Холодный пепел "Мертвых душ"

Сегодня камин, в котором писатель похоронил свое детище, туристам разрешают фотографировать. Строго предупреждают, чтобы без вспышек. Словно опасаются, что воспламенится пепел истории. И озарит ярким светом одну из самых громких мистификаций XIX века: а существовал ли второй том и точно ли Гоголь сжег его под покровом зимней ночи?

Показания слуги

Единственный очевидец тех событий - молодой гоголевский слуга Семен Григорьев, которого писатель когда-то привез из родного Миргородского уезда; окружающие рассказывали, что "это был парень смирный и чрезвычайно преданный своему хозяину". Больше о нем, по сути, ничего не известно, кроме ставшего хрестоматийным рассказа про ту роковую ночь. По его словам, Гоголь долго-долго молился. Потом повелел Семену "подать из шкафа портфель". А когда портфель был принесен, вынул оттуда связку тетрадей, перевязанных тесемкой, положил ее в печь и зажег свечой из своих рук... В разных источниках сохранился короткий разговор, который якобы произошел между барином и слугой.

• - Что вы делаете, Николай Васильевич?!
• - Не твое дело.

Тут и начинаются вопросы.

Все знали, что Николай Васильевич был любителем отдавать огню свои бумаги. Считается, что первую редакцию второго тома "Мертвых душ", которую, впрочем, никто не видел, Гоголь сжег еще летом 1845 года. Мы знаем об этом от самого автора: "Как только пламя унесло последние листы моей книги, ее содержание вдруг воскреснуло в очищенном и светлом виде..."

А "Ганс Кюхельгартен", изданный молодым Гоголем под псевдонимом В. Алов? Известно доподлинно: когда книгу начали ругать в прессе, Николай Васильевич скупил все нераспроданные экземпляры и отправил их в огонь.

О чем же воспоминания очевидца Семена?

Брошенная в огонь кипа якобы не сгорела сразу, а лишь обуглилась по краям, и тогда Гоголь "вынул связку из печки, развязал тесемку и, уложив листы так, чтобы легче было приняться огню, зажег опять и сел на стуле перед огнем, ожидая, пока все сгорит и истлеет". Почему опытный в сожжении своих бумаг Гоголь не развязал тесемку сразу?

Впрочем, версия Семена - лишь искра в костре противоречий. И при этом не самая яркая, хотя бы потому, что рассказ слуги стал расходиться по Москве лишь после смерти писателя, когда никто в целом мире не мог подтвердить слова "очевидца".

Два Гоголя

Куда большего внимания заслуживают документы, составленные полицейскими после смерти писателя. Среди них - опись вещей, обнаруженных при осмотре комнат, в которых жил Гоголь - в них ни слова про какие-либо рукописи.

По законам того времени комнаты, где жил Гоголь, опечатали на полгода. Затем снова вскрыли и снова все тщательно переписали - снова никаких бумаг. И вдруг спустя еще несколько дней - настоящая сенсация! В том же шкафу, который полицейские при свидетелях не раз осматривали, вдруг обнаружились рукописи Гоголя. И среди них - черновые главы "Мертвых душ"!

Но тогда что же писатель сжигал? И сжигал ли вообще? Ключ этой тайны не провернуть, если не развенчать еще один миф, имя которому "Гоголь".

О многом может рассказать уже обстановка комнат в доме на Никитском бульваре, где Николай Васильевич прожил свои последние годы. В глаза бросаются прежде всего литографии и рисунки с итальянскими пейзажами. Первый том своей знаменитой поэмы Гоголь написал в Италии, а всего за границей русский писатель прожил без малого дюжину лет. "России почти не видал, от этого местами в его "Мертвых душах" нелепое соединение Малороссии и Великороссии", - брюзжал в своих дневниках Бунин.

Он же 30 апреля 1940 года сделал странную запись: "Убежден, что Гоголь никогда не жёг "Мёртвых Душ". Не знаю, кого больше ненавижу, как человека - Гоголя или Достоевского".

О чем это?

Возможно, Бунин не может простить Гоголю его склонности к мистификациям, которая, действительно, у писателя была. И речь не о колдовстве, ни в какого Вия он не верил. А просто молодой Гоголь обожал врать. И других тому же учил: "Никогда не надо говорить правду. Вот едешь в Рим - скажи, что едешь в Калугу, едешь в Калугу - скажи, что едешь в Рим".

