Данную историческую реплику (назову это так) спровоцировал телесериал "Штрафбат". У меня нет желания рецензировать этот фильм, замечу лишь, что нахожу эту работу довольно поверхностной (при всей ее эпической претенциозности), местами невнятно cкороговорочной, а местами просто аляповатой. Притом я имею в виду не исторические "ляпы", а чисто игровые, изобразительные, сюжетные. Моя реплика о другом. Сознаю, какое возмущение это мое "другое" может вызвать у иных читателей, рискну сказать: и штрафбаты, и заградотряды, и прочие карательные меры, что принимались политическим и военным командованием в минувшую войну, были в принципе... пра-виль-ны-ми! Все до единой.
из архива журнала "Родина"
Обложка журнала "Красноармеец". Февраль 1940 г. Именно тогда, в дни советско-финляндской войны был брошен лозунг "За Родину! За Сталина!".
Не спешите возмущаться! История, как и жизнь, часто разводит понятия "правильно" (целесообразно) и "морально". Для начала я сошлюсь на личное воспоминание. В моей школе, где приметную часть учеников составляли ребята из Дома Правительства ("Дома на набережной"), в моих приятелях в разное время побывали сыновья прославленных генералов - Сережа Боголюбов, Толя Масленников, Эрик Рослый. В силу этого мне раз-другой довелось присутствовать в их домах на праздничных застольях. И вот там ваш покорный слуга, правоверный пионер и комсомолец, услышал однажды от подвыпившего гостя - тоже в немалых генеральских чинах - поразившую его фразу: "...Да не пиз... ты про "матросовых"! Таких, как он, дураков, один на тысячу, а то и на все сто. А я другое видел и скажу: "Пока это стадо пулеметом сзади не хлестнешь, в атаку не пойдут! Не подымутся!" И говорил он не про штрафбатников, а про обычных солдат. Я нарочно потом - уже с другими гостями, в другое время, в другом доме, - слегка провоцируя, поднимал эту скользкую тему и раз-другой таки нарвался на схожие словеса. Из чего сделал осторожный вывод, что с героизмом у нас не так-то просто.
Вроде бы он и есть, но далеко-далеко не повальный. Иначе как объяснить те же заградотряды? Хотя бы их.
И ведь не на штрафбатников были в первую очередь нацелены эти пулеметы (как можно понять из фильма). Если б только на штрафбатников, это было бы по-своему здраво и логично. Можно ли доверять людям, обиженным властью, - такие запросто могут и дезертировать, и перебежать к врагу. Это почти все одно что гнать в атаку пленных - ясно, перебегут при первой возможности. Но пулеметы и Приказ № 227 касались полноценных граждан страны. И было это, как известно, общеармейской акцией.
Лягушки, просящие царя
Мерзкая акция? Допустим! Но виноватить за нее, как ни странно, некого! Можно, конечно, все свалить на бесчеловечную власть, на Сталина, на Жукова... что только усугубит путаницу в наших идеологических поветриях. Ведь вот уже и Сталина официоз не считает безоговорочно отрицательным фигурантом истории (а "мнение народно" таковым его, по сути, никогда не считало - "выиграл войну!"). А Жуков-то уж точно в героях... "в монументах". А вместе с тем все больше книг, публикаций, разоблачающих его полководческие дарования и человеческие достоинства. И кровь-то он лил без жалости и зазрения совести - так что где-то кто-то на фронте именовал его "мясником", и заградотряды еще до Приказа ставил, и даже, как говорят, приказал репрессировать не только бойцов, отступивших без приказа или сдавшихся в плен, но и всех без исключения членов их семейств.
