Как власти заставляли унижаться свой народ во время массовых репрессий

"До революции имел экипажное заведение"

Провозгласив построение справедливого бесклассового общества без угнетения человека человеком, большевистская власть вскоре после событий октября 1917-го издала "Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов". Чтобы понять, какие у этого были последствия, перенесемся в уездный Боровск Калужской губернии 1918 года.

Под лозунгом "Долой эксплуататоров" новая власть начала свою деятельность с показательных гонений на классово-чуждых - "буржуев". А именно - бывших  ответственных за дела уездного правления, купцов - Ждановых, Ежиковых, Полежаевых, Капыриных, Саниных, Голофтеевых… Периодически всех заключали в тюрьму, не предъявляя обвинений, выгоняли из домов и доставляли из тюрьмы под конвоем красноармейцев на уборку улиц.

Те, кто сразу оценил ситуацию и у кого были возможности, эмигрировали из страны. В их числе представители таких родов, как  Обнинские, Провоторовы, Челищевы, Голицины.

Самой же массовой категорией невинно пострадавших в политических репрессиях советских лет стали "лишенцы". Конституция РСФСР 1918 года лишила права избирать и быть избранными тех, кто использовал наемную рабочую силу, живущих на нетрудовой доход, торговцев, служащих бывшей полиции и жандармерии, охранников, духовенство.

Поэтому в 1923-м от выборов в местные Советы в Боровском уезде отстранили 535 торговцев, 139 предпринимателей, 38 "служителей культа" и прочих. Избранных же проверили на лояльность и отсутствие оснований для лишения права голоса. Так, в ГПУ забраковали Василия Пухова, так как он "до революции имел экипажное заведение - работало до 15 человек мастеров-маляров и кузнецов. В настоящее время содержит кузню, имеет одного взрослого рабочего".

"Заменить, - пишет уполномоченный ГПУ, - следующим кандидатом, т. Шишкиным".

В заметке "Повысить классовую бдительность при выборах депутатов в горсовет" местная газета "За коммуну" писала, что вся пролетарская общественность, требует немедленного вывода из депутатов горсовета бывшего лишенца Стеснягина, который и "по сейчас поддерживает связь с лишенцами".

"В настоящее время работаю на распиловке и колке дров"

Самая протяженная улица в Боровске названа в честь политрука Владимира Берникова, погибшего при освобождении соседнего города Вереи во время Великой Отечественной. Отцу Владимира в 1931 году Президиум Райисполкома отказал в восстановлении избирательных прав с мотивировкой: "Берников по окончании службы в полиции ничем не доказал лояльность к Сов. власти. Кустарь-одиночка, слесарь (продукты своего изделия продает на частном рынке по произвольным ценам). Оставить его в списках лишенцев и ходатайство Горсовета отклонить".

Одновременно с лишением права голоса вводились жизненно важные ограничения. Лишенцев не брали на госслужбу, не выдавали продуктовые карточки, они не могли получать пенсий и пособий по безработице, их выселяли из домов. Не допускалось их членство в профсоюзе, не оплачивались больничные листы, детям закрывали пути к среднему и высшему образованию, не допускалось быть заседателями в народном суде, защитниками, поручителями, опекунами. Они стали первыми "кандидатами" в политических репрессиях, которые последовали в 1930-х.

Как видно, условием восстановления в избирательных правах было заверение в лояльности к советской власти.

Так, бывший кожзаводчик Прокофий Голофтеев писал в Райисполком: "У меня с братом вместе было кожевенное кустарное производство. Кожа работалась простым способом с применением наемной силы от 2-х до 3-х человек, и две были домашние работницы. С 1928 года мы уже не работали после окончания своего кустарного дела. Я тут же стал работать на поденных работах… Имею справки и характеристику… Считаю себя вполне лояльным Соввласти. Прошу пересмотреть мое дело и восстановить в избирательных правах, т. к. я имею от роду 60 лет, все время работаю на тяжелых работах в качестве чернорабочего. В настоящее время работаю на распиловке и колке дров в Боровском Пищеторге. Прокофий Голофтеев, 1935 г. 3 февраля".

Но Райисполком нашел, что Николай и Прокофий Голофтеевы недостаточно лояльны к власти и оставил их в лишенцах. А в 1937-м году братьев приговорили к высшей мере...

"Выходила замуж за крестьянина, а не за лишенца"

Категории лишенцев множились: "кулацкий элемент", барышники, прасолы, мельники, подрядчики, лица, возвратившиеся от "белых", кустари, ремесленники, "лица, закабаляющие население путем предоставления в пользование имеющихся у них сельскохозяйственных машин"... Если по Конституции избирательного права лишались главы семей, то Инструкция о выборах 1925 года сделала лишенцами и их жен, матерей, сестер и детей старше 18 лет.

Муранова Аграфена Ивановна из села Беницы, пытаясь избавиться от статуса лишенки, писала (орфография сохранена): "Прошу Сатинский Сель. совет восстановить мне справо решающего голоса так как я дочь крестьянина села бениц Муранова Ивана Егоровича и жена рабочего который имеет стаж 37 лет напроизводстве. Я вышла замуж за Субботина Дмитрия, выходила как закристьянина а низалишенца. В 1929 г. в выборную компанию его лишили голоса как сочли он находился на иждивении своего отца и вмести с ним лишили и меня Муранову. Примите во внимание что я здесь нивиноват совершенно то сложились такие обстоятельства постигшие миня вмалодой жизни… Муранова А.И."

