Потемкины и Смоленск

"Если кому из читателей моих доведётся проезжать через село Чижово, писал - мемуарист позапрошлого века Сергей Николаевич Глинка (1776-1847), - то увидит он и беседку, и скромный бюст князя Таврического, работы домодельной, и стакан, в который Екатерина почерпнула воду, в рамке за стеклом, свидетельствующий о бытности тут императрицы"¹.

Если кому из нынешних читателей доведётся проезжать через Чижово, ныне Духовщинского района, то не увидит он ни беседки, ни бюста, ни тем более стакана и листа в рамке. Остался лишь заросший травой пруд, некогда квадратный в плане, на берегу которого и стояла знаменитая банька - место рождения князя Григория Александровича Потёмкина.

С имением связана примечательная история. "На возвратном пути из Белорусского края, - рассказывал Глинка, - Екатерина II, 1781 года 4 июня, из стен Смоленска отправилась в село Чижово… В эту поездку пригласила она с собой Румянцева Задунайского; и мы увидим, что не без намерения. Карета императрицы остановилась у ворот скромного дома. Румянцев окинул его быстрым взглядом. Заметя удивление на его лице, Екатерина сказала: "Князь Потёмкин устраивал Херсонскую пристань, завистники его разглашали, что он из выданных ему миллионов выстроил какие-то великолепные дворцы на родине своей, а вот его дворец". Румянцев отвечал: "Молва, как морская волна, пошумит и исчезнет; если огорчаться всеми слухами, то придётся сидеть сиднем; но и тут не уйдешь от пересудов; одни дела оправдывают нас". Екатерина прибавила: "Я ушенадувателей не любила и не люблю. Клеветали на расточительность князя; неправда и то, что будто бы он писал ко мне, что не хочет и не может служить с вами; он всегда уважал вас"².

История рода Потёмкиных глубоко уходит корнями в древнюю Смоленскую землю. Григорий Александрович, как и Пушкин, мог сказать о себе, что никто из его предков "не ваксил царских сапогов" и "не пел на клиросе с дьячками". Однако и до княжеского достоинства им казалось далеко, как до звезды. По своему происхождению Григорий Александрович ни в коей мере не был выскочкой, парвеню, как тогда говорили. Он принадлежал к старинному дворянскому семейству, для представителей которого служба государю в течение нескольких веков являлась жизненным стержнем. На эту ось нанизывались уже все остальные ценности.

При этом один известный предок у будущего светлейшего князя всё-таки имелся (далее мы увидим, что не он один). Речь идёт о крупном дипломате XVII века Петре Ивановиче Потёмкине (1617-1700). По сообщению А. Н. Самойлова, племянника и одного из ближайших сотрудников Григория Александровича, "Пётр Иванович Потёмкин, при вступлении на престол царя Фёдора Алексеевича, в 1676 году, был уже боярином и при дворе царском по отличному своему уму и по редкой в тогдашнее время просвещённости уважаем, почему и был отправлен послом в Вену, в Мадрид, в Париж и в Лондон"³.

По возвращении из-за границы Пётр Иванович озаботился тем, чтоб родословная роспись Потёмкиных получила официальное подтверждение в Палате родословных дел. Если бы не он, весь куст смоленских семейств его родни остался бы без юридического документа, доказывающего старинное происхождение. В 1687 году для Петра Ивановича и его сына Степана (в будущем стольника, при Петре I - статского советника) Палата проверила роспись и признала её подлинность.

В 1754-м Герольдмейстерская контора выдала список с этой грамоты 15-летнему Григорию Потёмкину при записи его в рейтары лейб-гвардии Конного полка⁴. Из полученного документа юный Гриц узнал о своём происхождении много интересного. Корни его рода оказались не русскими и не польскими, а итальянскими, вернее, древнеримскими. Потёмкины производили себя от князей племени самнитов, живших на Апеннинском полуострове и в I веке до нашей эры бежавших в Литву.

Современные исследователи отмечают, что родословная Потёмкиных несёт на себе живые следы польской литературной традиции. Шляхта создавала красочные легенды о своём происхождении, чтобы "удревнить" и облагородить предков. Эти истории основывались на легенде о бегстве римлян в Литву, помещённой в летописи Матвея Стрыйковского⁵. "А поведение того рода из государства Римского ис королевства Неаполитанского ис княжества по древнему наречению Самницкого… от князя самницкого Понциуша Телезина… Дал он, князь Понциуш, сроднику своему Понциушу ж… город Потенцию… на устье реки Потенции. И с того времени нача он зватися и при нём будучи ево сродники Потёмтины, а по словенски Потемкины… Сродники их, отбыв из владетельства своего, жили в Полской земле и были в честях и даны им были от королей полских маетности великие"⁶.

