Корыстолюбивый князь Игорь - ни государственной мудрости, ни дара предвидения

Человек заурядный

Игорь, предположительно сын Рюрика, стал княжить в Киеве лишь после смерти князя Олега. Князю было примерно 35 лет - весьма солидный возраст для той эпохи. Государственный историограф Николай Михайлович Карамзин в высшей степени тактично отзывается о властелине, которому довелось править после князя Олега, еще при жизни прозванного вещим, то есть мудрым и наделенным даром предвидения.

"Игорь в зрелом возрасте мужа приял власть опасную: ибо современники и потомство требуют величия от наследников государя великого или презирают недостойных".

Увы, Игорь не обладал ни государственной мудростью, ни даром предвидения своего предшественника, поэтому не был способен видеть скрытое от других, людей заурядных, ибо сам принадлежал к их числу. Выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский так сформулировал важнейшую задачу, во весь свой исполинский рост вставшую перед государством Российским: "Приблизительно к половине IX в. внешние и внутренние отношения в торгово-промышленном мире русских городов сложились в такую комбинацию, в силу которой охрана границ страны и ее внешней торговли стала их общим интересом, подчинившим их князю Киевскому и сделавшим Киевское варяжское княжество зерном Русского государства". Князь Игорь не смог ни своевременно осознать этот общий интерес, ни должным образом защитить его.

Печенеги

В 914-915 годах на границах молодого государства Российского появились печенеги - кочевой тюркоязычный народ, обитавший в причерноморских степях в IX-XI веках и неоднократно совершавший набеги на русские земли. Однако Игорь не сумел своевременно распознать величайшую опасность, которую несли с собой печенеги, сформировавшиеся в бассейне реки Сырдарьи и в Приаралье, а затем перекочевавшие к Дону, днепровским порогам и устью Дуная и обосновавшиеся на тамошних плодородных лугах. "Не зная земледелия, обитая в шатрах, кибитках, или вежах, печенеги искали единственно тучных лугов для стад; искали также богатых соседей для грабительства; славились быстротою коней своих; вооруженные копьями, луком, стрелами, мгновенно окружали неприятеля и мгновенно скрывались от глаз его; бросались на лошадях в самые глубокие реки или вместо лодок употребляли большие кожи. Они носили персидскую одежду, и лица их изображали свирепость". Так пишет о печенегах Карамзин.

В годы правления князя Игоря печенеги попытались ограбить Киев, но, встретив сильное сопротивление, не рискнули вступить в битву с княжеской дружиной и беспрепятственно отошли к устью Дуная. Игорь не стал преследовать кочевников и удовлетворился тем, что наложил на них дань, потому что не смог прозреть будущее. Княжеская беспечность слишком дорого обошлась государству Российскому. Печенеги смогли укорениться в районе днепровских порогов и дунайского устья, что позволяло им держать под своим контролем важный участок торгового пути "из варяг в греки" - водного (морского и речного) пути из Балтийского моря через Восточную Европу в Византию. Карамзин горько сетует: "Сверх того они могли всегда, с правой и левой стороны Днепра, опустошать Россию, жечь селения, увозить жен и детей, или, в случае союза, подкреплять государей киевских наемным войском своим. Сия несчастная политика дозволяла разбойникам более двух веков свободно отправлять их гибельное ремесло". В итоге печенеги неоднократно совершали набеги на русские земли и были разгромлены лишь князем Ярославом Мудрым в 1036 году под Киевом.

Византия

"Княжение Игоря вообще не ознаменовалось в памяти народной никаким великим происшествием до самого 941 года", - пишет Карамзин, - когда уже пожилой князь Игорь с небольшой дружиной предпринял плохо подготовленный поход на Византию. Поход был продиктован не возвышенными государственными интересами, но низменным желанием поживиться за счет богатой Византийской империи. Не собираясь делиться грядущей добычей с собственными дружинниками, князь сознательно ограничил число участников набега, который закончился поражением на море и на суше. "Поход Игоря не был похож на предприятие Олега, совершенное соединенными силами многих племен; это был скорее набег шайки, малочисленной дружины", - так выдающийся русский историк Сергей Михайлович Соловьев отзывается о княжеской авантюре. Русские корабли были сожжены "греческим огнем" - горючей смесью, применявшейся в военных целях, чьё пламя не могло быть погашено водой. Большинство участников похода, продолжавшегося три месяца, попали в плен. Карамзин ссылается на свидетельство современника, который "собственными глазами видел казнь многих Игоревых воинов, взятых тогда в плен греками: варварство ужасное! Греки, изнеженные роскошию, боялись опасностей, а не злодейства". Поход, хотя и неудачный, нагнал страх на население Византийской империи - и пленные дружинники Игоря собственной жизнью расплатились за тот ужас, который пережили византийцы.

