18.03.2015 00:00
"Родина"

Как бессарабские жандармы воевали против мазепинцев и потемкинцев

Бессарабские жандармы против мазепинцев, потемкинцев и австро-германской разведки
Текст:  Василий Каширин (кандидат исторических наук)
Родина - Федеральный выпуск: №3 (315)
В годы Первой мировой войны, вплоть до выступления Румынии на стороне Антанты в августе 1916 г., территория этой страны была ареной ожесточенной схватки секретных служб противоборствующих лагерей. Основные события этой незримой борьбы происходили в столичном Бухаресте, который являлся объектом главного внимания стратегической разведки и тайной дипломатии обеих сторон. Не менее напряженное и драматическое противостояние разворачивалось на русско-румынской границе, на реке Прут и в дельте Дуная. Главными участниками этой борьбы с российской стороны были офицеры пограничной стражи и чины политической полиции, в первую очередь - Бессарабского губернского жандармского управления (БГЖУ). А их противниками выступали сотрудники австро-венгерской и германской разведок, имевшие широкие агентурные сети в приграничной полосе на румынском берегу Прута, среди местных контрабандистов, а также представителей русской революционной эмиграции, в том числе оставшихся в Румынии матросов мятежного броненосца "Князь Потемкин-Таврический".
Читать на сайте RODINA-HISTORY.RU

С румынской территории вражеские секретные службы пытались развернуть работу по сбору агентурных сведений о положении в Бессарабии и на всем черноморском юге России, а также осуществлять диверсии против стратегических объектов в русском тылу и против судов дунайской экспедиции особого назначения адмирала М.М. Веселкина, которая до осени 1915 г. поддерживала связь между Россией и союзной ей Сербией. Задачу русской полиции и контрразведки усложняло то обстоятельство, что пересечение русско-румынской границы в начале XX в. было делом достаточно простым. Еще в 1898 г. МВД России установило практику выдачи так называемых легитимационных билетов для перехода в Румынию жителям 21-верстной приграничной полосы (для поисков скота, приобретения леса и камыша). Однако местные полицейские власти выдавали такие билеты совершенно посторонним лицам, даже жителям Кишинева и Бельц, совершавшим поездки в Яссы и Бухарест. И только в феврале 1915 г. русские власти постарались ограничить эту порочную практику1.

В самом начале войны была мобилизована и отправлена на австрийский фронт 20-я Хотинская бригада пограничной стражи, в результате чего полностью обнаженным остался участок русско-румынской границы протяженностью свыше 116 верст. Этим подарком судьбы и русских властей не замедлили воспользоваться контрабандисты, начавшие в широких размерах ввозить в Россию из Австрии водку и спирт; не теряли времени и неприятельские агенты2. Глава австро-венгерской военной разведки в годы войны генерал Макс Ронге вспоминал, что разведывательный пункт в Черновицах доставлял множество сведений, так как "Румыния благоприятствовала проходу разведчиков"3. Лишь некоторое время спустя зияющая дыра в пограничной линии империи была закрыта силами других пограничных бригад, 21-й Скулянской и 22-й Измаильской. 12 июня 1915 г. командир Скулянской бригады полковник М.А. Нарбут докладывал в штаб 7-й армии, что охрана границы во вверенной ему части была доведена до высшего напряжения сил, но все же нельзя было исключить случаев ее нелегального перехода. "Борьба с евреями за последнее время становится все труднее, и сеть их агентов по контрабанде и по тайной перевозке в Румынию и обратно разных лиц все увеличивается", - писал Нарбут. В качестве желательной меры он предлагал выселение всех евреев из 50верстной приграничной полосы вглубь страны и запрещение им перемещаться внутри этой полосы4.

С довоенного времени и вплоть до лета 1916 г. во главе БГЖУ стоял полковник Отдельного корпуса жандармов Константин Федорович Нордберг, знаток местного революционного движения и опытный специалист по агентурной работе. В Бессарабской губернии к началу 1914 г. организованного революционного подполья не существовало, что позволяло управлению Нордберга ограничиваться слабой внутренней агентурой числом в шесть человек, а также одиннадцатью филерами из унтер-офицеров5. Закордонная агентура БГЖУ состояла из одного агента у ротмистра С.М. Ральцевича с пограничного пункта в Рени и двух агентов у подполковника М.С. Афанасьева с пограничного пункта в Измаиле6. Они работали в основном на Дунае среди матросов русского Дунайского пароходства, наблюдая за их связями с тайной организацией "Союз черноморских моряков".