Роспись Потёмкиных отличает большое внимание к античной географии и войнам древности, это новая черта для русских родословных легенд⁷. Похвалы уму и образованию Петра Ивановича оказались не пустыми. Однако, отыскав своих предков в латинских книгах, Потёмкины не смогли составить полную поколенную роспись между ними и первыми представителями рода, перебравшимися из Польши в Россию в XV веке. Но, видимо, служебный и придворный вес Петра Ивановича оказались достаточными, чтоб приказные не задали лишних вопросов. Собственное влияние дипломата подкреплялось положением его двух братьев - Фёдора Ивановича, воеводы в Сургуте, и Василия Ивановича, стольника и полковника. Их двоюродный брат Сила Семёнович, прадед Григория Александровича, служил в это время воеводой в Коломне. Словом, "выезжая" из Речи Посполитой семья закрепилась при московском государе.

В эпоху Смутного времени семейный клан Потёмкиных разделился на два рукава, часть родни осталась на московской службе, часть перешла на польскую. Когда по Андрусовскому перемирию 1667 года Речь Посполитая возвратила России Смоленск, поместная родня московских стольников вновь оказалась под скипетром Романовых и была вынуждена опять начинать продвижение наверх. Сила Семёнович был московским дворянином в 1658-1677 годах и стольником с 1686-го. Когда в 1754 году "недоросль Григорий Александров сын Потёмкин явился ко второму смотру", он показал, что "прадед его из дворян Сила Семёнов сын, в какой службе служил, того сказать не знает, а дед его Василий Силин сын служил стольником, а отец его Александр Васильев сын Потёмкин служил в Ростовском драгунском полку капитаном и оставлен был полковником, и в прошлом году померли"⁸.

Александр Васильевич с юности тянул нелёгкую армейскую лямку и потужил в жизни немало. В "определении Военной коллегии" от 23 октября 1728 года об увольнении его с военной службы сказано, что он "показал себе от роду пятидесяти пяти лет". Следовательно, родился отец нашего героя около 1673 года.

Служить Александр Потёмкин начал, согласно "определению…" в 1699-м. К этому времени ему было уже 26, и, покидая дом, он оставил там первую жену Марину Ивановну. Дальнейшая его судьба складывалась примерно так же, как и у большинства дворянских сыновей, уведённых Петром I на Северную войну. "В 708 году написан в прапорщики, потом произведён от Генералитета в 709 в подпоручики и в поручики, в 710 в капитаны-поручики, в 712 году от Военной канцелярии в капитаны, и быв во многих воинских походах, на Полтавской баталии и на Турецкой акции и ранен". Таким образом, Александр Васильевич принимал участие в знаменитом сражении под Полтавой 27 июня 1709 года и в тяжёлом, бесславном Прутском походе 1711-го. Получил ранения и первый раз просился в отставку в 1722 году, но окончательно покинул армию только в 1728-м: "По свидетельству Медицинской канцелярии за ранами в службе быть не годен. Того ради, по содержанию состоявшегося в 722 году указа… дать ему ранг маэорский"⁹.

Покинув армейскую службу, Александр Васильевич перешёл на статскую. В 1728-м он стал воеводой Алатырской провинции, через десять лет поступил в Контору конфискаций в Москве и был уволен лишь 13 октября 1742 года с чином подполковника¹⁰. К этому времени ему было уже под 70, а его сыну и наследнику Григорию исполнилось только три года.

Первый брак Александра Васильевича с Мариной Ивановной был бездетным. А пятерых дочерей и единственного сына мужу родила вторая супруга - Дарья Васильевна, в девичестве Кофтырева. Уже в наше время московский историк К. А. Писаренко исследовал в РГАДА комплекс дел, связанных с семейством Скуратовых, родственников её первого мужа, и из челобитных представителей этого рода выяснил немало интересных деталей¹¹.