И крыть вроде нечем. Кроме одного. Что так спокон веку воевали - и зачастую побеждали - в России. Безмерным и безжалостным пролитием солдатской крови попрекали и Петра, и Суворова, и Скобелева... А уж бездарным стратегам Крымской, Кавказской, Русско-японской, Германской и Финской войн только такое воеванье - числом, а не уменьем - и было знакомо. А что до Жукова, то лучше, умнее Георгия Владимова про него не скажешь: "Другие, воюя так же, и того не могли!" Кто-то сочтет это мнение слишком уж... обобщенным - были как-никак и другие военачальники, был Рокоссовский. Главное не в этом. А в том, что народ прекрасно чувствовал правоту Жукова (как и Сталина). Слова "мясник" я от фронтовиков не слышал, хотя потрепался с ними в детстве предостаточно - и с солдатами, и с командирами, - но допускаю, что срывалось где-то и такое определение. А вот о "большой крови", о неумолимой крутости маршала действительно говорилось. Только... Только говорилось не без уважительного вздоха - мол, а как иначе с... нашим братом?! Как погонишь под огонь? Как заставишь стоять под огнем? Да я и в глазах ловил это исконное, посконное покорство хозяйской крутости - без энтого с нами нельзя. Да и не только покорство. Так что цветы у монументов пятизвездному маршалу (я о "геройских звездах") еще долго не увянут.
Можно и должно виноватить "сталинскую длань", что она, поддержав национально-историческую традицию, ввергла неготовую воевать страну в очередное кровавое действо, но исправлять огрех другого способа, кроме плетки, не было. И повторю: все сталинско-жуковские репрессии - во всем их жестком разнообразии - дело, увы, не новое (братья-историки не дадут соврать), исторически привычное. Освященное извечно российскими эксклюзивными обстоятельствами. Вот вам в качестве доказательства - одного из многих - выдержки из приказов по армиям в Первую мировую войну, когда массовая сдача в плен стала очевидной тенденцией (а стала она, между прочим, уже зимой 1914-го, то есть практически в начале войны). Почитайте-ка!
Из приказа по II армии: "Все сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны преданы суду... О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была немедленно прекращена. Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдающимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный".
Из приказа по IV армии: "...Пресечь возможность сдачи в плен, укоренив у нижних чинов убеждение, что сдающиеся добровольно будут уничтожены огнем собственных пулеметов".
Начальник штаба III армии доносит, что, "пользуясь отсутствием патриотизма и сознания долга у наших солдат, германцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения... Доходит до того, что немцы переодевают наших пленных, ездящих при полевых кухнях и обозах, в германскую форму, на что те безропотно соглашаются". В донесении ставится вопрос о необходимости, "отбросив в сторону всякие гуманные соображения, совершенно недопустимые при условиях настоящей войны, безмилосердно расстреливать забывших присягу".
Беда была в том, что все это были местные (армейские) инициативы, лишь негласно поддерживаемые Верховным командованием и до тотальной карательной меры недотянувшие. Временное правительство (в лице Лавра Корнилова) поняло необходимость такой меры слишком поздно - когда уже развалило армию либерально-демократическим Приказом №1.
Уже в русско-японскую военная цензура перехватывала массу писем с позиций, в которых сообщалось о повальной сдаче в плен целых батальонов и даже полков. И какие прикажете меры тут принимать? Только эти - крайние. И я ни разу не слышал от ветеранов Великой Отечественной - ни от моих интеллигентных родичей, ни от моих подмосковных односельчан - слов осуждения Приказа 227 и его конкретных следствий. С языков слетало чуть сдавленное: "Приказ сыграл положительную роль!" А в мозгах, не слетая на язык, вертелось исконное, суконное: "За дело и посечь - не грех!"
И создатель Красной армии (он же "иудушка") Троцкий хорошо понимал это. И перелом в Гражданской войне он обеспечил не только за счет таланта своих военспецов и "красной" демагогии, а за счет все тех же безжалостных репрессий и тех же заградотрядов. Все в одном флаконе! Одно другому не помеха.
