Самозванцы

Первый из них, "Семен Васильевич Шуйский" появился в Польше в 1639 году. О его личности, происхождении и предыдущей жизни известно немного. Все сведения, которыми мы располагаем, были собраны в ходе тайного следствия, проведенного московским правительством.

Оно установило, что в январе 1639 года человек "лет в тридцать или мало болши... пришол из черкас в Полшу" и нанялся на работу к местному священнику. Через неделю "тот поп увидел у тово вора на спине герб, а по руски пятно напятнано, и отвел ево в монастырь к архимариту Илецу и архимаритъ осмотря у того вора пятна отвел ево к подскарбею корунному Яну Миколаю Даниловичу"¹.

У подскарбия (то бишь казначея) самозванец открыл тайну своего происхождения: "Он назывался князь Cеменом Василевичем Шуиским, царя Василя Ивановича сыном, а пятно, де, у нево на спине, то знак, будто он царскои сын". Правда, русского языка "Семен Васильевич" не знал. Этот странный для московского царевича факт он объяснял тем, что "взяли де ево в полон черкасы в те поры, как царя Василя Ивановича с Москвы повезли в Литву, и с тех местъ жил он в черкасех".

Оценив полученную информацию, Данилович передал сведения об объявившемся отпрыске Шуйского польским властям. Пока шляхта совещалась, "Семен Васильевич Шуйский" жил у подскарбия. Когда было решено оставить на всякий случай "сына царя" в Польше, обучить его русскому языку и придать приличествующий царевичу вид, "шляхта и вся речь посполитая приказали подскарбею его беречь". Самозванца отослали "опять в тот же монастырь к архимариту Илецу для ученья рускои грамоты и языку и на платье и на корм давал ему подскарбеи из скарбу".

Однако надолго в монастыре "Семен Васильевич" не задержался. То ли он сам устал от изучения русской грамоты и ожидания перемен в своей судьбе и предпочел попытать удачи в другом месте, то ли у "панов рады" изменились планы относительно Лжешуйского. Во всяком случае, весной 1639 года "царевич" скрылся "безвестно". Спустя пять лет на переговорах с московскими послами А. М. Львовым, Г. Г. Пушкиным и М. Д. Волошениновым паны утверждали, что уличили самозванца и выгнали "вора".

Выбравшись из монастыря, летом 1639 года "Семен Васильевич Шуйский" пытался через Молдавию добраться до Турции. 15 июля он прибыл ко двору молдавского господаря Василия Лупу. Перед ним он изложил новую историю своей жизни. По его словам, в детстве вместе со своим "отцом" царем Василием Ивановичем он был захвачен в плен поляками и отвезен в Польшу, а теперь, сбежав из плена, ищет "себе путь до цару турскому". В Московском государстве осталась у него сестра, "име ей Анна", которая замужем за таинственным боярином по имени "Симеон Прозор"².

Как все царские дети, он имеет на себе знак своего высокого происхождения, который и показал господарю Лупу. Последний так описал этот знак в письме московскому правительству: "Не вемъ, киим образом свои хрьбет назнаменовал литерами повъсуду, и пишет теми словеси Симеон Шуиски Василевич, сън великаго кнеза и царе московскаго Василие Ивановича, и суть назнаменати кръсти и звезди".

Молдавский правитель, не желая связываться с сомнительным самозванцем, сообщил о нем в Москву. 29 августа 1639 года посланец Василия прибыл в Москву.

А уже в начале сентября в Молдавию был отправлен посланник Б. М. Дубровский³. Ему предписывалось провести в строжайшей тайне расследование о происхождении, планах, целях и сообщниках Лжешуйского. В ход следствия не должен быть посвящен даже молдавский господарь. В том случае, если бы Василий Лупу пожелал присутствовать на допросах лично или послал для этого своих людей, то самозванца, "оплоша словами и розговоры", надлежало убить. Получив необходимые сведения, Дубровский должен был лично казнить самозванца и привезти в Москву его отрубленную голову и кожу со спины (в случае смерти Лжешуйского до приезда московского посланца в Сучаву, отрубить голову и содрать кожу надлежало с трупа).