После начала войны задачи, стоявшие перед бессарабскими жандармами, существенно усложнились, а силы и средства в их распоряжении оставались крайне незначительными. На всю агентуру этого управления, как на территории Бессарабии, так и закордонную, выделялось всего по 400 руб. в месяц7. До войны данная сумма считалась достаточной, но в условиях военного времени этих денег стало не хватать. Острый недостаток ассигнований отчасти восполнялся, благодаря денежным суммам, которые отпускал Нордбергу штаб Одесского военного округа8. В свою очередь, начальник БГЖУ отправлял начальнику штаба округа свои донесения по Румынии. Лишь 5 января 1916 г. товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий по ходатайству Нордберга дал согласие на увеличение отпуска на агентурные расходы (на пограничных пунктах в Рени, Килии и Скулянах) на 300 руб. в месяц9.

Острым оставался вопрос с нехваткой личного состава. Всего в БГЖУ состояло на службе 6 офицеров, 5 вахмистров и 42 унтер-офицера и прикомандировано было еще 5 офицеров и 46 унтер-офицеров. Однако эта группа жандармских чинов была распределена по многим участкам. Начальник управления имел двух помощников-офицеров - одного по Кишиневскому, Бендерскому и Аккерманскому уездам, другого по Бельцкому, Хотинскому, Сорокскому и Оргеевскому уездам. У каждого из них в подчинении была группа унтер-офицеров. Постоянный и прикомандированный личный состав БГЖУ нес службу на постоянных и временных пограничных пунктах в Измаиле, Рени, Скулянах, Липканах, Килии10.

1 июля 1915 г. Нордберг пожаловался в Департамент полиции, что он оказался практически лишен возможности вести наблюдение за подозреваемыми в шпионаже, так как из восьми филеров вверенного ему управления двое были направлены в Рени для охраны грузов экспедиции особого назначения, двое находились на постоянном дежурстве на станции Кишинев и только четверо могли вести текущее наружное наблюдение11. Жалоба осталась без внимания, и 30 октября 1915 г. Нордберг писал уже в штаб Отдельного корпуса жандармов о том, что на службе по секретной и строевой части у него в подчинении находились всего 1 вахмистр и 7 унтер-офицеров, "переутомление коих уже отражается на успехе работы". Нордберг просил прикомандировать к его управлению еще одного офицера и двух унтер-офицеров12.

В военное время главная задача бессарабских жандармов заключалась в борьбе с угрозой из-за кордона. Революционная деятельность в самой Бессарабии, по оценке Нордберга, после начала войны замерла, что позволяло его подчиненным более активно работать по ту сторону румынской границы. Но в Департаменте полиции были не вполне довольны агентурной работой Нордберга: в апреле 1916 г. ему было поставлено на вид, что по отчетности у него числились 16 секретных сотрудников, тогда как сведения поступали только от 5 из них13.

Главная задача закордонной работы БГЖУ заключалась в наблюдении за контактами русской революционной эмиграции с неприятельскими секретными службами, а также в борьбе с попытками тайного ввоза в Россию динамита и подрывной литературы. Ценным агентом Нордберга стал Григорий Васильевич Калюжный - выходец из крестьян Херсонской губернии, бывший кочегар, ходивший на судах Русского общества пароходства и торговли. До войны он под кличкой Крюк работал на начальника жандармского управления Одессы П.П. Заварзина, давая тому сведения по Союзу черноморских моряков, в котором имел партийную кличку Григорий Сова или Григорий Лоза. Согласно правилам, сотрудничество охранки с ним прервалось, когда Калюжный был призван на срочную службу в армию. В августе 1913 г. он дезертировал из домашнего отпуска и с тех пор проживал с женой в румынском Галаце, столярничал, позднее сидел без работы14. В апреле 1915 г. Калюжный предложил Одесскому охранному отделению свои услуги по осведомлению о деятельности "Союза вызволенья Украины" - националистической организации мазепинского толка, содержавшейся австро-германскими секретными службами. Предложение Калюжного было принято.