Да неужто кто-то сегодня думает, что Тухачевский и Блюхер воевали бы гуманнее Жукова? Даже смешно доказывать обратное. Стоит вспомнить только, как лихо, как мастерски - под аплодисменты залов и лично товарища Сталина - остановил "бузу" у своих кавалеристов Чапаев. Революционно и... традиционно. Как говорится, по-нашенски. Бац! - и готово!
И ведь действительно готово - бузотеры моментально пришли в себя и понеслись на врага.
Это только в оперно-исторических советских фильмах смерды с патриотическим энтузиазмом штурмуют иноземные бастионы. А ближе к сути другое. Истошно-зазывное: "Ребята! В крепости вино и бабы! Даю вам сутки гулять!" А если не помогало, то: "Плетями гнать через огонь!", как изъяснялся Алексей Толстой в романе "Петр I".
И трезвомыслящий Сталин прекрасно сознавал и поощрял обе этих воинских традиции - не одну карательную. И наставлял, поучал наивного Милована Джиласа, вздумавшего возмущаться бесчинствами советских солдат в Югославии: "Русский солдат, вынесший такие тяготы, имеет право позволить себе кое-какие грешные вольности..."
"А хто ваши жены?"
Палочная дисциплина в русской регулярной армии, о которой так сокрушенно, так гневно писали и говорили передовые люди пореформенной России, была долгое время весьма неплохой превентивной мерой, обеспечивающей относительный (а подчас и образцовый) порядок в нашем воинстве. И при защите Отечества, и в завоевательных войнах, и в карательных заграничных походах, и при подавлении народных бунтов. Да, случалось, что она рождала в солдатских душах стихийный протест и, как следствие такового, могла спровоцировать и сдачу в плен, и дезертирство, и даже бунт, но до поры до времени это не было характерным явлением. И не могло быть. Психология отупелой, забитой страхом натуры вполне сравнима с состоянием вышколенного животного. Подвластна и более того - привязана, пристрастна, душевно привержена к своим условным рефлексам. И даже способна в иных обстоятельствах рождать героизм. "Наши жены - ружья заряжены".
Вспоминать о Приказе №227, о штрафбатах и заградотрядах фронтовикам неприятно. Так же, как вообще вспоминать грязную, вонючую, вшивую, голодную, безоружную - непобедную - войну. Их можно понять. Кому приятно видеть себя в жалком обличье - в мятой, ветхой, засаленной униформе, в отсыревших обмотках и раздолбанных сапогах, с небритым лицом и понурой спиной, с поднятыми вверх руками. Потому и не любят фронтовики правдивых фильмов о войне. И никогда не любили. Любили "Падение Берлина", любили "Освобождение"...
И не надо язвить меня патриотическими попреками. Мои предки и родичи честно сражались и гибли (именно так!) в войнах за Отечество, я исправно отбарабанил три года в российской (советской) армии. Никто не отрицает прекрасных свойств русского воина, но... горькие слова Петра Столыпина о том, что нам хорошо воюется лишь тогда, когда враг достал до сердца (до кишок, до печенок, увы, маловато!), есть сущая правда. И Приказ № 227 есть сердечный вопль, хоть он и издан жестокосерднейшей властью. И повторю, он был правильно понят фронтом - как справедливый удар хозяйской плетки. По старине: "То отец наш казнить нас изволит!"
Кто-то спросит: "А как же побеждали в Ливонии, в Альпах, в Пруссии (аж Фридриха!), на Балканах? Под Полтавой? В Севастополе? В Порт-Артуре?" Отвечу: "Так же!" Чем хуже, убийственнее были условия, чем явственней проступал оборонительный характер операции, тем лучше, привычнее воевалось - и на родной земле, и на чужой. Разумеется, не всегда так, и примеры тому известны, но многие, очень многие наши победы замешаны на этой парадоксальной доктрине. Могу, конечно, присвоить себе ее формулировку, но предпочту в данном случае спрятаться за чью-нибудь широкую спину - ну хотя бы известного литератора и военного публициста ХIХ века Всеволода Крестовского (не лежит душа ссылаться на пламенных антисемитов, но истина дороже): "Нам, в сущности, кроме жизни и чести, терять нечего, но жизнь, по русской пословице, копейка, а чести своей, в особенности в таком деле, как защита родины, мы, слава Богу, доселе никому еще не отдавали...
