"Читателя найду в потомстве я": 225 лет назад родился поэт Евгений Баратынский

Евгений Абрамович происходил из галицкого шляхетского рода Боратынских, так что исторически его фамилию следовало бы писать через "О". И такое написание доминирует в литературоведении с начала 1990-х. Более того, на надгробии поэта в Александро-Невской лавре он также назван "Боратынским". Хотя свои первые стихи поэт подписывал как "Евгений Абрамов сын Баратынской". Да и Пушкин отзывался о друге как о "Баратынском", что стало не последним аргументом в пользу замены буквы "О" на "А". В результате, именно этот вариант - "Баратынский" - закрепился во многих энциклопедиях и словарях как общепринятый. Называть Евгения Абрамовича Боратынским или Баратынским - ошибки не будет. Ошибкой будет не признать того, каким одаренным поэтом он был.

Дядька Баратынского - "французский" гувернер-воспитатель Джачинто Боргезе, фактически ставший членом семьи Баратынских, - был итальянцем, поэтому мальчик рано познакомился с итальянским языком. Также Баратынский, как и полагалось в то время любому дворянину, владел французским. А когда в 1808 году его отдали в частный пансион в Петербурге для подготовки в Пажеский корпус, то юноша начал изучать и немецкий язык.

В конце декабря 1812 года Баратынский поступил в престижный Пажеский корпус. Но нежелание подчиняться заведенным порядкам привело к тому, что Баратынского оставили на второй год. А после очередной выходки - кражи из бюро камергера Приклонского табакерки в золотой оправе и пятисот рублей - и вовсе исключили из корпуса. Баратынскому отныне было официально запрещено поступать на военную службу, кроме как рядовым. Это стало первым тяжелым ударом для Евгения Абрамовича, мечтавшего о военно-морской службе.

После этого Баратынский несколько лет жил у дяди в селе Подвойском Смоленской губернии. Именно там Евгений Абрамович начал писать стихи. В феврале 1819 года будущий поэт все же решился и поступил рядовым в лейб-гвардии Егерский полк. Но занятия поэзией не оставил - она уже прочно и навсегда вошла в его жизнь. А вместе с ней и новые друзья. Баратынский познакомился с Дельвигом, Пушкиным, Кюхельбекером, посещал поэтические вечера, салон Пономаревой, "среды" Плетнева и "субботы" Жуковского. Он довольно быстро был принят литературным обществом и признан подающим надежды поэтом-романтиком, муза которого, как Баратынский позже писал в одноименном стихотворении, отличалась "лица необщим выражением".

Зимой 1820-го Баратынский был произведен в унтер-офицеры и переведен из гвардии в Нейшлотский пехотный полк, стоявший в Финляндии, в укреплении Кюмени. Жизнь вдали от общества, среди суровой северной природы, только способствовала усилению романтического характера поэзии Баратынского. В то время появились его лирические стихотворения "Финляндия" (1820), "Водопад" (1821), а также его первая поэма "Эда" (1826). Его стихи печатались в альманахе Бестужева и Рылеева "Полярная звезда". Хотя поэты-декабристы ждали от Баратынского появления социальной темы, самобытность и оригинальность слога молодого поэта не признать и не отметить было невозможно.

Осенью 1824 года Баратынского перевели в Гельсингфорс - в корпусный штаб генерал-адъютанта Арсения Андреевича Закревского. Там Евгений Абрамович с головой окунулся в бурную светскую жизнь и увлекся женой генерала и музой Пушкина - Аграфеной Закревской, ставшей прообразом Нины - главной героини поэму Баратынского "Бал".

Из Гельсингфорса Баратынский вернулся обратно в Кюмень, где весной 1825 года, наконец, получил приказ о производстве в офицеры. В сентябре того же года он узнал о болезни матери и уехал в отпуск в Москву. А уже зимой 1826-го, по совету своего нового знакомого Дениса Давыдова, вышел в отставку. Гусар и поэт Давыдов сыграл еще одну важную роль в судьбе Евгения Абрамовича: он ввел Баратынского в дом своего родственника - отставного генерал-майора Льва Николаевича Энгельгардта. В итоге, вскоре Баратынский женился на его старшей дочери Анастасии.