Неудача первого похода не остудила воинственный пыл пожилого киевского князя. Игорь стал готовиться к новому походу, который совершил спустя три года - в 944 году. Соловьев приводит колоритные подробности этого предприятия, целью которого была исключительно нажива.

"Игорь, пришедши домой, начал собирать большое войско, послал за море нанимать варягов, чтоб идти опять на Империю. …Игорь, подобно Олегу, собрал много войска: варягов, русь, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтоб отомстить за прежнее поражение. Корсунцы послали сказать императору Роману: "Идет Русь с бесчисленным множеством кораблей, покрыли все море корабли". Болгары послали также весть: "Идет Русь; наняли и печенегов". Тогда, по преданию, император послал к Игорю лучших бояр своих с просьбою: "Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, придам и еще к ней". Император послал и к печенегам дорогие ткани и много золота. Игорь, дошедши до Дуная, созвал дружину и начал с нею думать о предложениях императорских; дружина сказала: "Если так говорит царь, то чего же нам еще больше? Не бившись, возьмем золото, серебро и паволоки! Как знать, кто одолеет, мы или они? Ведь с морем нельзя заранее уговориться, не по земле ходим, а по глубине морской, одна смерть всем"". Хотя, как мы видим, дружина не отличалась отвагой, не испытывала "упоение в бою" и не была уверена в собственных силах, но в конечном итоге Византия откупилась от Игоря и его дружины, заплатив дань, но избежав разорительного вторжения.

Между Русью и Византией был заключен договор, ставший важной вехой в истории дипломатии. В нем впервые в истории международных отношений было зафиксировано выражение "Русская земля", а ее правитель Игорь (подобно Олегу) назван великим князем. Это был договор двух равных субъектов. Статья V гласила: "Ежели русин украдет что-нибудь у грека или грек у русина, да будет строго наказан по закону русскому и греческому; да возвратит украденную вещь и заплатит цену ее вдвое". Статья XIV демонстрировала высокий международный престиж Руси, достигнутый ею в это время. "Ежели цари греческие потребуют войска от русского князя, да исполнит князь их требование, и да увидят чрез то все иные страны, в какой любви живут греки с Русью".

У Русской земли были веские основания гордиться этим договором с Византийской империей, заключенным в годы княжения Игоря. Государственный историограф Карамзин с удовлетворением констатирует итог правления Игоря, который "сохранил целость Российской державы, устроенной Олегом; сохранил честь и выгоды ее в договорах с империею".

Убиение Игоря

Но уже на следующий год после заключения договора престарелого Игоря погубило его неимоверное, не имеющее никаких пределов корыстолюбие, в "лихие девяностые" названное "беспределом". Игорь и его дружина собрали дань с древлян, которая была гораздо больше той, что собирали с них в былые годы. Однако Игорь не удовлетворился полученной данью и встал на скользкий путь беспредела, о чем обстоятельно повествует Карамзин.

"Еще недовольный взятою им данию, он вздумал отпустить войско в Киев и с частию своей дружины возвратиться к древлянам, чтобы требовать новой дани. Послы их встретили его на пути и сказали ему: "Князь! Мы все заплатили тебе: для чего же опять идешь к нам?" Ослепленный корыстолюбием, Игорь шел далее.

Тогда отчаянные древляне, видя - по словам летописца - что надобно умертвить хищного волка, или все стадо будет его жертвою, вооружились под начальством князя своего, именем Мала; вышли из Коростена, убили Игоря со всею дружиною и погребли недалеко оттуда. Византийский историк повествует, что они, привязав сего несчастного князя к двум деревам, разорвали надвое".

Таков был печальный конец алчного князя Игоря, который "не довольствуясь справедливой, то есть умеренною данию народа, ему подвластного, обирал его, как хищный завоеватель".

Историк Соловьев вынес суровый обвинительный приговор князю-беспредельщику:

"Рассмотрев занесенные в летопись предания об Игоре, мы видим, что преемник Олега представлен в них князем недеятельным, вождем неотважным. … Но к этим чертам Игорева характера в предании прибавлена еще другая - корыстолюбие, недостойное по тогдашним понятиям хорошего вождя дружины, который делил все с нею, а Игорь, отпустив дружину домой, остался почти один у древлян, чтоб взятою еще данью не делиться с дружиною - здесь также объяснение, почему и первый поход на греков был предпринят с малым войском, да и во втором не все племена участвовали".

Судя по состоянию современной исторической науки, рассчитывать на кассационный пересмотр этого приговора Игорю не приходится.