Удалось примерно определить время заключения брака родителей Потёмкина и ухода в монастырь первой жены Александра Васильевича. Сохранилась челобитная за июнь 1727 года от Мавры Семёновны Мерлиной, жены полковника Ивана Петровича Мерлина о том, что "в прошлом 726 году декабря в 24 день продала ей Егорьевского девича монастыря, что в Москве, монахиня Мидгарина Иванова дочь бывшего капитана Александровская жена Васильева сына Потёмкина недвижимое имение в Кинешемском уезде деревню Нехайлу с крестьяны и со всеми принадлежащими угодьи"¹². В июле 1727-го купчая была отмечена в Записной книге Вотчинной конторы, и там монахиня именуется уже "Маргаридой"¹³. Отсюда следует, во-первых, что в иночестве Марина Ивановна приняла имя Маргариты, а, во-вторых, что в конце 1726 года она уже была пострижена.

Перед этим первая супруга Александра Васильевича должна была года три жить в избранной обители, готовясь к постригу. Значит, она приняла решение об уходе от мира и перебралась в монастырь приблизительно в 1723 году. Причиной такого шага могла послужить её бездетность. Видимо, супруги договорились обо всём полюбовно, и Александр Васильевич, ещё находившийся на военной службе, начал подыскивать новую партию. А Марина Ивановна продолжала распоряжаться своим наследственным имуществом и вскоре продала деревню Нехайлу. По закону Потёмкин имел право удержать её приданое, но не сделал этого.

Дарья Васильевна Скуратова овдовела в июле 1724-го, что следует из челобитной её пасынка мичмана Алексея Ивановича Скуратова. К этому времени первая жена Потёмкина уже жила в обители, а сам Александр Васильевич был не прочь найти себе другую суженую. Вдова была отнюдь не бедна, поскольку в 1723 году её отец, бывший стольник и служащий Монастырского приказа Василий Иванович Кофтырев, "учинил её наследницею недвижимого имения". "А деревни за ним в Костромском уезде в Осецком стану усадьба Балакирева да в Сущеве и во Гидомском станах половина усадьбы Барщовой, а Ям тож; да в Галицком уезде в Корежской волости половина села Прокунина"¹⁴.

В 1729-м родитель "волею божиею умре", и 3 марта 1730 года Потёмкина, уже состоя во втором браке, била челом императрице Анне Ивановне, прося закрепить за ней наследство¹⁵. Таким образом, вторично выйти замуж Дарья Васильевна могла между июлем 1724-го и мартом 1730-го.

Она родилась около 1704 года и в 1720-м была выдана замуж за капитана и цалмейстера Ивана Ивановича Скуратова. Брак не продлился и четырёх лет, когда Скуратов умер в Астрахани. Овдовев, Дарья Васильевна не вернулась в дом к отцу, где уже жила мачеха Ирина Петровна, а осталась у родни мужа в родовом поместье Журавино близ города Чернь на Киевской дороге южнее Тулы. Неподалёку располагалось село Маншино, принадлежавшее родной сестре Александра Потёмкина Марье Васильевне, в замужестве Араповой. У неё-то, по всей видимости, и гостил майор, когда повстречал молодую красавицу-вдову.

Писаренко локализует это событие между 1724 и 1726 годами¹⁶. В декабре 1726 года Арапова скончалась. Её брат тем временем пребывал в разъездах, поскольку Вотчинная коллегия искала ближайшего наследника три года, и только в октябре 1729-го Александр Васильевич вступил в права владения Маншином. Нам кажется столь же вероятным и другое время знакомства родителей нашего героя. Конец 1729 года, когда Александр Васильевич получил Маншино и приехал его осмотреть. В марте 1730-го, как нам уже известно, Дарья Васильевна уже была его женой. Короткий, быстро сладившийся роман между пожилым, уже покинувшим армейскую службу воеводой Алатырской провинции и 26-летней вдовой.

Женился на молодой, красивой и состоятельной женщине, однако выбор его выглядел очень нетрадиционно в глазах смоленской родни. Земляк и дальний родственник Потёмкиных Лев Николаевич Энгельгардт писал в мемуарах: "Со времён завоевания царём Алексеем Михайловичем Смоленска они (смоленские дворяне. - О. Е.), по привязанности к Польше, брачились вначале с польками, но как в царствование императрицы Анны Иоанновны были запрещены всякие связи и сношения с поляками, даже ежели у кого находили польские книги, того ссылали в Сибирь; то сперва по ненависти к русским, а потом уже по обычаю, все смольяне женились на смольянках. Поэтому можно сказать, что всё смоленское дворянство между собою сделалось в родстве. Первый женился на русской Яков Степанович Аршеневский, второй - отец светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина"¹⁷.