Литературная известность к Евгению Абрамовичу пришла после издания его первых поэм - "Эда" и "Пиры" - и первого собрания лирических стихотворений. Изящество его стихов не уступало пушкинскому. Баратынский печатался в самых известных альманахах того времени, был знаком со знаменитыми московскими литераторами - Николаем Языковым, Иваном Киреевским, Алексеем Хомяковым, Сергеем Соболевским. Но особенно близко общался с другом Пушкина - князем Петром Вяземским. Впоследствии Вяземский вспоминал о Баратынском так: "Едва ли можно было встретить человека умнее его, но ум его не выбивался с шумом и обилием…"

Баратынский не стремился завоевать широкий круг читателей. Ему достаточно было найти "своего". Об этом поэт, будто прозревая будущее, написал еще в 1828 году:

• Мой дар убог, и голос мой негромок,
• Но я живу, и на земли мое
• Кому-нибудь любезно бытие:
• Его найдет далекий мой потомок
• В моих стихах; как знать? душа моя
• Окажется с душой его в сношенье,
• И как нашел я друга в поколенье,
• Читателя найду в потомстве я.

Вскоре после подавления восстания декабристов Баратынский оставил свою гражданскую службу в Межевой канцелярии, в чине губернского секретаря вышел в отставку и полностью погрузился в частную жизнь. Поэт жил то в Москве, то в подмосковном имении Мураново - приданом жены, - то в Казани. Много времени Баратынский уделял своей большой семье (в семье было 9 детей) и хозяйству, в рациональном и успешном ведении которого преуспел.

Изменился и тон поэзии Баратынского. В начале 1830-х в его стихах появилось больше риторики, из них ушла легкость, появилась торжественная скорбность. Известие о смерти Пушкина застало Баратынского в Москве. Тогда он работал над стихотворением "Осень", которое так и осталось незавершенным. Гибель друга стала вторым серьезным потрясением для Баратынского.

После 1837 года Евгений Абрамович отошел от участия в активной литературной жизни Москвы. Его последний и самый сильный сборник стихов - "Сумерки" - был издан в 1842 году. Сборник потом называли первой в русской литературе "книгой стихов" или "авторским циклом". Но это было потом, а в тот момент известный литературный критик Виссарион Белинский написал разгромную рецензию на "Сумерки". Это был третий удар для Баратынского. Оправиться от него он не смог.

Вместе с женой и тремя детьми Евгений Абрамович в 1843 году уехал в путешествие по Европе. Они посетили Берлин, Потсдам, Дрезден, Франкфурт, Кельн. Полгода провели в Париже. Но Европа не оправдала ожиданий Баратынского. Поздравляя своего давнего друга Николая Путяту с Новым годом, поэт писал: "Поздравляю вас с будущим, ибо у нас его больше, чем где-либо; поздравляю вас с нашими степями, ибо это простор, который никак незаменим здешней наукой; поздравляю вас с нашей зимой, ибо она бодрее и блистательнее и красноречием мороза зовет к движению лучше здешних ораторов; поздравляю вас с тем, что мы в самом деле моложе двенадцатью днями других народов и посему переживем их может быть двенадцатью столетиями".

Незадолго до смерти поэт написал программное стихотворение "Пироскаф", в котором подвел итог прожитой жизни:

• Много земель я оставил за мною;
• Вынес я много смятенной душою
• Радостей ложных, истинных зол;
• Много мятежных решил я вопросов,
• Прежде чем руки марсельских матросов
• Подняли якорь, надежды символ!

Евгения Абрамовича Баратынского не стало 11 июля (29 июня) 1844 года. Он скоропостижно скончался в Неаполе. Кипарисовый гроб с телом поэта был перевезен в Петербург и захоронен в Александро-Невском монастыре, на Ново-Лазаревском кладбище.