В конце 1639 года "Семен Шуйский" был передан московскому посланнику⁴. Сведений о ходе следствия не сохранилось. О судьбе же самозванца есть упоминание в наказе, отправленном в 1644 году в Польшу послам А. М. Львову, Г. Г. Пушкину и М. Д. Волошенинову. При разговоре с панами им предписывалось опровергать ходивший в Польше слух, будто бы самозванец был убит по дороге, когда его везли в Москву. Однако, видимо, Лжешуйский действительно не пережил встречи с "сыщиком" Дубровским. Молдавскому господарю, в благодарность за оказанную услугу, отправили набитую золотыми монетами кожу выданного им "вора"⁵.

Через пять лет после появления первого "сына" царя Василия Шуйского появляется второй "Иоанн Васильевич", личность которого известна гораздо лучше. Это подьячий приказа Новая Четверть Тимошка Акиндинов. За какие-то упущения по службе он "сидел за приставом на земском дворе", а также "и в ыных приказех был во многом воровъстве". По свидетельству царских грамот, "заел он государевых денег двесте рублев ... и в тех денгах стоял он на правеже на Москве, били его палкою по ногам, и он того правежу не стерпя зжок дом свои и жену свою и збежал"⁶.

По рассказу его друга Константина Конюхова, подъячий болезненно переживал новый брак его матери: "и какъ де его Тимошкина мать вышла замуж, а он, Тимошка, затягался со многими людми, и от того учал мыслить, осердясь на мать свою, бежать"⁷.

Запутавшийся Акиндинов обратился к гадалкам и астрологам, которые во многом и сбили его с пути истинного. По свидетельству того же Константина Конюхова, Тимошка "назвался государскимъ сыномъ Шуискимъ... потому, что он звездочетные книги читал и острономеиского учения держался... и та де прелесть на такое дело его и привела". Решив последовать велению звезд, а заодно и решить все проблемы одним махом, Тимофей Акиндинов, сманив с собой Конюхова, в феврале 1644 года бежал из Москвы.

Через Тулу и Новгород-Северский беглецы к началу лета добрались до Польши, однако представление об ожидавшем их там будущем, сложившееся в воображении подьячего, разительно не соответствовало действительности. Поэтому, так же, как ранее "первый сын царя Василия Шуйского", он решил через Молдавию проехать в Турцию. Знал ли второй Лжешуйский о "своем старшем брате Семене", об истории его жизни и гибели до отъезда из Москвы? Скорее всего, нет, иначе трудно объяснить его появление у господаря Василия Лупу.

В феврале 1645-го, через шесть с половиной лет после появления первого "сына царя Шуйского", в Сучаву въехал "Иоанн Васильевич Шуйский, сын царя Василия Ивановича Шуйского" со своим слугой Константином Конюховым. Как и в случае с первым Лжешуйским, молдавский господарь известил московское правительство о новом "воре". К счастью, Акиндинов сумел бежать, счастливо избежал свидания с московскими посланцами и к лету 1646 года добрался до Константинополя. В Турцию "Иоанн Шуйский" приехал, уже обладая подробными сведениями о судьбе своего "брата".

С этого времени личность "Симиона Васильевича Шуйского" и его печальная кончина стали составной частью легенды Лжешуйского II. Рассказ об убийстве "старшего брата" иллюстрировал "злодейные" намерения царя Михаила Романова, который стремился уничтожить всех представителей рода Шуйских, и объяснял причину отъезда "младшего брата" из Москвы: "страхом смертным меня ужасили... от злодеиново царя посыланы были к воеводе со мздою з жемчугом и с каменемъ дорогим в лазутчиках для убивства брата моево"⁸.

Отдельные элементы легенды "брата Симиона" использовались Тимофеем Акиндиновым для доказательства их общей принадлежности роду Шуйских. Речь идет о так называемых "царских знаках". Свою "особую отмеченность" как доказательство высокого происхождения Тимошка использовал в Турции с первых же дней, показывая знамения на своем теле и ссылаясь на наличие у покойного "брата" таких же отметин.