Итак, терять нам нечего... мы нищие - и это является великим нашим преимуществом в войне оборонительной..." (Банальный и образцовый пример таковой - 1812-й год.)
Конечно же, "отец-Сталин" хотел разбить врагов на границе, а добивать, согласно своей оптимистической доктрине, "на вражеской территории", но не хватило ни пороху, ни умения и пришлось воевать, как всегда, - пространством, степями и лесами, морозами, бездорожьем, распутицей, зимой. И, разумеется, телами безропотных подданных. Можно задним числом гадать: что было бы, если б Сталин внял предупреждениям своих агентов и Черчилля и приготовился к нападению? Или того пуще, если б, согласно утверждениям Суворова-Резуна (по мне, совершенно неубедительным), сам упредил Гитлера и обрушился на него всей своей мощью?
Возьмусь вмешаться в эти гадания и скажу - благо ничем не рискую, как и все прочие: "А ничего не было бы!" Вернее, было бы... как в Финляндии. Только хуже. Ибо мощи у нас подлинной (технической) еще не имелось. Ибо воевать, как должно, ни генералы наши, ни офицеры еще не умели, да и "низы" были далеки от формы - что "сталинские соколы", что "боги войны", что танкисты, что даже "царица полей". Ибо, защищаясь, Гитлер не стал бы высокомерно отвергать помощь союзников - особенно Японии, а последняя тысячу раз подумала бы, прежде чем напасть на Штаты, а скорее всего, спасая Германию, ударила бы нам в спину. Да и другие европейские страны - от Испании до Финляндии - вряд ли повели бы себя столь пассивно, столь саботажно (в отношении Германии)... при таком-то раскладе. И неизвестно еще, в какую сторону развернулись бы тогда американцы? И какое смелое решение принял бы упертый антисоветчик Черчилль перед лицом сталинской агрессии?.. Боюсь, все едино пришлось бы воевать на родной территории - лесами, степями, морозом, партизанщиной и... Приказом № 227. Как всегда.
Так что воевал Сталин в известном смысле правильно. Не с точки зрения воинского мастерства - тут он, как говорится, получал по усам, а с точки зрения национально-исторических обстоятельств. Сопротивлялся размашисто, оголтело, беспорядочно, гвоздил почти вслепую, ненароком озадачивая беспечного врага, постепенно обретая уже не слепую, а сознательную ярость - уже соображая, что к чему, уже успокаиваясь, уже рассчитывая и прикидывая, уже предвкушая победу. Точь-в-точь как дерутся на Руси на кулачках - стенка на стенку...
Правильно, что берег, не давал резервы - нутром понимал, что неумехи-генералы их сожгут в два счета и без видимой пользы. Он и сам бы сжигал, будучи на их месте (ибо воевать не умел), но груз глобальной ответственности и страха держал его в узде и заставлял быть осмотрительнее и прозорливее. Правильно, что отвергал все предложения об отводе войск - и умные, и глупые. Любой отвод в тех первогодных условиях работал на панику. Дай он волю тогдашним своим воеводам, они покатились бы в панике вместе с "теркиными" до Урала, а то и подале.
И немцев он выселил правильно. Не в смысле оформления этой акции (оформление было чудовищным), а по идее. Царское правительство, зачиная мировую войну, совершенно не заботилось этой проблемой - и то сказать, неужто же обидеть недоверием десятки тысяч офицеров, чиновников, администраторов, носящих немецкие фамилии? А надо было хоть отчасти обидеть, имея в виду родную посконную ментальность. Вот и получилось, что уже в пятнадцатом году пошла гулять по фронтам и тылам молва об измене: "Предают нас, братцы!" И ведь как не поверить, когда в каждом батальоне чуть не по пять "фон-бахов" и "фон-лемке", когда над армиями и фронтами "ренненкампфы" да "эверты", когда над правительством Штюрмер, когда царица немка, да и царь, ежели разобраться...
