Николаю Фёдровичу Гурееву судьба подарила 93 года земного бытия. Он был одним из последних ветеранов Великой отечественной в Сахалинской области. Мы были знакомы: его сын иногда приглашал на семейные праздники. Правда, Сергей не был сторонником публикаций. Поэтому свои заметки о ветеране придерживал я до поры.
из семейного архива
Николай Фёдрович Гуреев. Приближавший Победу.
Николай Фёдорович Гуреев, родившийся в селе Решетова Дубрава (Липецкая область), на фронте был тяжело ранен. а в победном 1945-м неожиданно оказался на загадочном острове Матуа средней Курильской гряды...
Разведка боем или Вызываю огонь на себя
Николай Фёдорович был скуп на слова. И после первой, и даже второй чарки, отмалчивался. После третьей "лёд", помню, тронулся: разоткровенничался...
- В апреле 1943-го призвали в армию. Меня, 17-летнего, берегли - сначала отправили учиться. И только через год, в апреле 1944-го, совершеннолетним, перебросили на Прибалтийский фронт.
Помолчал.
В июне 1944-го - в подразделении, одна из задач которого - разведка ... боем!
Вышли на исходный рубеж, окопались, ждём. А местность болотистая, плащ-палатка, брезентовая, сложенная в несколько слоёв, едва сдерживала влагу. Через какой-то период, приказывают переместиться чуть правее, потом - вперед на сколько-то метров. Снова окапываюсь с товарищами. Время тянется. И вот оно: вперед, правее! Всё повторяется: опять окапываемся в луже. Готовимся к бою.
Ребята, занятые разминированием, докладывают: порядок! - вспоминал ветеран. - Но на беду группу засекли фрицы, открыли шквальный огонь. Но мы продолжаем в укрытии ждать своей команды. Когда враг обнаружил, дали было волю оружию. К счастью, недалеко заработала легендарная "Катюша", немцы бросились врассыпную, назад. Спустя время - опять их контратака. Потом...
Николай Фёдорович признаёт, их крепко в том бою покосило: выжили единицы в той мясорубке. Ему ещё фартануло, хотя и ранило. Но в горячке схватки боль притупляется. Главное, кровь остановить, не потерять сознание. И рядом ещё товарищ, тоже раненный, тоже крепится и даже старается помочь Николаю - благо, был выше и крупнее.
"Перебежки, залегания в воронке от снаряда (по солдатскому поверью в одну яму дважды снаряд не падает, хотя на войне случалось всякое). Нужно ползти вперёд, не смотря на раны. Первый рубеж нами уже взят. Но вижу, командир роты тоже ранен, тяжело. Подозвал меня и шепчет: "Перевяжи, сынок, только быстренько", что и делаю. А он, тем временем, велит достать блокнот. Набросал записку и, ещё в сознании, командует: "доставь немедленно на наш исходный оборонительный рубеж. Читать не смей!"
И, под свист пуль и снарядов, возвращаюсь обратно - где перебежками, а где ползком. Записку передал по назначению. Благодарили. Потом вырубился.
И было отчего: помимо ранения в голову, пока пробирался в штаб, ранило ногу, потом контузия.
- А что же, - интересуюсь, - такого важного в той, судя по всему, предсмертной записке?
- Человек я исполнительный: запретил командир, я его волю не нарушил. Быть может (предполагаю!), таким образом, ротный хотел спасти из той мясорубки хотя бы одну молодую жизнь... Страну ведь после Победы кому-то надо поднимать. Опять же, ребятишек плодить".
О единственном бое напоминала медаль "За отвагу", которую, впрочем, ждали свои приключения.
После "мясорубки"
Череду военных госпиталей сменила учебная рота запасного стрелкового полка, расквартированного в Башкирии. Нашил сержантские лычки. Потом вернули в освобождённую Белоруссию на военные курсы до мая 1945-го.
- Перед экзаменом построили на плацу. И все, затаив дыхание, ждут анонсированное по радио важное сообщение из Москвы. Вдруг объявляют - Победа!!! Наш боевой генерал, растрогавший, расцеловал каждого курсанта. Радость хлестала искренняя, безмерная - все обнимались.