Какой формы был "белег" (знак, родимое пятно) на руке второго самозванца - неизвестно. Но те символы, которыми "Симион Васильевич назнаменовал свой хребет" - кресты и звезды, были осмыслены Тимофеем Акиндиновым как особые символы рода Шуйских и использованы им при составлении около 1648 года печати "князей Шуйских".

Печать "князя Шуйского" не имеет аналогов в формах других печатей и не соблюдает канонов геральдики. Она представляет собой круг диаметром около четырех сантиметров, в который вписан щит с короной наверху⁹. На щите в два ряда расположены знаки (в оттиске они идут слева направо); в верхнем ряду - равносторонний четырехугольный крест, под ним весы; восьмиконечная звезда, под ней полумесяц острыми углами вверх; подсвечник с одной свечой; в нижнем ряду - обращенные друг к другу всадник с саблей в поднятой руке и лев с поднятыми передними лапами, высунутым языком и длинным, загнутым к затылку, хвостом. Щит не разделен на поля, окаймлен орнаментальными украшениями, располагающимися также и под короной. По окружности печати дано обрамление в виде венка из листьев.

Интересно, что элементы, входившие в печать "князя Шуйского", могли изменяться. Описанный выше вариант печати скреплял тексты самозванца, начиная с октября 1648 года, тогда как к более ранним приложена печать, на которой (помимо указанных символов) изображен подсвечник не с одной, а с тремя свечами. Смена символов говорит также о том, что Акиндинов при составлении печати рассчитывал на такое восприятие изображения, которое было бы основано на истолковании каждого из входивших в нее элементов. Печать должна была читаться как текст, который не оставался неизменным.

Сами символы и их толкования заимствовались "Иоанном Васильевичем" из гербов, помещенных в старопечатных изданиях типографий Вильны, Острога, Киево-Печерской лавры, Львова, Евье. В этих книгах перед основным текстом обычно помещались гербы лиц, финансировавших или инициировавших издание, с толкующими изображение похвальными эпиграммами, разъясняющими их символический смысл. Тимошка был хорошо знаком с ними, отрывком из такой эпиграммы на герб Григория Долмата он начал свои вирши, предварительно изменив его применительно к своим целям, и, очевидно, воспринимал подобный подход к "конструированию" геральдических изображений как традиционный.

"Текст" печати складывался из толкований отдельных изображений, приведенных в эпиграммах. Так, например, "ездец" (всадник с саблей) в гербах, помещенных в старопечатных изданиях (и, очевидно, в печати "князя Шуйского"), являлся "сведком смелости и цноти" и символизировал следующее: "Рицеръ смелостю упоионый, мечь в руце его обнаж[....] / Конь быстростю роспущоный. // За неприятелми в широкомъ полю, / Рицера смелого выконива волю. / Неприятеле перхаютъ ростреляны, / трупы всюду поля кровею поляны. / В томъ зветязтво певное и знаменитое, / всехъ цнотъ и мудрости гнездо увитое"¹⁰.

Изображение льва толковалось таким образом: "Левъ царствуетъ безсловесным зверемъ в начало. / Словесным же образъ, христово царство нам ся показало. / Мужайся многоплеменный росский народе, / да христосъ начало крепости в тебе буде"¹¹. Предлагались объяснения и нескольким символам одновременно, например, месяцу, звезде и кресту: "Певными суть сведками небесныи знаки, / сличным месяцъ з звездою, з ними крест чворакии: / уроженя твоего отче цнот великихъ, / жес вышол з фамилии продков знаменитых. / Котрым о не дармо тотъ клейнот даровано, / кгды ж ихъ веры и цноты завше дознавано. / Тотъ значит побожность, и статечность в вере, / против Богу и Пану, и до ближнихъ шире"¹².

В результате печать "князя Иоанна Васильевича Шуйского" должна была читаться как текст, повествующий о храбром рыцаре, потомке великого рода, который, находясь под покровительством Божиим, бесстрашно боролся со своими недругами и защищал от неприятелей русский народ.

В этот текст навсегда оказались включены "символы рода Шуйских" - крест и звезда, некогда "назнаменованные" на спине "Симиона Васильевича Шуйского".