Вина Сталина не в том, что выселил. Ту же превентивную меру применил к американским японцам Рузвельт. На сем основании Вадим Кожинов, ничтоже сумняшеся, обелил нашего вождя. Не пожелав, естественно, приметить и оговорить кое-что существенное: что интернированы были далеко не все японцы, что жили задержанные в очень даже приличных условиях, что уже в конце войны их всех отпустили, вернув гражданские права и даже выдав денежную компенсацию за причиненное неудобство. Такого "буржуазного гуманизма" от Сталина, конечно, трудно было бы ждать. И в этом наш народ был тоже солидарен с ним.
Я на тебе... как на войне
Историческая память легко подтверждает ментальную правоту и Сталина, и Жукова. Подтверждает и прямыми, и окольными примерами. Общий знаменатель этих примеров - их своеобразная логическая подоплека. У Пыляева можно прочесть о таком трагикомическом казусе из эпохи императора Павла. Петербург устал от жалоб купцов, подвергшихся разбойным нападениям на Волге. Притом в этих грабительских акциях были подозреваемы не только "гулящие люди", но и местные приволжские помещики, которые обращали в разбойничьи ватаги своих же крепостных. Купцы справиться с этим произволом не могли и, естественно, просили защиты у государства.
Догадайтесь с трех раз (кто не знает), какую панацею придумал Павел. Заранее намекну: очень русскую. Не догадались?.. Он придумал наказывать... жалобщиков. Сажать их в крепость, а иных и ссылать, лишая звания и достояния. Дескать, виновны в том, что не оказали сопротивления и тем самым поощрили дальнейший разбой... И что же? А то, что прекратились разбои. И не обманно, не "бумажно", а действительно. Ибо устрашенные купцы стали-таки сопротивляться разбою - стали нанимать серьезную (хоть и дорогостоящую) охрану, стали воевать. Вот и получается: "Пока сзади пулеметом не хлестнешь, в атаку не пойдут!"
Еще более интересный и характерный случай попался мне некогда в журнале "Русская старина". Случай "из царствования" Александра Павловича. Сибирский генерал-губернатор Лавинский обратил внимание, как много на каторге солдат, совершивших немотивированные убийства. Ничем - ни корыстью, ни сумасшествием, ни ревностью, ни завистью, ни пьяным угаром - нельзя было объяснить эти страшные преступления. Сами же солдаты "раскалываться" не желали - притом что друг друга они не знали и никакого сговора меж ними не было. И все же одного удалось разговорить, и он объяснил причину. Ларчик открывался просто. Каторжная жизнь была райской по сравнению с солдатчиной. И это не было преувеличением. Тогдашние каторжане (уголовные преступники) жили весьма комфортно - сытно, уютно, не слишком обремененно работой. Солдатский же обиход был из ряда вон плох, почти ужасающ.
И вот на одном из заседаний Совета министров государь спросил Канкрина: почему так роскошно содержатся каторжные? Министр финансов объяснил, что деньги, идущие на улучшение быта каторжан, не государственные. Это то, что зарабатывают каторжане, работая "сверх урочных (положенных) часов". Что же касается солдат, то у него, министра, нет ни одной лишней копейки, дабы улучшить их содержание. Тут же последовало распоряжение государя... Догадайтесь, какое? Правильно: уничтожить все удобства каторжных.
Кто-то скажет, что такое решение достойно аплодисментов Салтыкова-Щедрина, и я охотно с этим соглашусь, только добавлю: если это и глупость, то в своем роде... гениальная. Как многие наши национально-исторические - на первый взгляд, алогичные - благоглупости. Ибо эффективность их стопроцентна. И в данном случае тоже: убийства прекратились моментально. (Надеюсь, ассоциация с пулеметами за спиной просматривается.)
