православный крест близ поселка Каменка на Мезени. Так обычно делали поморы: молились, чтобы Господь даровал возможность продолжить путь. Вот и мы поставили крест - и погода пропустила нас вперед.

Кто в море на ходил - тот Богу не молился.

Евгений Шкаруба: Да, так у поморов принято говорить. Путешественникам эти слова тоже хорошо известны. Аптечку за все время похода я не открывал ни разу - значит, Господь хранил нас. А установка креста… Тоже наша работа. Никаких чудес - просто надо было вкалывать каждый день.

Работа убивает романтику?

Евгений Шкаруба: Работа исключительно за деньги, без удовольствия, наверное, да. А в нашем случае - нет.

Одно из главных впечатлений похода - встречи с ненцами?

Евгений Шкаруба: Да, много приятных воспоминаний от встреч с ненцами на реке Таз. Они постоянно одаривали нас свежепойманной рыбой. Мы-то весь день гребем и вечером после рабочего дня, как правило, не до рыбалки. Так что их подарки были очень кстати. Но мы, в свою очередь, в поселках и деревнях на протяжении всего пути, устраивали встречи, на которых рассказывали о традициях поморского судостроения, о нашем карбасе - и люди проникались. То есть наш плавучий лекторий действовал. Мы чем могли одаривали людей на своем пути, а они - нас. Это очень укрепляет.

А сначала как к вам ненцы относились?

Евгений Шкаруба: Сначала к людям с деревянной лодки, построенной по старым чертежам, они отнеслись с недоверием и непониманием. Предлагали прицепить к барже, чтобы мы быстрее добрались до пункта назначения. Но мы объяснили, что у нас эксперимент - идем на веслах и под парусами, чтобы понять, как это делали наши предки. Тогда ненцы, наконец, приняли правила игры. Про нас знали уже по всей реке и помогали чем могли, буквально передавали с рук на руки. Эти люди поразили своей открытостью и мудростью. И живут они очень хорошо.

Живут или выживают?

Евгений Шкаруба: Именно живут. Компании, которые добывают в тех местах ископаемые, им помогают. У них там маленький коммунизм сейчас.

Вода, которую вы пили из ручьев и озер - вкусная?

Евгений Шкаруба: Мне не привыкать. Самое интересное - талая вода. В походе мы находили большие льдины, на которых были большие лужи или даже маленькие озерца с пресной водой. Когда нас на семь дней заперли льды, у нас все было, кроме пресной воды. Так что талая вода очень выручала.

Но ведь в этих лужах-озерцах вода - соленая.

Евгений Шкаруба: Нет, это паковый лед. Внизу он соленый, а сверху состоит из многолетних напластований снега и замерзшего дождя. То есть верхняя часть - пресный лед.

Медведи были рядом?

Евгений Шкаруба: Бурые - да, а белых не видели, к сожалению. Был такой случай: только причалили к льдине, вижу, что под нашу лодку кто-то поднырнул. Думал, мишка - уже приготовились давать отпор. Оказалось, белуха.

Эти киты не нападают?

Евгений Шкаруба: Нет, могут только о дно лодки почесаться. Были такие случаи, во всяком случае. Белухи не агрессивные, могут так поиграть.

Вы же пользовались современными гаджетами, в том числе навигационными. А у поморов, которые в старинные года ходили этим маршрутом ничего подобного не было…

Евгений Шкаруба: Поморы из поколения в поколение передавали свои знания, а мы - дилетанты по сравнению с ними. Поэтому можно сказать, что мы были плюс-минус в равных условиях.

Еще пойдете по этому маршруту?

Евгений Шкаруба: Ну, если Кустурица предложит… Считаю, нужно снимать фильмы об истории этих мест, о людях, которые там живут. Обидно, что об этом мало знают. На это и внимание не обращают, как будто это не с нашей страной было. На Западе про эпоху великих географических открытий все знают. Да, это их эпоха, а нас вроде как и нет там.

Вы для себя находите ответ на вопрос, почему мы небрежны к своей истории и открытиям?

Евгений Шкаруба: Наверное, потому что молодые.

Молодые?

Евгений Шкаруба: Наша русская цивилизация моложе европейской. У нас только начинается переосмысление. И потом было большое влияние западного мира на Россию со времен Петра. Сейчас мы только начинаем понимать, что такое наш Восток.

Вам говорили, что вы сами на Кустурицу похожи?

Евгений Шкаруба: Конечно. Я - на Кустурицу, а наш фотограф Андрей Ягубский, которого мы называем Чифан, - на великого путешественника Федора Конюхова.

У вас есть что-то общее с Кустурицей?

Евгений Шкаруба: Могу сказать, что мне очень нравятся его фильмы, но можно ли Эмира назвать путешественником в кино, не знаю. Его б к нам затащить…