Акиндинов принял мусульманство и стал склонять султана к нападению на Россию. Однако в дело вновь вмешались российская разведка и дипломатическая служба. В 1648 году самозванец бежал в Рим, где принял католичество и обещал папе окатоличить Россию в случае поддержки его кандидатуры на русский престол. Однако к авантюристу отнеслись без особого доверия, и он через Австрию, Венгрию и Польшу перебрался на Украину, к гетману Богдану Хмельницкому. Последний отказался выдать самозванца Москве, утверждая, что у него на Украине всякому "вору" жить вольно. Но Тимошка не нашел общего языка с казаками, и через некоторое время ему пришлось уехать.

В 1650-1651 годах в Новгороде и Пскове вспыхнули антиправительственные мятежи. Самозванец решил использовать их для восхождения на престол. Он переехал в Ревель и оттуда пытался вести среди восставших пропаганду, призывая возвести его на русский престол. Однако войска царя Алексея Михайловича подавили выступления, и Лжешуйский сбежал в Швецию, где в очередной раз переменил веру, перейдя на сей раз в лютеранство.

В 1652 году шведские власти выдали перебежчика Конюхова, который бежал вместе с самозванцем. Вскоре и сам Акиндинов был выслежен одним из первых русских разведывательных резидентов в Европе англичанином Иваном Гебдоном, который был послан Приказом тайных государевых дел в Голландию и Австрию. В числе прочих заданий было поручение отыскать и схватить самозванца. Гебдон нашел Акундинова в Гданьске, преследовал его и в 1653 году настиг в Любеке. Власти Голштинии отказались предоставить авантюристу убежище. Его привезли в Москву и после допросов четвертовали. За поимку изменника резидент в 1656 г. получил звание "гостя и комиссариуса". Тем и завершилась печальная история о мнимых сыновьях Василия Шуйского.

• _{1. РГАДА. Ф. 79. Оп 1. 1643 дек. 20 - 1645 апр. 4. Д. 66. Л. 260 - 313; Оп. 1. 1644. Д. 6. Л. 7 - 11 об., 26 об. - 35.}
• _{2. Грамота к царю Михаилу Федоровичу от молдавского воеводы Василия о явившемся в Молдавии самозванце царевиче Симеоне, назвавшемся сыном царя Василия Ивановича Шуйскаго... // Исторические связи народов СССР и Румынии в XV - начале XVIII века: Документы и материалы в 3 томах. Т. II (1633-1673 гг.). М. 1968. № 10. С. 38-40.}
• _{3. РГАДА. Ф. 68. Оп. 1. 1639 авг. 18. Д. 3. Л. 3; Оп. 1. 1640 сент. 5. Д. 1.}
• _{4. Там же. Л. 29-32.}
• _{5. Пересказ архимандритом Амфилохием челобитной Т. Акиндинова визирю//РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 25 января 1645 - 28 ноября 1646. № 2. Л. 219; январь 1645 - 6 сентября 1649. Ед. хр. 3. Ч. 1. Л. 203.}
• _{6. РГАДА. Ф. 149. Оп. 1. 1646. Д. 72. Ч. 2. Л.15.}
• _{7. Там же. Ф. 96. Оп. 1. 1652 янв.- дек. Д. 2. Л. 145.}
• _{8. Там же. Ф. 149. Оп. 1. 1646. Д. 73. Л. 3.}
• _{9. Такой тип короны являлся принадлежностью герба графа, но не князя. См. Mosin V. Prepiska ruskog samozvanca Ivana-Timoske Akundinova s Dubrovnikom. G.1648.//Historijski Zbornik. Br. 1-2. Zagreb. 1952. S. 75.}
• _{10. Кирилл Транквиллион (Старовецкий) Перло многоценное. Чернигов, 7/IX 1646. То же: Евангелие учительное, 2-е издание. Рохманово, 9/XI 1619.}
• _{11. Адельфотис, грамматика доброглаголивого еллинославенскаго языка совершенного искуства осми частей слова ко наказанию многоименитому российскому роду. Львов: типогрфия братская. 1591.}
• _{12. [Александр Митура] Везерунк цнот превелебного в Бозе его милости, господина отца Елисея Плетенецкого, архимандрита киевского монастыря Печарского и проч. Киев: типография Киево-Печерской лавры. 1618.}