Конов Петр Иванович, которого к лишенцам отнесли как мужа торговки, пишет (орфография автора): "… потеря общественных прав, хлопоты, хождения по учреждениям, считаешь себя прав, а в действительности безправным... месяца и годы летят, результатов ни каких. Вот и получается благодаря того что не впопад женился…"

По усмотрению могли определить и "контрреволюционеров", и "оппозиционеров", и просто любителей "выступать". Вот председатель сельсовета докладывает в избирком: "Граждане деревни Старое Клюкин Павел и Махов Иван тормозили ход выборов, затевая разборки по нарушениям при подсчете голосов, отчего произошел полный беспорядок и шум".

И резолюция на докладной: "В Боровскую Уездизбиркомиссию. Для привлечения гр. Клюкина и Махова как тормозящих элементов стремящихся к срыву предвыборной компании сельсовета… Лишить избирательного права."

Сохранился поименный список боровских лишенцев на 1930 год. В нем значатся:

"Ставить в вину мне, старухе, что не веду общественно полезных работ, поздно"

Служитель религиозного культа мог быть восстановлен в избирательных правах при условии публичного отречения от сана, но духовенство оказалось наиболее несговорчивым. Карали не только священников, но и за связь с церковью.

Сторож при кафедральном соборе в Боровске Екатерина Константиновна Астахова писала в Мособлизбирком, что Боровский Горсовет вновь лишил ее избирательных прав, так как до революции она владела домом, торговыми банями и садом. "В данное время мне 66 лет, и ставить в вину мне, старухе, что не веду общественно полезных работ, поздно", - отмечала она.

О лояльности советской власти заявительница умолчала. У нее давно отняли все, кроме веры в Бога. Астахову оставили в списках лишенцев, а в 1942-м 74-летнюю женщину приговорили к расстрелу за то, что "в период оккупации немецко-фашистскими захватчиками открыла закрытую церковь и через нее проводила антисоветскую деятельность".

Лишенцы - люди, как правило, образованные, способные, предприимчивые, умеющие и желающие работать - из элиты превратились в изгоев общества. В их делах встречаются кричащие от безысходности прошения, где люди умоляют дать им любую работу, чтобы не умереть с голода.

Новая власть выжигала интеллектуальное поле и подрывала генофонд нации. Константина Циолковского, преподававшего в Боровске, и того в 1919-м на две недели упекли в "чрезвычайку", пока шло следствие по делу о связях с белогвардейцами.

Лишенцы уезжали в другие города, пытаясь затеряться там. Но многих отслеживали, обвиняли в сокрытии прошлого и статуса лишенца. Так, в феврале 1933-го в Калуге арестовали 24 ломовых извозчика с "неправильным" прошлым. Среди них четыре брата Стеснягиных (дети вышеупомянутого лишенца Стеснягина) из Боровска. После раскулачивания они прибыли с родителями на жительство в Калугу.

Постановлением "тройки" ОГПУ Московской области 24 извозчиков приговорили к лишению свободы или ссылке на сроки от двух до пяти лет.

А в Государственном архиве России хранится уголовное дело 1932 года, в котором говорится, что от притеснений в городе Уральске 25 человек перебрались на жительство в Московскую область. После ареста трое были расстреляны, 15 осуждены, остальные - сосланы. Среди приговоренных к расстрелу - мой дядя (брат отца), Владимир Александрович Овчинников, 1900 года рождения.

Дяде присовокупили участие в 1919-м в борьбе против "красных". В числе осужденных и мой двоюродный дед - Иван Тимофеевич Колесов. Так как он "скрывал свое прошлое крупного торговца сеном", Иван Тимофеевич получил три года лагерей на Севере.

"...Задачка - во! Как выбирать из одного"

К принятию Сталинской конституции статус "лишенца" упразднили, но нарком Ежов все равно беспокоился, как бы бывшие лишенцы не приняли участие в выборах - он предложил Сталину подписать "постановление о контроле".

В 1937-м Сталин говорил, что "никогда в мире еще не бывало таких действительно свободных, демократических выборов". Но к урнам шел вынужденный приспосабливаться к диктатуре, парализованный страхом, сломленный репрессиями человек. Боровский поэт Алексей Ягодин (1868 - 1941) иронично отозвался на ту речь вождя:

После отказа УМВД по Калужской области реабилитировать политических лишенцев, мне пришлось доказывать очевидное в суде. И Калужский областной суд констатировал: это политическая репрессия. Только в 2014-м УМВД реабилитировало 1159 моих земляков - жителей Боровского района. 

Физическое уничтожение - потеря, безусловно, невосполнимая и страшная. Но не менее трагичным является потеря у многих ныне живущих мировоззренческих основ и практического опыта жизни свободного человека. А еще - подчинение разума, исключающее главную ценность государственного устройства, то есть достоинство человека и его свободу.

Публикация основана на материалах Госархива Калужской области ( Р-1140 оп.1,  Р-520 оп.1), архивов УФСБ (П-7859) и ГАРФ (№1804)