Даже в письмах матери он не раз лгал о своих путешествиях, а иногда подделывал штемпели на конвертах - будто бы отправлял их из-за границы. "Таинственный Карло", как называли Гоголя сверстники еще во время учебы, так всех запутал, что литературоведы до сих пор распутывают его маршруты и нередко разоблачают то, что Гоголь на полном серьезе сам о себе писал в письмах и книгах.

Тут же, в гоголевских комнатах, иконы, портреты оптинских старцев, церковные книги... Это уже другая ипостась Николая Васильевича. Он считал себя монахом в миру. И в монастырь бы ушел, но те же оптинские старцы отговорили - ваше дело творить.

И он творил. И был убежден, что пишет душеполезные книги. Все они, начиная от ранних повестей до "Размышления о Божественной Литургии", наполнены христианскими символами: "Дело мое - это не литература, дело мое - душа".

Замах божественный. Но надо понимать, что после гибели Пушкина именно Гоголь стал первым русским писателем. Он это осознавал и не боялся играть в апостола. Возможно, это его и подвело.

Диагноз Александра Толстого

У первого после Пушкина писателя России не было собственности, всю свою зрелую жизнь он скитался по гостиницам, ютился у друзей и знакомых. Вот и в доме на Никитском бульваре был только гостем, жил здесь по приглашению своего друга, графа Александра Толстого.

В истории с якобы сожжением второго тома Толстой играет главную роль. Его послужной список - военный губернатор Одессы, гражданский губернатор Твери, генерал-лейтенант в отставке - полностью противоречит репутации ортодокса, реакционера и мистика. С Гоголем они стоили друг друга, хотя ближний круг писателя считал его знакомство с графом "решительно гибельным".

У Толстого Гоголь жил на всем готовом - еда, одежда, бумага, чернила, все заботливо предоставлялось в любое время, и ничего взамен не требовалось.

Однако литераторы и журналисты тех лет такое благодеяние чаще всего воспринимали как заботу сумасшедшего графа об умалишенном писателе. Ведь с тех пор, как Гоголь основательно "ударился в религию", всерьез его уже мало кто воспринимал. Иван Тургенев, побывавший у Гоголя за считаные месяцы до его смерти, вспоминал: "Ехали к нему как к необыкновенному, гениальному человеку, у которого что-то тронулось в голове... вся Москва была о нем такого мнения".

Никто из медиков диагноз, поставленный Гоголю обществом, не подтверждал. Но именно Толстой зачем-то после кончины друга стал поддерживать этот образ.

С Гоголем в последние его месяцы действительно творилось неладное, вплоть до галлюцинаций (о которых мы знаем, впрочем, в основном из рассказов Толстого). Но это объяснимо - в начале 1852 года вдруг умерла его ближайшая подруга Екатерина Хомякова, сестра его любимого поэта Николая Языкова, того самого, который написал стихотворение "К не нашим", до сих пор не потерявшего в своей актуальности. Гоголь был так удручен, что не смог даже пойти на похороны, а во время панихиды произнес: "Для меня все кончено".

Вскоре Гоголь решил, что он умирает, и среди ночи попросил вызвать приходского священника отца Алексия Соколова из церкви Симеона Столпника - той самой, с которой сегодня начинается Новый Арбат. Но священник нашел Гоголя в здравии и посоветовал тому не торопиться с уходом в мир иной.

Откуда мы обо всем этом знаем? Опять же со слов Толстого, он же рассказал друзьям, что вскоре даже слуги начали якобы беспокоиться за жизнь барина, мол, совсем рассудок у того помутнел.

Есть в этой трагедии еще один персонаж, овеянный мифами. Это духовник графа Толстого - протоиерей Матфей Константиновский. Его на Москве называли мракобесом. Поговаривали, что это именно он посоветовал писателю избавиться от второго тома - якобы крайне неудачно там изображен какой-то губернатор, да и священник получался странный, больше католический, чем православный. "Сожгите, а то засмеют вас".