Двоюродный брат за войну успел более двадцати раз вступить в бой с немецкими провокаторами. Служил на границе, готовился в конце июня уволиться в запас. Но погиб в самом начале войны. Младший брат мамы погиб под Москвой в октябре 1941-го. В следующем, 1942-м, пришла похоронка на отца, 22 мая - за два дня до моего рождения. Так покосило родных.
Не все подвиги, замечает ветеран, стоит связывать с полем боя.
Например, зауважал себя, когда, молодой курсант, вместе с подразделением, два месяца заготавливали торф для котельных Москвы в 1943. Было очень тяжело. Уже октябрь, холодно очень. Спали в неотапливаемом бывшем плавучем кафе на реке. И никто не роптал - каждый своим посильным трудом хотел помочь Родине выстоять.
Потом перебросили в Сахалинскую область, на остров Матуа.
Сюрпризы Матуа
Среди местных двух незамерзающих взлётно-посадочных полос (благодаря остроумной системе подогрева), блиндажей, странных тоннелей и железной дороги, уходящей куда-то вглубь рукотворной сопки, проходила дальнейшая служба Николая Гуреева. Причём, Жюль Верн с его "Таинственным островом" отдыхают! Ночами кому-то виделись пугающие огни. Другим слышались непонятные звуки...
Бывшая ударная военная база японцев и поныне хранит загадки. А тогда, в 1945-м, сразу после окончания Второй мировой, эти тайны были ещё и смертельно опасны. Никто не знал, какие капканы, уходя, расставили по всему острову самураи. Между тем, периодически бесследно пропадали красноармейцы. Подчас и по глупости - любопытству тоже. Могли, например, углубиться в тоннель и не вернуться. Или навсегда провалиться в заброшенную штольню.
К счастью, пропадали далеко не все искатели приключений или сокровищ в солдатской форме. Кто-то мог вернуться с приятной поживой - ящиком виски или бутылкой коньяка. Что, разумеется, стимулировало другие отчаянные головы к действиям. Но когда однажды сгинул уже молодой офицер, терпение командования лопнуло: приказали взорвать все входы-выходы в тоннели и шахты, до лучших времён замуровав самурайские тайны.
По воспоминаниям Николая Фёдоровича, любители приключений не пали духом и тут же нашли новую "забаву" в неглубокой бухте. Там затонуло иноземное транспортное судно. Самые отчаянные ныряли, проникая в каюты, выискивая что-нибудь интересное. На поверхность иногда могли поднять заморскую бутылку с выдержанным ромом, консервы, а то и новое резервное обмундирование - наши воины сильно поизносились и жили, как первое время многие на островах, без налаженного снабжения, совсем не богато.
Беда, откуда не ждали
Николай в рискованных морских купаниях не участвовал по весьма веской причине - до войны у себя в Липецкой глубинке, так и не научился плавать. Но серьёзное испытание на воде всё равно притянул.
Через не полных три дня после 7 ноября, тогда государственного праздника - годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции, на остров пришла беда.
После бани солдаты уже готовились ко сну, когда, примерно в 22 часа, вдруг задрожала земля, в казарме стали падать кровати и кувыркаться тумбочки. Натужно - тревожно завыла сирена. Народ выскакивал на студёный ноябрьский двор, полуголый, в исподнем.
Ожил, может быть, впервые на всю силу, коварнейший вулкан Сарычева! Густая копоть окутывала всё вокруг. (Позже станет известно, что у острова дежурил американский корабль - янки мечтали часть Курил застолбить за собой. И сильнейшее извержение вулкана их потрясло - они же первые сообщили миру о ЧП. Но помогать спасению русских, судя по всему, не стали).
Николай, когда бежал из казармы, успел прихватить своё нехитрое добро - военный билет да несколько медалей - "За боевые заслуги", "За победу над Германией". И "За отвагу" (тот первый бой). Спешно кинул в солдатскую ушанку, крепко перетянув её ушными тесёмками. Получался скромный узелок, с которым и прыгнул по команде в плашкоут, которому, в числе первых, предстояло было покинуть негостеприимный остров Матуа.