...Когда-то один из советских поэтов мечтал о пантеоне отечественной Славы, в котором:
- Тот, кто войдет, почувствует зависимость
- От Родины, от русского всего!
- Там посредине наш генералиссимус
- И маршалы великие его...
Невольно прокламируется - вслушайтесь! - зависимость не столько от Родины, сколько от "нашего генералиссимуса". И это отнюдь не искажает пафоса, а, напротив, выразительно уточняет его. Как говорил о газетных стихах Маяковского Владимир Ильич: "Не знаю, как с точки зрения поэзии, но политически это абсолютно верно!"
Военная наша боль и победа "со слезами на глазах" лишний раз убеждают, что Сталин и все его деяния - плоть от плоти нашего исторического сознания и подсознания и все, что он ни делал и ни говорил (или почти все), было чутким, трагически-фатальным соответствием "пожеланиям трудящихся". Разумеется, я имею в виду не только казусные вариации, подобные вышеупомянутым предписаниям Павла и Александра - я привел их лишь в качестве родственных штрафбатам, депортациям, "процессам", "делам" и т. п. Но родственность эта не только в их репрессивной, карательной подоплеке. А в их способности проявлять в какие-то из национально-исторических моментов странную, извращенную, даже пугающую созидательность.
Когда-то в 1920-е годы много писалось и говорилось о так называемых ипатьевских бомбах - химических колбах, где под огромным давлением соединялись в одно самые неродные элементы. Иногда российская действительность - прошлая и настоящая - и вправду кажется такой бомбой. Когда иные деяния бесчеловечной власти - и, естественно, не лишенные бесчеловечности - приходится невольно и растерянно (подобно Юрию Олеше) записывать в "благодеяния". И это не только заградотряды, но и ликбез, и бесплатные здравницы, и "сталинские перелеты", и "подземка из мрамора", и "высотки", и "Чапаев", и "Два капитана", и великие научные школы, и "тридцатьчетверка"... И, конечно, Сталинград. И помнится, они молвой куда лучше безоговорочных злодеяний. Куда лучше ГУЛАГа, голода, бедности, расстрельно-палочной дисциплины, военных поражений и миллионных жертв.
"Дорого же вы заплатили за вашу славу!" - в ужасе восклицает некто, навестивши "Остров пингвинов" (Анатоль Франс) и узнав от местного гражданина, как разорил и обезлюдел страну их прославленный деспот. "За славу нельзя заплатить слишком дорого!" - гордо отвечает "пингвин"-патриот. Мало сомнений, что большинство наших нынешних "пингвинов" охотно, а то и восторженно подпишутся под такой декларацией.
...Вот говорят: каждый народ достоин своего правителя. Об этом еще дедушка Крылов сочинил басню, а вернее, пересказал с древнегреческого - о тех самых лягушках. Разумно предполагать и обратное: каждый правитель достоин своего народа. Cталин это четко и емко сформулировал в своем знаменитом победном тосте "За великий русский народ!". Смысл этой здравицы состоял в благодарности русскому народу за его доверие к власти, которая такового доверия, по меркам западной (буржуазно-демократической) цивилизации, отнюдь не заслуживала. Вождь признавал, что западные народы погнали бы власть, натворившую столько огрехов, в три шеи, а вот его "великому народу" хватило ума и терпения простить этой власти все и вся, встать на ее защиту и дать ей возможность худо-бедно исправиться. То есть спасти себя, а заодно уж и народ.
Сталин был прав. К великому для него счастью, выбора у "великого народа" не было - да и не был этот народ исторически приучен к выборам, - и потому ничего не оставалось народу, как терпеть данную судьбой власть. И гордо считать ее наилучшей в мире.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем