"Внезапные обыски его у большинства начальствующих производили впечатление общей паники и растерянности. Посыпались доносы без разбора на правого и виновного"2, - писал один из железнодорожных агентов. Тогда как газеты смаковали подробности выявленных нарушений, те, кто половчей, пользовались коррупционными скандалами для сведения личных счетов.
Ревизия выявила значительные недостатки в строительстве и нарушения правил хранения секретной документации; обнаружила несбалансированность количества подвижного состава между востоком и западом, недостаток воды, а также открыла некоторые случаи антиправительственной деятельности на железной дороге3.
Палки в колеса
К вящему неудовольствию МПС, при проведении ревизии Медем пользовался услугами чиновников и агентов, по той или иной причине ущемленных железнодорожной администрацией, и оказывал им протекцию. Одним из таких протеже сенатора стал горный инженер И.И. Епифанов, начальник казенной Анжерской копи, чье имя повторяется в отчете о произведенной ревизии и в обширных приложениях к таковому едва ли не чаще других. Дело в том, что в истории Епифанова так или иначе проявилось большинство противоречий и пороков существующей системы.
Владельцы частных копей вскоре увидели в Епифанове, "эффективном менеджере", по своим политическим взглядам близком к черносотенцам, опасного конкурента. Надо отметить, что еще в 1905 г. на Донбассе нелегальным союзом инженеров за монархическую деятельность ему был объявлен бойкот4.
Своими энергичными действиями по увеличению производительности Анжерской казенной копи горный инженер поставил под угрозу финансовое благополучие соседних частных предприятий, и без того переживающих не лучшие времена. С завершением русско-японской войны потребление угля резко упало, а администрация Транссиба созданием стратегических "мобилизационных" запасов себя не утруждала. Ревизией Медема было указано на этот недочет, ставший впоследствии крупной неприятностью в хлебную кампанию 1911-1912 гг., когда недород вызвал голод и массовый падеж скота.
Когда новый начальник дороги Н.П. Осипов сократил смету копи, Епифанов принялся писать практически во все инстанции5. Реакцией железнодорожной администрации на это упорство стало увольнение Епифанова, отказавшегося уменьшить добычу, а спустя два года он подвергся судебным преследованиям.
Казалось, частные промышленники взяли верх. Они решили, что выгоднее действовать сообща и предприняли попытку решить проблему заключения столь желанных ими долгосрочных контрактов в Петербурге частным порядком, иначе говоря, подкупив кого-либо из высокопоставленных чиновников МПС. Взятку предназначалось дать А.А. Палтову, директору канцелярии министра путей сообщения С.В. Рухлова (см. док. N 2). Однако добиться желаемого им так и не удалось. (Кстати сказать, сам Палтов состоял в числе акционеров Московско-Сибирского горно-промышленного общества и Сибирского Кузнецовского горно-промышленного товарищества, главным акционером которых был видный углепромышленник Д.М. Кузнец6).
Без высочайшего интереса
Эти и многие другие случаи противозаконных деяний были выявлены неутомимым сенатором. Всего по итогам ревизии Медема было заведено 209 уголовных дел на 398 лиц7. Впрочем, сам Рухлов полагал, что все эти дела "за весьма, быть может, немногими исключениями, не имеют какого-либо выдающегося общественного интереса", а потому не ожидал, чтобы "следственная власть отнеслась к ним с особым рвением и энергией"8. Разумеется, здесь Рухлов поскромничал: к уголовной ответственности был привлечен чуть не поголовно весь личный состав старших агентов Сибирской железной дороги, а разоблачения широко освещались в прессе9. Председатель Совета Министров П.А. Столыпин занял сторону Медема, но вскоре был убит, а производство по делам затянулось. Тем временем Рухлов пустил в ход свои связи и административный ресурс. Ревизия еще не была завершена, а министр уже заявил, что ее результаты не соответствуют действительности. К всеподданнейшему отчету Медема Николай II отнесся без интереса, и стараниями Рухлова многие дела были закрыты, а обвиняемые оправданы. Тем не менее, Медем до последнего пытался отстоять права тех, кто возлагал на него надежды, и в первую очередь инженера Епифанова, и подал ходатайство на Высочайшее имя. Когда же император проигнорировал и его, сенатор подал в отставку.