Плашкоут взяло на буксир небольшое судёнышко, типа катера. А море штормило, верёвку, соединяющую беспомощный плашкоут с судном, пару раз обрывало. Чихая, то и дело глох двигатель. Когда в очередной раз движок удалось перезапустить, отряду тех, кто теснился на плашкоуте, с судна прокричали: горючее на исходе!
И катер бросает их, уходя куда-то в неизвестность на дозаправку. "Ждите возвращения!" - звучало в ночи, как издевательство.
И приговор: плашкоут - плоскодонное несамоходное беспалубное "корыто" для перевозки грузов, равно как и людей (в нарушение инструкций, бывает даже в наши дни). В шторм на таком долго не продержаться в открытом море.
Дзюба, как ангел-спаситель
Заложники в погонах, оказавшись брошенными на произвол судьбы, мысленно уже уповали на отменённого в те годы Бога. Потому что были полностью во власти стихии. Как могли, маневрировали своими телами, рассредотачивая их так, чтобы отдалить неизбежную гибель.
Небеса, наверное, всё-таки сжалились над не сильно успевшими погрешить на земле ребятами. Посудина не перевернулась. Иначе без шансов выжить в ледяной воде. Полуодетые, терзаемые холодом и ветром (с примесью долетавшей вулканической гари), среди волн и солёной водой, они как-то выстояли. Плашкоут, подобно щепке, утром прибило к соседнему острову. Но до вожделенной суши предстояло ещё доплыть - дошагать. Для этого нужно прыгать в холодную воду и дальше - где вплавь, где вброд, дожимать до земли. А наш герой, повторю, плавать не умел от слова совсем. Но выбора нет - шагнул со всеми навстречу судьбе.
И тут же стал захлёбываться, тонуть.
Драму видел Дзюба - рослый парень из Днепропетровска. И бросился спасать невысокого щуплого бойца.
Звучит невероятно, но это тот самый Дзюба, который уже помогал Гурееву однажды. В том первом бою с фашистами в Белоруссии, где оба оказались ранены и поддерживали друг друга и словом, и делом - перевязать товарища под огнём - тоже не просто! И вот они встретились в непростой ситуации снова, на другом конце света.
В роковые секунды могучий Дзюба вырвал у волн наглотавшегося воды и теряющего силы Николая. Поднял, встряхнул, вырвал из цепких пальцев скрученную мокрую меховую шапку, как ненужный балласт, отшвырнул дальше в море, чтобы не мешала, (кто ж знал, что в ней - всё Гуреевское богатство).
И дальше, держа солдатика чуть ли не под мышкой, вытащил на берег.
Военный билет восстановят быстро, а медали вернутся не скоро. Но вернутся же. Главное, спасён. И ещё умножит свой род.
- А наше отдельное Краснознаменное стрелковое подразделение после беды на острове Матуа перевели на Сахалин, в посёлок Сокол у Долинска. Оттуда меня откомандировали в Холмск, где с 1947 года задержался на всю оставшуюся жизнь..
Возвращение "Отваги"
Кручинился за утрату медали "За отвагу". Но каких-то 58 лет спустя, награда вернулась.
"Лежу я, значит, в мае 2004-го в кардиологическом отделении областной больницы. 24-го отметил в палате день рождения, а 26-го мая - ба! делегация военных пожаловала! Оказалось, повторно вручать медаль "За отвагу". Нашла меня."
Служил до 1955-го. Потом работал по торговой части, был почётным гражданином Холмска.
А Дзюба? Судьба тоже подарила ему жизнь: он изредка навещал товарища, прилетая с ещё вполне дружелюбной Украины на Сахалин.
Николай Фёдорович прожил 93 года, ставив память о себе добрую и долгую. И детей. И внуков. Знать, не зря судьба сберегла.
Подпишитесь на нас в Dzen
Новости о прошлом и репортажи о настоящем