Но на поверку все оказалось не совсем так. Сохранилось интервью священника публицисту Филиппову, где тот задает прямой вопрос: "Говорят, это вы посоветовали Гоголю сжечь второй том". Ответ: "Неправда и неправда. Гоголь имел обыкновению сжигать свои неудавшиеся произведения и потом снова восстанавливать их в лучшем виде". И добавляет: "Да едва ли у него был готов второй том..."

Ключи от тайны

Толстой любил рассказывать знакомым, как утром 12 февраля к нему в комнату пришел Гоголь, расстроенный и поникший: "Вообразите, как силен злой дух! Я хотел сжечь бумаги, давно уже на то определённые, а сжёг главы "Мёртвых душ"..."

Но если современники безоговорочно графу верили, то литературоведы XX века, до которых помимо слухов дошли и документы, были совсем иного мнения. Особенно когда начали распутывать описанную выше историю с пропавшими черновиками, которые вдруг обнаружились на самом видном месте спустя полгода после смерти писателя. Никто, кроме Толстого, их туда подбросить не мог.

Сергей Дурылин, один из самых выдающихся литературоведов XX века, доказал это в своей статье "Дело" об имуществе Гоголя". По мнению Дурылина, "чья-то дружеская рука заранее, тотчас после кончины Гоголя, изъяла их из его комнаты для того, чтобы вернее сохранить для его семьи и для потомства".

Есть и другая версия, объясняющая, зачем Толстой сунул свой нос в камин. Духовник пересказал ему содержание глав, прочитанных Гоголем, и это напугало графа - неужели нелепый генерал, что не понравился священнику, это он? Толстому было чего опасаться. От писаний Николая Васильевича ему уже доставалось. В "Выбранных местах из переписки с друзьями" цензура запретила ряд писем, обращенных именно Толстому. По этому поводу на Москве судачили долго.

Испугавшись за репутацию, которая и без того была подмочена, Толстой решил лично перечитать все главы и вынуть оттуда крамольные места. А для того, чтобы замести следы, и выдумал миф о сожженных "Мертвых душах".

Все ли страницы прошли цензуру или граф оставил что-то себе? В одном из писем он проговаривается сестре: "Я не знаю достаточно Шевырева (издатель Гоголя. - Авт.), чтобы доверить ему без меня это дело и оставить его одного хозяином этих бумаг...". Но литературоведы уверяют, что если граф что-то и спрятал, то весьма незначительное.

Всего же из так называемого второго тома до нас дошли четыре начальные главы и отрывок одной из последних глав, условно называемой пятой. Литературовед Екатерина Дмитриева, автор книги "Второй том: замыслы и домыслы", замечает, что эти рукописи состояли "словно из двух слоев". Будто бы Гоголь на каком-то этапе начинал переписывать набело текст, попутно подвергая его не слишком значительной правке. А затем уже по этому тексту прошелся с правками еще раз - внося исправления на полях и между строк.

Все это говорит лишь обо одном - Гоголь работал над продолжением "Мертвых душ" долго и мучительно. Иногда писатель говорил, что высшие силы забрали у него талант. Историки литературы считают - дело не в трансцендентном, просто замысел, который вынашивал Гоголь, изначально был неподъемен.

"Не видел никто и никогда..."

"Мертвые души" опираются на "Божественную комедию". Как и Данте, Гоголь хотел сделать свою поэму трехчастной, чтобы показать русский ад, чистилище и русский рай.

Рассказывает известный ученый, доктор филологических наук Александр Ужанков: "Но уже второй том у Гоголя не получается таким, каким он его задумывал. То ли потому, что понятия чистилища нет в православной традиции, то ли потому что из-под пера Гоголя не выходили положительные персонажи, то есть те, кто уже чистилище прошел".

"Замысел был грандиозный, но несбыточный, потому что показывать путь духовного возрождения - это не задача литературы", - вторит Ужанкову один из самых авторитетных специалистов по Гоголю Владимир Воропаев. Он же категорично заявляет: "Второго тома Гоголь так и не написал. Потому что никто никогда не видел беловой рукописи второго тома "Мертвых душ". Никто и никогда".

Современные ученые выводы Воропаева не оспаривают. Что же касается потомков, мы пока как следует не прочитали даже том первый...