Надо признать, не все обвинения Медема были справедливы. Так, например, исполняющий должность Директора Департамента полиции С.П. Белецкий полагал бездоказательными сведения о политической неблагонадежности двоих из трех должностных лиц дороги, обвиненных Медемом (в том числе и Н.П. Осипова)10.
К тому же граф Медем, честный человек большого личного мужества, обладал одним неприятным, но характерным для своей эпохи недостатком: "неправильная" национальная принадлежность человека делала его в глазах сенатора-ревизора априори неблагонадежным. Неготовность к исполнению воинских перевозок граф Медем представлял как стратегическое ослабление позиций России в регионе. А потому топливный вопрос вкупе с этой особенностью графа предопределили выводы ревизии и стали краеугольным камнем противоречий с МПС.
Все три документа находятся в фонде Коллекции рукописей Царскосельского дворца ГАРФ (Ф. 543). Документы публикуются с сокращениями, в соответствии с нормами современного русского языка, стилистические особенности сохранены.
N 1. Из рапорта сенатора графа О.Л. Медема Николаю II.
Ваше Императорское Величество!
Согласно милостивого разрешения Вашего Императорского Величества непосредственно обращаться к Вам, государь, в особых случаях, осмеливаюсь повергнуть Вашему Императорскому Величеству мою Всеподданнейшую просьбу - всемилостивейше соблаговолить повелеть прекратить по Высочайшему повелению дело бывшего начальника Анжерской каменноугольной копи инженера Епифанова, находящееся в Омской Судебной палате и предоставить инженеру Епифанову место на государственной службе из тех, на которых он мог бы быть особенно полезным по своей опытности и честности и о которых имею честь упоминать в рапорте моем на имя Вашего Императорского Величества, при сем прилагаемом.
Ходатайствую об этом экстренно потому, что дело И.И. Епифанова, возбужденное неправильно, может быть прекращено по Всемилостивейшему манифесту, и тогда он останется на всю жизнь в подозрении относительно его правоты. [...]
Вашего Императорского Величества верноподданнейший
Сенатор граф Медем.
ГАРФ. Ф. 543. Оп.1. Д. 398 (2). Л. 3-4об.
Рукопись. Подлинник.
N 2. Протокол опроса купца П.К. Щелкунова11
Иркутск. 1911 года, июня 15 дня. Я, Старший Чиновник при Сенаторе, ревизующем по Высочайшему повелению Сибирскую железную дорогу, коллежский секретарь М.Н. Соколов, опрашивал нижепоименованного, с соблюдением ст. 443 У.У.С., причем он показал: "Я, Щелкунов Петр Карпович, Нижне-Удинский 1-ой гильдии купец, 35 лет, старообрядец, не судился, живу в селе Черемховском, Балаганского уезда.
С 1901 года я владею каменноугольными копями, находящимися у самой станции "Черемхово" Сибирской железной дороги. С того же времени и по сей день я занимался поставкой каменного угля на Сибирскую дорогу. Количество поставляемого угля колебалось от 900000 пуд. до 8000000 пуд. в год. Последнее количество было выставлено мною в 1906 году и с тех пор поставка опять значительно упала.
На Торги в Томск приходилось всегда ездить мне самому, и я Вас заверяю, что взятие мною там поставок никогда не сопровождалось денежными выдачами в чью-либо пользу. Через директора Томского технологического института Зубашева я познакомился с начальником дороги Павловским. Последний, встречаясь со мною у Зубашевых, иногда по моей просьбе назначал мне часы свиданий у него на квартире: там мы вели деловые беседы. Упомянул я об этом, во-первых, потому, что время службы Павловского совпадало как раз со временем особенно усиленной поставки угля, когда давались углепромышленникам дополнительные наряды и, значит, у них было особое желание получить этих нарядов возможно больше, а, во-вторых, потому, что обращение мое с разными просьбами к "первоисточнику" освобождало меня от необходимости обращаться с ними к другим лицам Управления дороги; в честность же Павловского я верил, как в непреложную истину.