Привезти под Смоленск "русскую" значило во многом бросить вызов традициям, а, возможно, и оказаться в изоляции от соседей. Однако Александра Васильевича это не испугало. У семьи были имения в разных губерниях России. Если бы чета Потёмкиных не ужилась со шляхтой Духовщинского уезда, где располагалось Чижово, она всегда могла перебраться обратно под Тулу или даже жить в Москве в собственном доме на Большой Никитской.

Однако Дарья Васильевна сумела поладить с соседями и даже завоевать среди них авторитет. Для окружающих уездных дворян она была, что называется, "столичная штучка", и местные дамы скоро начали ей подражать. "Мать князя Таврического, - писал С. Н. Глинка, - была образцом в целом околотке. По её уставам и одевались, и наряжались, и сватались, и пиры снаряжали. Это повелительство перешло и к её сыну"¹⁸.

Полагаем, что родители Потёмкина во многом стоили друг друга. Александр Васильевич был решителен, болезненно щепетилен, скор и крут. Ему дела не было до мнения окружающих. Многие из этих качеств унаследовал Григорий. Дарья Васильевна также не отличалась робостью, чувствовала уверенность в себе и привыкла верховодить.

Было бы неверным предполагать, что сразу после свадьбы семья зажила под Смоленском и все шестеро детей родились там. Ведь Александр Васильевич ещё служил, сначала воеводой в Алатыри, а затем, с 1738 года, в Москве¹⁹. Александр Самойлов специально уточнил в мемуарах, что рождение его дяди случилось в Чижово, а не в Москве, "как некоторые написали".

Итак, в 1739-м семья Потёмкиных перебралась в смоленское имение, где в сентябре у Дарьи Васильевны наконец родился мальчик. В историографии принято считать, что это случилось 13 числа. Доискаться по документам, откуда взялась эта дата, невозможно. В письмах Екатерина II обычно поздравляла светлейшего "со днём твоего рождения и именин" 30 сентября²⁰. Иногда она писала загодя - 24 или 26 сентября, чтоб послание успело дойти к сроку, но никогда раньше этих чисел. Вероятно, днём рождения Григория Александровича следует считать 30 сентября, совпадавшее с празднованием памяти священномученика Григория, епископа и просветителя Армении и преподобного Григория Пельшемского, Вологодского чудотворца.

Детство Грица прошло под родительским кровом в Чижово. Когда он подрос, встал вопрос об учёбе.

Любопытные сведения о начальном образовании Григория Александровича содержатся у Льва Энгельгардта. "За недостатком учебных заведений отец записал его в Смоленскую семинарию; но, заметя в нём пылкий ум, отправил в гимназию Московского университета"²¹. К этому известию следовало бы отнестись внимательно. Возможно, прежде чем отвезти Грица в Первопрестольную, родители действительно пытались пристроить сына поближе к дому. Не отсюда ли берёт начало пристрастие молодого Потёмкина ко всему церковному и рвение в духовных науках, отмеченное всеми мемуаристами?

Нелегко определиться и со временем отъезда Грица из родного дома в Москву. Разобраться помогает "Реэстр к докладу" Герольдмейстерской конторы, составленный во время второго смотра Потёмкина в 1754 году в Москве. На нём Гриц показал, что первый смотр прошёл в Смоленске в 1750-м в возрасте 11 лет. Трудно представить, что мальчика специально повезли на первый смотр к месту жительства родителей, а второй почему-то разрешили пройти в Первопрестольной. Скорее всего, когда Потёмкин жил под Смоленском, он был отвезён в Смоленскую губернскую канцелярию. А когда поселился в Москве - прямо в Герольдмейстерскую контору. Таким образом, Гриц покинул Чижово между 1750 и 1754 годами. Ближе к правде оказывается Лев Энгельгардт, писавший, что Потёмкин воспитывался дома до двенадцати лет. Осень 1751-го могла стать временем прощания нашего героя с деревенским детством под Духовщиной.

"Реэстр…" же позволяет уточнить дату смерти отца Потёмкина. На втором смотре недоросль сообщил: "…Отец ево Александр Васильев сын Потёмкин… в прошлом году померли"²². Дата составления "Реэстра…" 1754 год, следовательно, скончался Александр Васильевич в 1753-м, когда Грицу было уже 14 лет, а не в 1746 году, как до сих пор принято считать.