"Союз вызволенья Украины" был образован в Австро-Венгрии в конце 1914 г. К следующей весне его представители вступили в контакт с проживавшими в Румынии матросами - участниками восстания 1905 г. на броненосце "Князь Потемкин-Таврический". Посредниками в их сношениях выступили Замфирий Арборе-Ралли, патриарх российской революционной эмиграции в Румынии, и один из вождей румынской социал-демократии доктор Христиан Раковский. Они вошли в контакт с жившим в Галаце бывшим потемкинцем Даниилом Пустяковым, который согласился за деньги переправлять через Прут подрывную литературу и взрывчатку. Динамит предполагалось использовать для диверсий против железнодорожных сооружений и верфей в Николаеве. Кроме Пустякова, игравшего ключевую роль в организации переправки динамита, к этому делу были причастны потемкинцы Николай Рыжков и Петр Блохин, живший в Бухаресте в доме 10 по улице Чаршия. Там находился пункт временного хранения динамита, который планировалось переправлять через Прут в окрестностях Слободзеи, позже - в районе Рени или Измаила15.

Первая попытка ввезти в Россию партию динамита провалилась; исполнители Александр Клочко и Торос Торосов (Марк, в прошлом активист революционного Союза черноморских моряков) были задержаны и депортированы румынскими властями; вскоре они уже сидели в одесской тюрьме16. После этого на связь с потемкинцами в январе 1915 г. вышел прибывший в Галац неизвестный, назвавшийся эмиссаром "Союза вызволенья Украины". Русская полиция предполагала, что им мог быть Израиль Гельфанд (он же Александр Парвус) или малороссийский социал-демократ Микола Железняк. Неизвестный располагал крупными денежными средствами и огромными запасами подрывной литературы, особенно "Вестника Союза вызволенья Украины". Григорий Сова, он же агент Крюк, согласился помочь с доставкой этих предметов на русский берег. Всю зиму 1915 г. взрывчатка и литература переправлялись в огромном количестве. Грузы перевозились на специально купленных лодках в Рени, затем по железной дороге в Одессу, откуда растекались по всему югу России. Весной уполномоченный "Союза вызволенья Украины" был арестован румынскими властями и выслан из Галаца, однако переправка грузов продолжалась17. 7 августа 1915 г. в Галац для переговоров о переправке динамита приезжал германский подданный Прест18.

Начиная с мая 1915 г. деятельность группы потемкинцев на румынском берегу Прута была предметом внимания различных органов русских секретных служб - контрразведки штаба 7й армии и Главного управления Генерального штаба, БГЖУ и Департамента полиции. Непосредственное наблюдение за потемкинцами в Галаце вел помощник начальника БГЖУ на пограничном пункте в городе Измаиле и в Измаильском уезде подполковник М.С. Афанасьев19.

Берег Дуная в окрестностях Измаила и Рени был, пожалуй, самым трудным участком работы для чинов БГЖУ. В Рени располагалась главная промежуточная база экспедиции Веселкина, которая была объектом особых усилий вражеских агентов. Румынская граница в этих местах наблюдалась достаточно слабо. К примеру, в 3-4 верстах от Рени находился Усть-Прутский пограничный пункт, который не входил в ведение жандармского надзора из Рени, а обслуживался всего двумя таможенными чиновниками. Этой дорогой издавна пользовались революционеры - она даже получила название "эсеровского пути". Многие другие участки границы из-за слабого контроля также были удобны для нелегального перехода20.

В июне 1915 г. жандармское управление Одессы передало агента Крюка управлению полковника Нордберга, поскольку сама Одесса не была местом активной деятельности украинских революционеров. С июля Крюк состоял на службе БГЖУ, получая 50 руб. в месяц21. После передачи Калюжный практически перестал давать ценную информацию. Жандармские органы полагали, что причина могла заключаться в неумелом руководстве им со стороны помощника Нордберга, ротмистра Васильева. Впрочем, 24 января 1916 г. Калюжный дал точные сведения о подготовке неприятельскими агентами диверсии на русской территории. По его данным, 21 января в Галац прибыли Рудольф Финклер (временно находившийся во главе австрийского разведывательного бюро в Бухаресте), его сожительница Аннета Бухольцан и Мечислав Славинский, бежавший из Варшавы. Они привезли с собой взрывчатку с целью взрыва трех транспортов в Одесском порту, железнодорожного моста через Днестр у Бендер, станционных сооружений Жмеринки, Троянова Вала и других станций, а также двух подводных лодок и стоявших в Рени пароходов. Для предотвращения этого ротмистр Васильев, временно исполнявший должность начальника БГЖУ, лично выехал в Галац и при помощи русского консульства передал сведения румынским властям. 31 января австрийская диверсионная группа была арестована; у них обнаружили в двух чемоданах 32 кг экразита (австрийское название пикриновой кислоты, или тринитрофенола, мощного бризантного взрывчатого вещества). Выяснилась причастность австрийского и германского консульств, однако власти Румынии приняли все меры к сохранению дела в тайне и недопущению публикаций о нем в прессе22.