Когда прошло боевое время в смысле обильного получения от дороги заказов, мне не было уже необходимости прибегать пред торгами к каким-либо окольным путям: на торгах я получал всегда столько, сколько давалось и другим углепромышленникам и это мне обходилось без какой-либо нелегальной затраты.
Что же касается прочитанного мне Вами письма Тельных на имя Ложникова от 15/ III 1907 года: письмо, в котором Тельных приписывает мне заявление углепромышленникам о возможности заключения в Петербурге долгосрочных контрактов под условием дачи кому-то взятки в размере 500 р. с каждого миллиона пуд. угля, на это я Вам скажу следующее: желание заключить контракт с железной дорогой сроком от 5 до 7 лет было не мое только, но его разделяли все другие углепромышленники. Громадная потребность в каменном угле в военное время с Японией вызвала с нашей стороны большие затраты на рудниках по их техническому оборудованию для целей скорейшего и большего получения угля. Потребности дороги в военное время и были нами вполне удовлетворены. По окончании военного времени, с сокращением движения для нас наступили тяжелые времена: опять должны были каждогодно ездить на торги и испытывать волнения при конкуренции; заказы на уголь значительно и сразу были убавлены; затраты на рудниках не окупались; не было уверенности в том, что в будущем году получишь угля столько же, сколько и в прошлом: и вдруг дадут гораздо меньше, а вдруг совсем не дадут... Вот эти-то соображения и заставляли нас искать возможности заключения контрактов на ряд лет, дабы быть уверенным в работе на продолжительное время. Управление Сибирской дороги имело право заключить с нами контракты только на время до трех лет, а сверх этого надо было хлопотать в Управлении железных дорог в Петербурге. Ввиду того, что я в то время обыкновенно жил в Москве, углепромышленники и поручили мне, как ближайшему по месту жительства, наведываться в Петербурге и там начать хлопоты. В Петербурге я встретил моего знакомого, бывшего начальника переправы через Байкал, инженера Заблоцкого. Этот последний познакомил меня с одним отставным генерал-лейтенантом Антоном Антоновичем Березовским. По словам Заблоцкого, Березовский имел какие-то связи с некоторыми видными чинами Министерства путей сообщения и мог бы нам помочь в нашем деле. [...] Генерал, выслушав меня, взялся вести хлопоты по проведению в Управлении железных дорог желаемого нами долгосрочного контракта, конечно, под условием дачи ему за это вознаграждения и вознаграждения одного нужного лица. Потом Березовский сообщил мне, что "нужным" лицом является Директор канцелярии Министра Палтов12, что последний взялся также вести хлопоты по нашему делу, а вознаграждение их обоих в случае успеха должно выразиться в сумме из расчета 500 р. с каждого законтрактованного миллиона пудов, то сумма эта должна быть уплачена сразу со всех углепромышленников и за все годы контракта.
Затем Березовский познакомил меня и с Палтовым. У него я был в министерстве; разговор шел вообще об углепромышленниках и нуждах нашего региона; Палтов всем интересовался и охотно меня выслушивал; беседа наша носила все же характер официальный и до интимностей не доходило. Мне лично Палтов не заявлял о желании получить деньги за хлопоты, да я думаю, ему и не нужно было мне говорить об этом, раз у него уже был посредник в лице Березовского. Хлопоты Палтова выражались пока в даче разных нужных советов: куда обращаться с просьбами, как написать бумагу, что нужно предпринять. По этому же делу мне пришлось быть у министров: сначала у Шауфуса, а затем и у настоящего - Рухлова, у министра торговли, и, наконец, у Столыпина. Меня принимали и меня выслушивали и этим, конечно, я был очень доволен, так как до того времени нас, углепромышленников, обыкновенно не слушали...