Откуда взялась последняя дата? Её история весьма показательна. В 1875 году у М. И. Семевского в жизнеописании Потёмкина она выскочила без ссылки на источник²³. За ним её повторил и как бы освятил своим авторитетом А. Г. Брикнер²⁴. С тех пор датировка утвердилась в научной литературе, и на её основании даже делались выводы о достоверности того или иного случая в мемуарах. Например, пострадал эпизод с медвежьей шкурой. Малозначительный, но характерный для описания нрава юного Потёмкина.

Сергей Глинка рассказывал о том, что Александр Васильевич любил поохотиться в полях. Грица тогда на охоту ещё не брали. "Однажды вместе с отцом пустился полевать (охотиться. - О. Е.) родной его дядя, рослый и дюжий. Смеркалось, выплывал месяц. Потёмкин нарядился в медвежью шкуру, висевшую между утварью домашней; притаился в кустарнике; охотники возвращались, и когда дядя поравнялся с кустами, медведь-племянник вдруг выскочил, встал на дыбы и заревел. Лошадь сбросила седока и опрометью убежала. Дядя, растянувшись на траве, охал от крепкого ушиба, а племянник, сбросив шкуру, сказался человеческим хохотом. Стали журить. Проказник отвечал: - Волка бояться, так и в лес не ходить"²⁵.

Конечно, пятилетний мальчик не мог нарядиться в медвежью шкуру (она бы просто погребла его под собой), тем более рычать и напугать лошадь. А вот для 12-летнего подростка такое развлечение вполне по силам. Родного дяди у Грица не было, а имелся двоюродный, Сергей Дмитриевич Потёмкин, живший по соседству и называвший племянника незаконнорожденным. Если правдивы известия мемуаристов о попытке Александра Потёмкина по навету этого родственника расторгнуть брак, то подросток достойно наказал алчного родственника за клевету на Дарью Васильевну.

Двенадцати лет отроду Гриц покинул Смоленщину...

• _{1. Глинка С. Н. Записки//Русские мемуары. М. 1988. С. 328.}
• _{2. Там же. С. 327-328.}
• _{3. Самойлов А. Н. Жизнь и деяния генерала-фельдмаршала князя Григория Александровича Потёмкина Таврического//Потёмкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб. 2002. С. 132.}
• _{4. РГАДА. Ф. 286. № 413. Л. 638-648.}
• _{5. Бычкова М. Е. Польские традиции в русской генеалогии XVII в.//Советское славяноведение. 1981. № 5. С. 42-43.}
• _{6. "Приехал служить великому князю". Неизвестный список родословной Потёмкиных//Источник. 1995. № 1. С. 19.}
• _{7. Бычкова М. Е. Легенды московских бояр. М. 1997. С. 26.}
• _{8. Там же. С. 23.}
• _{9. РГВИА. Ф. 2. Оп. 10. № 416. Л. 374-374 об.}
• _{10. Источник. 1995. № 1. С. 27.}
• _{11. Писаренко К. А. Насколько достоверна романтическая история о свадьбе родителей Потёмкина//Иванов О. А., Лопатин В. С., Писаренко К. А. Загадки русской истории. XVIII в. М. 2000. С. 66-91.}
• _{12. РГАДА. Ф. 1209. Оп. 4/ 556. № 3324. Л. 299 об.}
• _{13. Там же. Оп. 4/ 503. № 2653. Л. 333.}
• _{14. Там же. Оп. 4/ 553. № 3306. Л. 243.}
• _{15. Там же. Оп. 1087. № 62/ 11063. Л. 106.}
• _{16. Писаренко К. А. Указ. соч. С. 72.}
• _{17. Энгельгардт Л. Н. Записки//Русские мемуары... С. 217.}
• _{18. Глинка С. Н. Указ. соч. С. 321.}
• _{19. Источник. 1995. № 1. С. 22.}
• _{20. РГАДА. Ф. 5. № 585. Л. 153-153 об.}
• _{21. Энгельгардт Л. Н. Указ. соч. С. 236.}
• _{22. РГАДА. Ф. 286. № 413. Л. 648.}
• _{23. Русская Старина. 1875. Т. 12. № 3. С. 483.}
• _{24. Брикнер А. Г. Потёмкин. СПб. 1891. С. 10.}
• _{25. Глинка С. Н. Указ. соч. С. 320-321.}