И все же к весне 1916 г. у Нордберга практически не осталось сомнений в двурушничестве сотрудника Крюка. Были установлены его контакты со служащими австрийского и германского консульств в Галаце и Бухаресте; причем Васильеву он рассказывал далеко не обо всех из этих встреч. Материальное положение Калюжного резко и без видимых причин улучшилось, хотя от русских жандармов он получал всего 50 руб. в месяц. Этим небольшим заработком он явно не дорожил и тратил намного больше. Считая вероятным подкуп Калюжного немцами, Нордберг принял решение о его аресте в случае попытки въехать в Россию23.

Это решение было оправданно, так как агентурные сведения, которые имела военная контрразведка, подтверждали, что Калюжный широко и энергично занимался организацией военного шпионажа против России, ввозом динамита и подрывной литературы. Одновременно с БГЖУ за деятельностью потемкинцев в Галаце наблюдала и контрразведка штаба 7й армии, которой помогали местные пограничники. Особую энергию проявлял командир Колибашского отряда (пост Колибаши) 1го отдела Измаильской бригады 5го округа Отдельного корпуса пограничной стражи ротмистр Лев Филиппович Курганов. К августу 1915 г. в группу потемкинцев был внедрен агент Курганова - болгарин Георгий Константинов Бритков, владевший бакалейной лавкой в селе Брынзы Измаильского уезда и домом в Болграде. Ему удалось узнать, что немцы поручили Пустякову и Калюжному организовать взрыв железнодорожного моста между станциями Жмеринка и Винница, для чего требовалось заблаговременно поселить там своего человека и устроить ему знакомство с охраной моста. Для диверсии было заготовлено 50 кг динамита. Его переправку заговорщики предполагали поручить Парамону Лефтерову, он же Матвеев, русскому старообрядцу, старшему над рыбаками в правительственных плавнях в районе Колибаши-Брынза. Этот последний на самом деле также был агентом ротмистра Курганова24.

В конце августа потемкинцы в Галаце познакомили Бриткова с неким Адамом Шмидтом, который предложил ему добывать для немцев сведения военного характера. Довольно скоро Бритков вошел в доверие к потемкинцам, стал регулярно встречаться с ними на румынском берегу Прута и передавать им дезинформационные сведения, которые готовились в штабе 7й армии. Выяснились интересные подробности отношений между потемкинцами и заказчиками их шпионской работы. Шмидт обманывал бывших моряков; те, в свою очередь, дурачили Бриткова, говоря, что немецкие хозяева были недовольны качеством его информации. Сам Бритков заметил, что Пустяков и Калюжный неплохо наживались на его донесениях - они заметно приоделись со времени их последней встречи. Бывшие моряки боялись ходить для разведки на русский берег Прута и предпочитали давать поручения другим лицам. Бриткову они советовали сообщать больше конкретных сведений, пусть даже вымышленных, лишь бы это приносило деньги. Главное - "замазать жиду глаза" (Шмидт по национальности был евреем) и получить более важную и высокооплачиваемую работу по переправке в Россию динамита и нелегальной литературы, говорили потемкинцы Бриткову25.

Вскоре бывшие моряки решили прекратить сотрудничать со Шмидтом и установить связь непосредственно с австро-венгерской разведкой. На встречу с ними в Сучаву на автомобиле специально приехал из Черновиц капитан австрийской армии. Он сообщил, что все сведения от Бриткова были весьма хороши и что Шмидт передал ему фальшивую расписку от Калюжного в получении 600 руб. для Бриткова. Также австрийский разведчик дал задание по организации взрывов адских машин на железнодорожном узле в Жмеринке26. То, что австрийцы высоко оценили сведения от Бриткова, было хорошим знаком для русской контрразведки, которая с сентября 1915 г. развернула целую операцию по дезинформации противника и прикрытию истинных планов Ставки на черноморско-балканском направлении.