Хлопоты продолжались года полтора, а в конце концов, ничем не увенчались, так как Управление Сибирской дороги было против таких долгосрочных контрактов, а Управление дорог, очевидно, не решалось идти в разрез с мнением Сибирской дороги. Последняя уже самостоятельно [...] объявила торги на трехгодичную поставку угля и тем дело наше прикончилось. [...]
Что Палтов и Березовский действительно хлопотали по моему делу и не водили меня за нос, доказывается тем, что они составляли мне проекты докладных записок, или, вернее, формальную их часть; во время Березовский объявлял мне, что с такой запиской нужно пойти туда-то, и когда я шел, меня охотно принимали и выслушивали. Из бесед с министрами мне пришлось убедиться, что к моей беседе с ними их кто-то подготавливал и мое появление у них в кабинетах не было для них неожиданностью. [...]
Секрет содействия в нашем деле со стороны Березовского и Палтова я соблюдал строго и никому из углепромышленников его не открывал. Нижнеудинский 1ой гильдии купец Петр Карпович Щелкунов. Старший чиновник М. Соколов".
ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 407 (1). Л. 57-61. Копия.
N 3. Приложение N 6 к рапорту сенатора графа О.Л. Медема Отношение министру путей сообщения С.В. Рухлову
21 марта 1911 года
N 904
Его Высокопрев[осходитель]ству
С.В. Рухлову
Г[осподину] Министру путей сообщения
Милостивый государь,
Сергей Васильевич
Ввиду крайней, на мой взгляд, важности вопроса о надежном обеспечении надлежащим количеством каменного угля для отопления паровозов всей линии железной дороги от Челябинска до Владивостока, я поручил специалисту по угольному делу изложить мне свои соображения по сему предмету.
Ознакомившись с представленными мне сведениями и соображениями, я прихожу к выводу, что положение указанного вопроса в отношении линии на востоке от Байкала способно внушать большое беспокойство в случае нарушения мира на Дальнем Востоке.
Оказывается, что большая часть копей, обслуживающих Забайкальскую и Восточно-Китайскую дороги, находятся в руках заведомо злейших врагов России - евреев и поляков и разрабатывается при помощи рабочих-китайцев.
В еврейских же руках находятся и лесные концессии в полосе отчуждения Восточно-Китайской железной дороги, вследствие чего евреи сделались там монополистами по поставке не только угольного, но и дровяного топлива.
Признавая, с своей стороны, такое положение угрожающим на случай войны нашим государственным интересам, считаю долгом препроводить при сем означенные сведения на усмотрение Вашего Высокопревосходительства.
Сведения эти сообщены мною одновременно Председателю Совета министров и Военному министру.
/подпись/ Примите уверения в моем совершенном почтении и преданности, граф Медем.
С подлинным верно:
Старший чиновник ревизии барон Фиркс.
Копия верна: Старший чиновник Реш.
ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 398 (2). Л. 37. Копия.
1. Мурзанов Н.А. Словарь русских сенаторов (1711-1917 гг.): Материалы для биографий. СПб., 2011. С. 272.
2. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 31. Д. 3. Л. 66.
3. Наумов А.В. Граф Оттон Людвигович Медем и его семья в трех поколениях: история жизни и судьба в эпоху "великих потрясений" в России. М., 2008. С. 41; ГАРФ. Ф. 102. 4е Делопроизводство. Оп. 121. 1912 г. Д. 316. Л. 144-154, 213-221, 237-242 об.
4. ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 398 (1). Л. 15.
5. ГАРФ. Ф. 117. Оп. 1. Д. 330.
6. ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 398 (2). Л. 40.
7. Наумов А.В. Указ. соч. С. 43.
8. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 31. Д. 3. Л. 13, 13 об.
9. Там же. Л. 9, 10.
10. ГАРФ. Ф. 102. 4е Делопроизводство. Оп. 121. 1912 г. Д. 316. Л. 237-242.
11. Щелкунов Петр Карпович (1876-1945) - известный сибирский предприниматель и меценат.
12. Палтов Александр Александрович (1867 - ?) - камергер, директор канцелярии МПС, в 1918 г. - товарищ министра иностранных дел Украины при гетмане П. Скоропадском.