Однако вскоре над работой агентуры ротмистра Курганова на румынском берегу Прута нависла угроза. В январе 1916 г. Бриткова призвали в армию, хотя прежде он был освобожден от призыва как сотрудник разведки. Пришлось обратиться за содействием к начальнику контрразведывательного отделения штаба Одесского военного округа подполковнику В.М. Якубову, которому удалось отстоять Бриткова27. А в марте 1916 г. 22-ю Измаильскую пограничную бригаду, в которой служил Курганов, отправили на переформирование, и ему пришлось отправиться с ней. В письме к Якубову он высказывал сожаление о том, что ему приходилось бросить оперативную работу по группе потемкинцев. Ротмистр-пограничник сообщал также, что у него возникли подозрения в отношении собственного агента Парамона Лефтерова, который, вероятно, брал деньги и у Курганова, и у Калюжного, помогая ему водить за нос агента Бриткова. Тем не менее именно Бриткову ротмистр Курганов был вынужден поручить все начатое им агентурное дело, перспективы которого теперь были более чем туманны28.

Любопытно, что Григорий Калюжный, который, как вражеский агент, был одним из главных объектов наблюдения и разработки ротмистра Курганова, докладывал своему начальству в БГЖУ о непрофессиональных и провокационных действиях самого Курганова. Так, Калюжный сообщил, что однажды в его присутствии совершенно незнакомый человек сделал Пустякову предложение переправлять динамит из Румынии в Россию. Это предложение от неизвестного человека показалось настолько странным, что в нем сразу же заподозрили русского агента, а позже выяснилось, что этим человеком был сам ротмистр Курганов29.

Несмотря на убежденность Курганова, что ему удается полностью отслеживать работу потемкинцев по ввозу динамита, последние успешно продолжали эту деятельность. В целом история заговорщиков из Галаца Пустякова и Калюжного и их попыток доставить динамит в Россию могла бы стать сюжетом отдельного авантюрного романа. Но операция эта так и не была осуществлена, хотя разговоры о ней длились около полугода, причем все действующие лица продолжали обманывать друг друга и наживаться за счет австрийской разведки. И за всем этим пристально следили секретные службы России.

Как докладывала в декабре 1915 г. агентура БГЖУ в Румынии, потемкинец Пустяков вместе с товарищем примерно один раз в неделю доставляли из Бухареста на станцию Барбош близ Галаца небольшие партии динамита, шпионскую корреспонденцию и революционную литературу. Все эти лица получали жалованье из германской миссии. Их пособниками были румынские рыбаки-липоване, которые при помощи товарищей-рыбаков с русского берега переправляли груз в Россию. По данным агентуры, в перевозке динамита и мазепинской литературы участвовали румынский подданный Григорий Сова (т.е. Калюжный), проживавший в Рени и содержавший там кузнечную лавку, а также семья шорных мастеров Ивановых, проживавшая в Рени и Галаце30.

Именно в приграничном дунайском порту Галаце находился главный центр подготовки вражеских диверсий. Одну из групп возглавлял содержатель шинка Маки Мелисаратос, в нее входили также два рыбака и несколько рабочих с фабрики "Гетц". Однако из-за возникших денежных недоразумений рыбаки донесли на Мелисаратоса. В конце ноября 1915 г. он был подвергнут обыску; у него обнаружили склад динамита и "аппараты для производства взрывов". Мелисаратос и несколько его сообщников были арестованы31. Однако работа врагов в Галаце продолжалась. В марте 1916 г. в штабе Одесского военного округа были получены сведения, что главным местом сбора мелких агентов австрийского шпионажа была пекарня грека Элефтерия Ставро. Там собиралась "шайка" из 25 человек разных национальностей, в том числе все тот же Григорий Калюжный. Сам пекарь Ставро почти каждую неделю приезжал пароходом в Рени, где проживал его зять, шорный мастер Иванов32.

Как видим, бессарабские жандармы были неплохо осведомлены о неприятельской шпионской и подрывной деятельности близ русской границы на нижнем Дунае. Ценную информацию об этом сообщал еще один агент БГЖУ в Румынии - конторщик русского Дунайского пароходства в Галаце Антон Зимос, он же Григорий Парфенти. Сведения о контрабанде динамита передавали агенты Рыбаков, Окунь и Ерш, по всей видимости, из числа местных рыбаков33. Антон Зимос состоял на службе с 1 апреля 1913 г.; как и Калюжный, до войны он освещал деятельность Союза черноморских моряков, затем был перенацелен на наблюдение за контрабандой динамита и революционной литературы. Он подчинялся помощнику Нордберга в Измаиле подполковнику Афанасьеву, который вел переписку с этим агентом через лоцмана парохода "Адмирал Кашерининов" Афанасия Бенитатоса34. Зимос сотрудничал с ротмистром пограничной стражи С.М. Пайзанским, которому передавал данные о передвижениях румынских войск в Галацком корпусном округе35.

У агента "Парфенти" не сложились отношения с помощником Нордберга на пограничном пункте в Рени подполковником Ральцевичем, который обвинял его в передаче ложных сведений и финансовых махинациях. Зимосу ставилось в вину, что он присвоил себе несколько тысяч франков выручки за партию брусничного листа, принадлежавшего его родственнику. Затем Зимос якобы начал запугивать потерпевшего обвинением в шпионаже, оговаривал других невиновных людей. Наконец, "Парфенти" обвинялся в бесцензурной доставке писем через границу для австрийской экспортной конторы "Блау и К ", подозревавшейся в шпионаже; были и анонимные сведения о его шпионаже в пользу сигуранцы36. Сложно сказать, насколько эти сведения соответствовали действительности. Как показывает опыт работы русского политического сыска того времени, среди его тайных осведомителей практически не было идейных и чистоплотных в делах людей. Однако даже в этом случае такие агенты могли поставлять ценную информацию, при наличии кураторства, а с этим у секретных служб России были большие проблемы.

Вопреки мнению Нордберга, его подчиненный Ральцевич добился от адмирала Веселкина перевода агента "Парфенти" из Галаца в главную контору Дунайского пароходства в Одессе с 1 января 1916 г. В результате БГЖУ лишилось своей агентуры в Галаце. По следам этих неудач жандармские офицеры начали грызться между собой. С 15 декабря 1915 г. деятельность всех чинов БГЖУ в Измаильском уезде была по приказу главного начальника Одесского военного округа генерала М.И. Эбелова объединена в руках подполковника Н.И. Шамшева, бывшего начальника Гродненского губернского жандармского управления, назначенного помощником Нордберга в Рени37. Шамшев, как чужак, пришелся не ко двору у местных жандармов. В мае 1916 г. Нордберг обвинил его в отказе поддерживать связь с агентурой в Галаце (до которого из Рени было всего два часа пути на пароходе по Дунаю). Шамшев отвечал, что не против работать с галацкой агентурой, но при эвакуации его управления из Гродно потерял все имущество, включая штатское платье. На обзаведение он просил деньги у Нордберга, но тот отказал38. В конце концов приказом М.М. Веселкина N 1987 от 11 октября 1916 г. Шамшев был назначен заведующим контрразведкой экспедиции особого назначения39. К сентябрю 1916 г. Нордберг был переведен в Одессу, а на смену ему в Кишинев был назначен его прежний оппонент Ральцевич.

Старая Россия и ее органы политического сыска близились к своему трагическому и бесславному концу, и заграничная деятельность БГЖУ не увенчалась сколько-нибудь значительными достижениями. Впрочем, она изначально была ориентирована лишь на относительно неширокую полосу вдоль границы Румынии, а ее цели не выходили за рамки традиционной для политической полиции деятельности по предупреждению проникновения в Россию враждебных лиц и опасных грузов. Опыт работы русской контрразведки и политической полиции в Бессарабии в годы Первой мировой войны показывает, что внутренняя ситуация в Днестровско-Прутском междуречье, несмотря на усилия противника, вплоть до крушения монархии в России оставалась достаточно спокойной и в целом контролировалась имперскими властями. Однако после Февральской революции и слома прежней системы государственной безопасности уже ничто не могло предотвратить разгул националистического сепаратизма, подготовивший почву для оккупации Бессарабии королевской Румынией.

Научная библиотека